Обнаженная тьма - Арсеньева Елена - Страница 42
- Предыдущая
- 42/90
- Следующая
Дема ошарашенно похлопал глазами и смешно махнул перед собой ладонью, как бы отгоняя призрак.
– Это глюки? – спросил озабоченно. – Глюконат кальция, да?
– Я тебя вызываю!
Дема почесал бороду, и морда его постепенно приобрела осмысленное выражение.
– Дуэль, значит? – спросил он благосклонно. – Ну-ну. Это что ж, из-за той гребаной собачки? Ла-адно тебе, нашел из-за чего чесаться.
– Ты всех замучил! – крикнул Гелий. – Ты, тварь такая, думаешь, что тебе все дозволено? Люди из-за тебя… – Голос опять предательски сорвался. – Доставай пистолет!
– «Доставай пистолет!» – передразнил Дема жалобным, дрожащим голосочком, и Гелий ощутил, что огнем вспыхнуло от стыда лицо, и уши просто загорелись. – Ага! Шас достану, пионер. Так жопу надеру своим пистолетом, что полжизни раком ползать будешь. А ну, подставляй задницу!
Тварь, поганая тварь! Хочешь весь мир превратить в беспрерывно матюгающуюся «демократическую» зону? Не выйдет!
Гелий зажмурился и спустил курок.
Осечка!
Он испуганно открыл глаза. Дема растерянно моргнул. И тут же ощерился в ухмылке:
– Эх ты, пионеришка! Пук, пук! Сейчас я тебе покажу, как надо стрелять!
Он сунул руку в карман, а когда выхватил ее, Гелий увидел уже знакомое дуло. Дема вскинул руку:
– Ладно! Дуэль так дуэль. На счет три. Раз… – И вдруг кинулся на Гелия так стремительно, что тот неловко отпрянул, наткнулся на что-то ногой, с трудом удержал равновесие, а Дема был уже совсем близко, его ухмыляющаяся рожа, клочковатая борода, звериная вонь его годами немытого тела надвигались…
Гелий в отчаянии снова нажал на курок.
Гром, грохот!
Широко открыв глаза, но ничего не видя, Гелий стрелял еще и еще, все его тело дергалось, когда дергался, выплевывая пули, наган, и даже когда наступила тишина, он по-прежнему трясся, как припадочный.
Развеялся дымок, и Гелий увидел Дему, который лежал навзничь, задрав голову. Ветер шевелил его бороду, и правая нога почему-то дергалась быстро-быстро. Но вот перестала. Теперь Дема был неподвижен.
«Притворяется! – мелькнула жуткая мысль. – А у меня больше нет патронов!»
Но Дема не шевелился, и наконец Гелий осмелился сделать шаг, второй…
Приблизился к лежащему – и увидел крохотную, аккуратненькую дырочку точнехонько на переносице.
Он покачал головой, не веря своим глазам. Да, Дема убит одним выстрелом… может быть, самым первым. А все остальные пули ушли, значит, за молоком? На теле ни капли крови.
Правая рука Демы была откинута, пальцы разжались. На ладони лежал пистолет.
Гелий нагнулся и тихо ахнул. Да ведь это деревяшка, грубо обточенная и небрежно покрашенная деревяшка!
Значит, он все-таки убил безоружного…
Гелий отпрянул, давясь комом, подкатившим к горлу. Тихо всхлипнул – и вдруг его точно лозиной по спине хлестнули.
Шаги! Шаги сзади!
Он оглянулся, вытянул трясущуюся руку…
Высокий худощавый мужчина выскочил из зарослей тальника и замер, окидывая взглядом Гелия с револьвером и распростертого на земле Дему. Провел ладонью по лбу, присвистнул:
– Вот это да!
Вдруг нахмурился, шагнул к Гелию и, вывернув ему кисть, почти без усилий вырвал наган. Вгляделся в табличку.
– Ого!
Склонился над мертвым, а когда выпрямился, в глазах его мелькнуло уважение:
– Весь в деда. Не слабо! Патроны остались?
Гелий молча вынул коробочку из кармана.
– Отлично, – парень забрал и их. – А теперь – бегом. Ну!
Он кивком указал на тропку, ведущую от лагеря по берегу.
Гелий побрел на заплетающихся ногах.
– Шевелись! – прикрикнул парень. – Бегом, сказано же!
«Я его где-то видел, – тупо подумал Гелий, с трудом перебирая ногами. – Точно, видел. Где? Не помню… А куда он меня гонит? В милицию?»
Эта мысль взволновала его очень мало. Гораздо важнее казалось сейчас вспомнить, кто этот высокий парень с худым, нервным лицом. Но никак не удавалось.
– Налево, – послышалась команда, и Гелий увидел, что тропка круто свернула в обрыв. Запрыгал по выбоинам и впадинам, скользя подошвами кроссовок по траве. С разбегу выскочил на берег – и увидел резиновую лодку с подвесным мотором.
