Мышьяк за ваше здоровье - Арсеньева Елена - Страница 6

• Предыдущая
• 6/71
• Следующая

Оба спешат поскорее перейти к делу, но после некоторых торопливых телодвижений вздыхают с явным облегчением не из-за того, что достигли наконец блаженства, а просто потому, что дело сделано и можно не играть друг перед другом в какие-то чувства, не изображать влечение – лучше полежать, отдохнуть, потом принять душ, попить чайку, уже с трудом сдерживая желание поскорее расстаться – и наконец разбежаться до следующего «когда приспичит», а это может произойти через неделю, через две, три, через месяц, а то и больше. Как-то раз они не встречались месяца три. И ничего, никто особо не страдал в разлуке. «И все же… если хоть изредка изображаем некое подобие любви, значит, должны соблюдать определенные приличия, – тоскливо подумал Александр. – Чтобы хотя бы друг перед другом стыдно не было».

Ага, приличия! Не в приличиях дело. Тебе не хватает романтики. Вернее, этой самой любви… не количества и качества фрикций, а именно любви!

Ну и что? Мало ли кому чего не хватает? Тебе – любви, Нинке вон – денег…

– Сколько тебе надо? – спросил он, изо всех сил пытаясь скрыть затаенную обиду.

– А у тебя сколько есть?

У Александра было пятьсот рублей и еще те две зеленые бумажки по сто, полученные нынче ночью. Вот интересно, позвонил бы он сегодня Нинке, зазвал бы ее в койку, если бы не было ночного приключения и этих двух женских фигур, одинаково стройных, высоких, одной – со сверкающим золотом волос, другой – со смоляной косою? Они были словно день и ночь и звались удивительным именем Анна-Марина…

Стоило их вспомнить – и его снова пробрала дрожь подступающего желания. Встал, набросил тонкий штапельный халат, чтобы Нинка не увидела этого – ведь не ее он захотел так внезапно, зачем же отводить ей роль куклы из секс-шопа, а точнее, подобия латексной вагины?

– Сколько есть? Пятьсот рублей, – буркнул он, вдруг решив, что не только не скажет ей про доллары, но даже и тратить их не будет. Самое правильное было бы их вернуть, но стоит только представить, как глупо это будет выглядеть… Нечего кривить душой: даже если потащишься делать такой нелепый жест, только лишь для того, чтобы увидеть сам знаешь кого. Но во-первых, не факт, что увидишь, – скорее всего охранник Серега и за ворота не пустит, а во-вторых, ночь с ее тайнами – это одно, день – другое, он несет иной раз такие разочарования… Нет, деньги возвращать – кретинство. Если они так уж разъедают твое самолюбие, то пусть валяются. Как говорится, на черный день. Кушать баксы не просят, а черный день однажды и в самом деле может наступить.

– Пятьсот? До какого? До двадцатого? – Нина чуть нахмурилась, как бы рассчитывая в уме. – Ладно, дай мне триста пятьдесят, поделим по-братски.

Спасибо, что хоть все не потребовала, смиренно вздохнул Александр. Все-таки до двадцатого, то есть до зарплаты, еще жить да жить. Но все равно, он отдал бы ей все, что ни попросила бы. От стыда за себя, за то, что позвал сегодня, звал раньше… за то, что не хочет больше звать, но, может быть, не удержится. Вообще-то, по-хорошему, Нинка девчонка нормальная, а если в постели лежит бревно бревном, так, может, в этом прежде всего Александр и виноват? Но что поделаешь, если в ее присутствии ничего особенного с ним не происходит? Не звенит …

– Тогда тебе придется подождать, я спущусь вниз в магазин, разменяю. Пятисотка моя одной бумажкой.

– Разменяй, – согласилась Нинка.

– Только сначала в душ забегу.

– Ага. А я пока чайник поставлю.

Александр включил газ, подождал, пока раскочегарится колонка – он любил очень горячую воду, – и влез в ванну. Задернул шторку, направил на себя душ – и подумал философски, что разрядка, даваемая женщиной, – это всего лишь разрядка, снятие статического электричества, а наслаждение – вот оно, эти почти раскаленные струи, омывающие тело, горячий пар, ощущение легкости и чистоты…

– Сашка-а! О-ой, нет, не надо, что вы…

Истерический крик Нины, потом захлебывающаяся скороговорка, потом поток прохладного воздуха, ворвавшийся в горячий кокон, которым только что был окутан Александр, – кто-то резким рывком отдернул пластиковую шторку… и тотчас он увидел, кто это.

