Крутой мэн и железная леди - Арсеньева Елена - Страница 53

• Предыдущая
• 53/72
• Следующая

Ладно, «Достоевский», забудь о своей рефлексии! Разгони черные туманы! Вперед, к роману!

Итак, добродушный Терамен, наставник Ипполита и друг Тезея, пытается объяснить Федре, что своей замкнутостью и провинциальными, завезенными с Крита манерами она просто-напросто компрометирует царя.

«Молю вас о прощенье, госпожа… не мне, конечно, вам напоминать, вам лучше моего сия простая истина известна: с волками жить – по-волчьи выть. В Трезене все должны обычаи Трезены соблюдать, и псарь, и царь, и вы, моя царица!»

Кстати, о птичках. Страсть к стилизации порою доходит у писательницы Дмитриевой до патологии. Согласно Гомеру и прочим античным классикам, в те легендарные времена все как на подбор, и люди, и боги, изъяснялись исключительно гекзаметром. И в любви объяснялись гекзаметром, и дорогу спрашивали у случайного прохожего. И на здоровье только так жаловались, и сплетничали! Тяжеловесного гекзаметра («Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына и т. д…») Алёна не осилит, а главное, этого не переживут ее издатели. Однако в романчике «Федра, или Преступная мачеха» все герои будут изъясняться белым стихом, каким-нибудь, условно говоря, бесцезурным ямбом. Подобно героям Шекспира или Лопе де Вега. А почему нет? Не принято? Но ведь «Достоевского» хлебом не корми – только дай поломать какой-нибудь шаблон! А если это кому-то напомнит не величавую поступь Гомера (Шекспира, Лопе де Вега), а речения Васисуалия Лоханкина, то это их личные трудности. Каждый понимает вещи согласно своей испорченности.

Словом, Терамен продолжает:

«Ваш Крит родной – он столько горя причинил Элладе! Жива, еще жива об этом злая память! Вас встретили враждебно, это правда, но вы что сделали, чтоб эту победить вражду? Увы, моя царица, ничего! В себе замкнулись, ни на шаг из дому. Подумать можно, что у вас кривые ноги, проказа на лице, горб на спине и лысина вдобавок! А ведь вы прекрасны, о моя царица! Как величава, горделива ваша поступь… Ну разве, может быть, чуть-чуть излишне величава… и тяжела, скажу вам откровенно. Когда б во храме Артемиды вы плясали – здесь все помешаны на танцах Артемиды, известно это вам, ну что ж, сие диктует мода! – итак, когда б во храме Артемиды вы плясали, вы б двигались воздушней, грациозней, легче, и стан бы ваш… того… немножко похудел… О да, красавицы должно быть много, это любят боги, но… сбросить где-то как-то сотни три талантов, а лучше втрое [16] – вам не повредит. Вам Ипполит поможет! Царевич в танце – просто совершенство, вполне достоин он святилища, в котором служит. Вас танцевать охотно он научит – он добр и чуток, реноме отца блюдет: сам говорил, как тошно ему слушать, что вас провинциальной неотесой называют!»

Федра уныло отвечает:

«Да я и есть такая неотеса. Читала много книг, старинных фолиантов, а вот танцы… о, на них смотрела я как на пустейшую забаву! Вы думаете, нужно научиться? Конечно, Ипполит танцует бесподобно… и Афродита восхитится, глядя, как румбу исполняет наш царевич или, к примеру, медленный фокстрот… но я… я не смогу! Нет, это невозможно! И нелепо!» Но Терамон не хочет угомониться и убеждает:

«Noblesse oblige? K.,tpyfz wfhbwf! Exbnmcz nfywtdfnm ghbltncz dct ;t! Dfv 'nj ye;yj? ye;yj? edthz.! Yt njkmrj kbim lkz ntkf – lkz leib///»

– Ой, – сказала Алёна, остановив перестук по клавишам и поглядев на экран. – Что ж это я делаю?

Все понятно. Чтобы написать «noblesse oblige», что означает – положение обязывает, она переключилась на английский текст, а потом забыла снова нажать на нужные клавиши и вернуться к русскому шрифту. Вот и получились глюки несусветные. Такое, между прочим, бывало частенько из-за глобальной рассеянности писательницы. Алёна всегда стирала текст автоматически, даже не глядя. Вот и сейчас уже повела мышкой, выделяя набор дурацких знаков, чтобы одним нажатием на «Delete» уничтожить их все, как вдруг взгляд ее упал на слово leib.