– Руки песком протри, – приказал парень. – Этот твой громобой весь в масле. Что так плохо почистил?
– Я чистил… – с трудом шевеля губами, пробормотал Гелий, до боли натирая песком ладони и ополаскивая их в теплой, словно подогретой, воде.
– Смотри, до мяса не сотри, – усмехнулся парень, и по этой мимолетной усмешке Гелий узнал его. Точно так же улыбался Севка Корнилов! Сколько раз Гелий видел по телевизору: слетит с коня или брусьев, раскинет руки и улыбнется, чуть склонив голову. И зрители надрываются, аплодируя… Ну конечно, это его сводный старший брат Слава. Нет, фамилию не вспомнить. Да Гелий и не знал никогда его фамилии.
– Теперь в лодку – пошел!
Гелий неуклюже заскочил в лодку. Слава столкнул ее на воду, заскочил сам. Включил мотор – и шелковая, серая гладь озера пошла к берегу пенистой волной.
– Куда вы меня? – спросил Гелий, но Слава поморщился и показал на уши: не слышу, мол.
– Куда вы меня?!
– Как куда? – удивленно крикнул Слава. – На рыбалку. Мы с тобой еще вчера договорились, ты что, забыл?
Гелий смотрел на него расширенными, непонимающими глазами.
Слава сердито качнул головой и заглушил мотор, чтобы не кричать.
– Кончай комплексовать, – сказал сердитым шепотом. – Я, когда услышал вчера про эту несчастную собаку, тоже первым делом подумал: убил бы гада! Ты правильно поступил. Просто отлично! Только теперь надо по-умному все обставить, чтоб не пришлось из-за этого слизняка на нарах париться. Малявка ваш – козел самый настоящий, он перед братками на цырлах стоит. Поэтому запри рот на замок, понял? Плюнь и не переживай. Твое дело – запомнить, что сегодня я за тобой зашел аж полтретьего – сорок минут назад. И с тех пор мы были вместе. И вечером вместе вернемся. Понял, чудило?
Гелий наконец-то понял. Осмотрелся – и только сейчас заметил, что вокруг совсем светло. Солнце смотрело так ласково, туман опускался в овраги под берегами, серая гладь озера постепенно голубела. Плеснула хвостом рыба, сверху донесся голосок жаворонка, но тотчас мотор снова взревел, и лодка плавно понеслась прочь от берега, унося Гелия прочь, прочь… от Демы, от смерти и мести, от страха…
Гелий оглянулся. Берег отдалялся слишком медленно, чересчур медленно.
Он отвернулся, нахмурился. «Не буду смотреть! Не хочу!»
Он еще не знал, что никогда не сможет отплыть от этого берега. Никогда.
– Почему ты ничего не сказала? – шепнул Ростислав.
Александра пожала плечами, безотчетно водя в темноте пальцами по его гладкому, худому плечу. Она не только ничего не сказала, не предупредила о том, чего ему надо ждать, но и когда Ростислав, почувствовав неладное, попытался остановиться, она с силой прижала его к себе. Ну а потом… ну а потом уже было поздно.
С его стороны довольно глупо спрашивать, между прочим. Предупреди Александра, он, может, испугался бы. Кто их знает, теперешних мужчин, это раньше девственность была наградой и достоинством, а теперь небось превратилась в недостаток. Хотя непохоже было, чтоб это его так уж особенно остудило. Длилось все довольно долго, Ростислав никак не мог остановиться. Александре даже показалось, что он нарочно замедляет минуту последнего наслаждения. С трудом дошло, что он старается для нее! Хочет, чтобы она тоже что-то испытала!
Помнится, это открытие так ее изумило, что она даже о боли позабыла. Впрочем, боль была не так уж велика, чтобы говорить о ней всерьез. Наверное, у всех это по-разному. А наслаждение… ну, не так, чтобы она лишилась чувств в его объятиях, как все эти дамочки из любимых Кариной романов, но дыхание захватило, да, было такое дело…
Александра теснее прижалась к лежащему рядом мужчине и усмехнулась в его плечо. До чего накрепко приросла к ней маска старой девы! Даже сейчас не хочет спадать, несмотря на то, что она уже благополучно рассталась со своей девственностью. Почему бы не признать, что в объятиях Ростислава она чувствовала себя хорошо, просто великолепно, как рыба в воде, как птица в вышине, словно была создана именно для странных, упоительных содроганий, а вовсе не для хождения по участку, или сидения в поликлинике на приеме, или скучных снов в одинокой девичьей постели! И она не лежала сконфуженным, перепуганным бревном, а отвечала ему так, что он то стонал, то вскрикивал, то шептал какие-то слова, от которых у нее дух захватывало даже еще пуще, чем от этих движений – сначала медлительных, робких, а потом сумасшедших, быстрых, порывистых… приведших к потрясающему завершению!
- Предыдущая
- 42/90
- Следующая