Невысокий, широкоплечий, чем-то смутно знакомый парень – совсем молодой, небось не больше двадцати лет, но весь какой-то потрепанный жизнью, про таких говорят: «Битый-перебитый!» – держит перед собой Нину, безжалостно заломив ей руку. В руке – пистолет, дуло уперто Нине в висок, как будто мало этой вывернутой руки, которую и сломать можно, если силу приложить.

Взгляд Александра скрестился со взглядом светло-карих насмешливых глаз – этому типу с пистолетом было весело! – и он мгновенно понял, что попытка хлестнуть его струей горячей воды из душа будет напрасной: он просто-напросто прикроется Ниной.

– Саша, ой, Саша… – стонала она, заводя от боли глаза.

Жалость, бешенство, стыд – велика радость стоять перед этим незнакомым в чем мать родила! – все смешалось, перехватило горло.

– Отпусти ее, чего надо? – с трудом выдавил Александр.

– Вылезай и не дергайся. Шаг вправо, шаг влево… – ухмыльнулся парень, с мужским, каким-то соперничающим любопытством меряя взглядом чресла Александра. Точно так же в бане мужики исподтишка косятся друг на друга – не без ревности: у кого это больше, толще, длиннее? Вообще-то Александру стыдиться в этом смысле было нечего, но сейчас его охватило форменное бешенство!

– Нормального мужика не нашли, педика прислали? – спросил он, нарываясь, конечно, однако не в силах сдержаться.

Против ожидания парень не оскорбился – снова ухмыльнулся:

– А почем ты знаешь, что меня кто-то прислал? Может, я сам пришел на тебя поглядеть?

И при этих словах смутные догадки, бродившие в голове Александра, внезапно оформились в четкий, накрепко запомнившийся образ. Он уже видел этого парня – правда, ни цвета глаз, ни цвета волос, ни даже черт лица толком не рассмотрел, дело происходило ночью, однако было что-то неповторимое, запоминающееся в голосе, в повадках, в манере поводить широкими, накачанными плечами. Тем более что встреча произошла меньше суток назад. Никак не мог Александр забыть Серегу, охранника-»качка» с загадочной дачки человека, который носил намертво приставшую к его лицу бронзовую маску Аддисоновой болезни!

– Узнал? – удивился Серега, которому нельзя было, конечно, отказать в проницательности. Вот ведь, сразу приметил эту искру, мелькнувшую во взгляде Александра. – Да, не зря он тебя испугался!

– Это он тебя послал, значит?

Им не было нужды уточнять, о ком идет речь.

– Да.

– Зачем? – И тут же мелькнул в голове ответ на вопрос, но ответ сей был настолько нелепый, настолько безумный, театральный, нереальный, что Александр не нашел ничего лучшего, как прикрыться злой иронией: больше-то ведь нечем было! – Витек живой еще? Моя очередь первая?

Серега расплылся в ухмылке:

– Не трясись… не бойся. Если б надо было тебя убрать, ты и не заметил бы, кто тебя в совок замел. Я б тебе не дал такой возможности – заметить. Я сейчас по-дружески пришел, просто так – совет тебе дать: ты помалкивай, понял? А то сюжет будет разрабатываться по классической схеме: девочку твою разложат и отработают так, что потом проку с нее никакого не будет. – Он оттолкнул Нину в угол, к стиральной машине. – А девочка хорошая, неужто не жалко?

Девушка упала на колени, скорчилась, обхватив голову. Рубашка Александра, которую она набросила, когда, очевидно, ринулась так опрометчиво открывать дверь на звонок, едва прикрывала тугой задик.

– Тебе в задницу тоже хорошего ерша загонят, – продолжал стращать Серега, – ну и так далее…

Улыбка не сходила с его круглого, простецкого, можно сказать, даже привлекательного лица, но глаза похолодели, из чего следовало сделать вывод, что он говорит серьезно.

– Тебе не трахали еще, нет? – спросил он с доброжелательной улыбкой. – Мама дорогая, скольких я таких, как ты, Машками сделал на зоне – не сосчитать. Что характерно, некоторым нравилось. Ей-богу, не вру! Сначала вроде даже в петлю готовы, а потом в тако-ой вкус входят! О вкусах, как говорится, не спорят…

• Предыдущая
• 6/71
• Следующая