Крутой мэн и железная леди - Арсеньева Елена - Страница 20

• Предыдущая
• 20/72
• Следующая

– От Алекса я только вчера получила письмо по электронке, – сказала Алёна. – Судя по письму, он по-прежнему там же, где и был, – на берегах Эгейского моря, в этом их международном реабилитационном лагере для детей-инвалидов. И адрес тот же: [email protected]… и как-то там дальше.

– Подумаешь, письмо по электронке с чужого адреса отправить! – фыркнул Юрий. – Чепуха на постном масле. Все эти интернетские штуковины только для тех лохов сложны, которые их боятся, а стоит мало-мальски в них покопаться, как понимаешь, что это – просто детские игрушки на самом-то деле. Железо – оно железо и есть. Кстати, у нас существует такое профессиональное сравнение: невропатологи имеют дело с железом, а психологи, психоаналитики, вроде вашего Алекса, психиатры, такие, как я, – это уже программисты… Впрочем, не о том сейчас речь. Я не верю, что Алекс мог вам такую подлянку подстроить. Он вас любил и, думаю, сейчас еще любит, он говорил, что хочет вернуться, хочет, чтобы всё у вас продолжалось…

Они уже дошли до поворота под арку, во двор Алёниного дома.

Алёна приостановилась.

– Ага, так, значит, он с вами все же обсуждал наши отношения? – недовольно буркнула она.

Надо сказать, этот разговор об Алексе раздражал ее чрезвычайно. С глаз долой – из сердца вон, во-первых. Во-вторых, она знала доверчивость своего бывшего бойфренда и не сомневалась, что он не просто обсуждал, а выболтал-таки Литвиненко кое-какие подробности их отношений. То-то Юрий так на нее поглядывал еще с первой минуты встречи! И такое безошибочное определение психотипа… «Достоевский»! А как мило адрес угадал? Тоже мне, фокусник!

Главное было, конечно, не в этом. А в чем? Да в том! Можно сколько угодно считать себя продвинутой на фронте свободомыслия и кидаться якобы совершенно беспроблемно в объятия юноши, которому чуть ли не в матушки годишься, однако все равно живет в глубине сознания мыслишка о том, что его нежная любовь имеет под собой конкретный материальный базис. Что и говорить, все два года их связи Алекс жил как у Христа за пазухой, в своей неуютной общаге появлялся годом-родом, ведь у Алёны был всегда готов и стол, и дом, к тому же по врожденной заботливости своей натуры и готовности радовать тех, кого любит (ну ладно, к кому привязана!), она не уставала осыпать милого друга маленькими приятными мелочами от шарфиков и парфюмов до джинсиков и модных башмаков. И хоть она была, без ложной скромности, женщиной, которой любой мужчина может гордиться: умна, красива, небедна, заботлива, можно даже сказать, добра, – а все же точило ее сомнение: не будь она так щедра, держался бы Алекс за нее столь крепко… или нет? Что характерно, столь же щедрой и заботливой она была и по отношению к бывшему мужу, Михаилу Ярушкину, и к его предшественнику, своему первому супругу (благодаря гонорарам у нее всегда бывали свободные деньги, позволявшие существовать совершенно автономно от семейного бюджета), однако, что тот, что другой были гораздо старше Алёны, и тут даже мысли о некоем альфонсизме не могло возникнуть. А вот с Алексом эта мысль возникала. Алёна твердила себе, что невольно оскорбляет милого, ласкового мальчика, который доставляет ей в жизни и в постели столько радости и удовольствия, однако ничего не могла с собой поделать. Более того! Мечтая об Игоре, она все чаще приходила к выводу, что его глухая оборона вызвана только тем, что Алёна до сих пор не предложила ему цену, соответствующую его стоимости и себестоимости!

Штука в том, что когда взрослый – назовем это так! – мужчина имеет при себе хорошенькую молоденькую спутницу, прихоти и наряды (и ласки!) которой он оплачивает, это нормально принимается обществом. И оно, общество, даже готово снисходительно верить, что барышня искренне любит своего покровителя. Однако когда дама возраста, так сказать, элегантности, имеет при себе хорошенького молоденького спутника, в его отношении к любовнице никто не признает никаких возвышенных чувств, только вульгарный, продажно-принудительный (ну буквально чуть ли не через силу!) трахен-бахен. И, согласно установившемуся стереотипу, мальчик, восходя на ложе к своей зрелой подруге, непременно мечтает о чуть пробудившихся прелестях какой-нибудь глупенькой, но свеженькой крошки, случайно увиденной им на автобусной остановке (троллейбусной, трамвайной, в магазине, в офисе, на дискотеке… во сне, на картинке журнала «Плейбой» – нужное подчеркнуть!).