Знакомое словечко! По-немецки – тело. Но откуда это тело прилетело в данный конкретный момент? Алёна ведь ничего не писала по-немецки. Она хотела написать всего лишь слова Терамена:

«Noblesse oblige, любезная царица! Учиться танцевать придется все же. Вам это нужно, нужно, уверяю. Не только лишь для тела – для души…»

Из обычных фраз получилось просто нечто… То есть «leib» появилось вместо «души». Забавно! Тело вместо души!

Алёна усмехнулась – и замерла. «Leib» появилось вместо «души»! А вместо многоточия появились три косые черты – ///. И…

Она уставилась на клавиатуру, словно впервые ее видела. На каждой клавише два буквенных обозначения. Английское L – это русское Д. E – это У, I – Ш, B – И, косая черта / – точка. А точка обозначена как ?.

– Боже мой… – прошептала Алёна, зажмурившись. Но именно в этот миг, с закрытыми глазами, она вдруг ясно увидела все, что несколько мгновений назад казалось ей скрытым, разгадала то, что чудилось не разгадываемым!

Она открыла глаза, а заодно – файл, в который копировала электронные глюки от МОНа. От Олега!

Так… Вот самое первое письмо.

Bp bcnjhbb ,ke;lfybq vjtq leib

Английское B на одной клавише с русским И, p – это з, b – и, как уже было сказано, c – оно и в Африке с, n – т, j – о, h– р, опять b – опять и, снова b – снова и, теперь , – это по-русски б, k – л, e – у, значок ; – это ж, l – д, f – а, y – н, b – и, q – й, v – м, j – о, t – е, q – й, l – д, e – у, i – ш, b – и.

Читаем все вместе: «Изисторииблужданиймоейдуши».

Из истории блужданий моей души …

Души, а не тела!

Тела без души не бывает!

При чем тут немецкое leib?! Совершенно ни при чем! Оно просто-напросто сбило ее с толку, и сбило надолго!

– Я, гений Игорь Северянин! – ошеломленно прошептала Алёна:

Ты этого заслуживаешь, вот уж правда что!

Боже мой, как всё просто!

Просто? Да ты минут десять только одну строчку расшифровывала, а тебе их сколько накидали в компьютер. Первое послание, самое короткое, всего тысяча пятьдесят знаков, как свидетельствует «Статистика», но ведь их еще надо разобрать, эти знаки!

Итак, начнем:

«Xtkjdtxtcrbq hfpev – nb[jt? ntgkjt? venyjt ,jkjnwt? d rjnjhjv vtkmntifn ujkjdfcnbrb – vsckb/ Jndhfnbntkmysq ,tcgjhzljr!..

– Ой, нет… – простонала Алёна через пять минут.

Это почему же – нет? Задачка как раз для «Достоевского», который, как известно, любит решать неразрешимые задачи, и чем они труднее, тем ему больше кайфа.

Бедный, бедный Достоевский…

Спокойно, господа. Во-первых, тысяча пятьдесят знаков – это считая с пробелами. А без пробелов их всего восемьсот восемьдесят четыре. Ну, это семечки… правда, здесь их очень много, этих семечек.

Алёна выбралась из-за стола и немножко походила по комнате. Еще кофе выпить, что ли? Для храбрости. А то как-то страшно приступать к этому… щелканью такого количества семечек!

Или сначала посуду помыть? Ведь уже два дня не мыла, а еще Дева, называется!

Вот именно.

Но не зря ведь писал это Олег, не зря шифровал, не зря посылал ей. Это что-то значит…

Это значит, что бедный мальчик и впрямь сошел с ума. Ты могла сама убедиться не далее как вчера.

Ну и что, ты ничего не сделаешь, чтобы ему помочь? Уж кто-то, а ты просто обязана что-нибудь сделать!

Вдобавок тебя ведь любопытство загрызет, если ты не расшифруешь этот текст. Ты себя презирать станешь!

Алёна вернулась к компьютеру. Нет, на самом деле – ничего страшного. Тупо смотришь на клавиши, тупо выискиваешь нужные знаки, тупо нажимаешь на Xtkjdtxtcrbq и так далее…

Да ладно! Посуду двухдневной давности мыть куда противней.

Ну, с богом…

Что получилось?

• Предыдущая
• 53/72
• Следующая