Черт бы с ним, с обществом, которое понимает вещи согласно своей испорченности! Однако жить в обществе и быть свободным от него нельзя. Поэтому точно такие же коварные мысли терзают исподтишка и саму даму, подтачивают изнутри ее уверенность в себе, ее веру в искренность нежных признаний милого друга… Ни к чему хорошему это не приводит, господа! Все эти подводные течения делают свое черное дело. Сварливая стерва изводит себя и любовника беспрестанным выяснением отношений. Умная интеллигентка делает вид, что принимает все за чистую монету, спасается чувством юмора, однако нельзя же беспрестанно смеяться над собой, сердце – не клоун в цирке!..

А потом, это непрестанное, каждодневное, подспудное ожидание того, что твоя лав стори ненадолго, что юный любовник тебя непременно бросит, не сегодня, так завтра, и никакие деньги (да что у тебя за деньги, тьфу на палочке!) и подарки (ну какие там подарки, ведь «Мерседес» ты ему всяко презентовать не можешь, а могла бы, но что это изменило бы?) его не удержат… а тем более не удержит забота о твоих лучших чувствах, о твоей любви, потому что ведь, согласитесь, он не виноват – в него легко влюбиться, в такого милого, красивого, молодого!

Ну, тогда это полные кранты…

Короче, не слишком-то весело живется «взрослым дамам» при юных любовниках, можете поверить нашей писательнице. И хоть бог ее уберег от любви к Алексу, а все же обсуждение с посторонними их завершившейся связи не доставляло ей удовольствия.

Что бы там ни мурлыкал этот Юрий Литвиненко, какого бы елея ей в ушки ни лил (работа у них такая, у психиатров, – успокаивать), он наверняка пребывает в уверенности, что Алекс ее покинул, а она по нему томится. Поэтому Алёна резко остановилась, намереваясь как можно скорей прервать этот разговор.

– Юрий, я была в таком шоке, что даже не поблагодарила вас. Вы так потрясающе расправились с этим жутким дядькой! – начала было она, намереваясь плавно подвести к прощанию (она уже практически дома!), как вдруг что-то резко шумнуло сбоку в кустах, а потом раздались торопливые шаги, будто кто-то стоял тут неподвижно, а потом кинулся прочь, словно испугался.

Впрочем, еще неизвестно, испугался ли сей неведомый, но вот Алёна так и затряслась! Она безотчетно вцепилась в рукав Юрия и с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться.

– Да это собака небось, – сказал Литвиненко, вглядываясь в темноту и обнимая нашу писательницу за плечи. – Ну что вы, Алёна! Вы же сами говорили, что собаки на вас не бросаются!

– По-моему, это был человек… человек! – пробормотала она, зубом на зуб не попадая.

– Ну и что же, что человек? – пожал плечами Литвиненко. – Двор – он ведь общий! Что за гомофобия у вас вдруг возникла, скажите на милость? Или вы думаете, что ревнивый Анькин муж решил нас выследить и взять реванш?

– Вы не знаете… – с трудом выговорила Алёна, продолжая держаться за него обеими руками. – Вы не понимаете!

– Ну так расскажите, объясните! – мягко попросил Юрий.

– Я сама еще ничего не понимаю, – пробормотала она.

– Сами не понимаете? – повторил он с усмешкой. – То есть вы всё-таки должны понять именно сама ? К посторонней помощи прибегнуть никак не желаете? Ох, леди вы моя, леди железная… Ну ладно, пойдемте, я вас до квартиры провожу. Да не волнуйтесь вы так! – прикрикнул с едва уловимой ноткой обиды. – Не собираюсь я пользоваться вашей беззащитностью и приставать к вам! Желание должно быть обоюдным, это мой принцип. Пошли, по-шли!

И повлек Алёну к подъезду.

Желание должно быть обоюдным? То есть подразумевается, что у одной стороны – у него – это желание уже имеет место быть, и дело всего лишь за Алёной?

• Предыдущая
• 20/72
• Следующая