Имидж старой девы - Арсеньева Елена - Страница 24

• Предыдущая
• 24/82
• Следующая

– Валентина! – резко обернулась к ней Элинор. – Замолчи! Замолчи сейчас же! Как ты смеешь…

Мама с ненавистью посмотрела на меня, на сестру – и выскочила из комнаты.

Так мне впервые был дан намек … Конечно, я ничего не поняла, потому что и в самом деле плакала, громко всхлипывая. Да, я была плакса. Ну и что? Мне так хотелось, чтобы меня жалели, любили, чтобы говорили, будто я самая хорошая! Но мама меня не больно-то любила, это я рано усвоила. Я была не такая . Я не была в этом виновата, но винила себя. И хотя Элинор пыталась меня успокоить и убедить, что все случается в свое время, я ей не очень-то верила.

Честно говоря, до сих пор не верю. Если бы я не взяла свою жизнь и жизнь сестрицы в свои руки, наверняка до сих пор пребывала бы в этом дурацком состоянии ожидания своего времени . А я начала подгонять наши жизни. И смерть близняшки…

Интересно, за что я ее так ненавижу? Почему страстно хочу избавиться от нее как можно скорей? Когда-то я так же страстно желала познакомиться с ней, узнать поближе, проникнуться ее жизнью, стать ей близкой, самой близкой на свете, сделаться с ней буквально одним существом! Ведь мы сестры, мы близнецы, мы родились практически одновременно, правда, она на двадцать минут раньше, но это не играет особой роли. Но потом я поняла, что нельзя бросить свою собственную жизнь под ноги другому человеку, даже своей близняшке. Я поняла, что снова должна стать собой. Но для этого надо отделаться от нее. Ведь она знает обо мне много, слишком много… все. Так же, как я о ней. Но вся разница в том, что она меня нисколько не боится. А вот я ее… боюсь! Очень! И больше всего потому, что не знаю, кого из нас двоих выберет Кирилл.

То есть в том-то и беда, что я знаю это слишком хорошо. Не меня! Не меня…

Перед ним многоцветная колибри и обыкновенная курица. И дело совершенно не во внешности, внешность тут вовсе ни при чем! Ладно, не курица, зря я, в самом деле, так себя унижаю. Не курица, а сизая голубка. Ну и кому она нужна, если рядом колибри?..

Оторвавшись от своих тягостных мыслей, кошу осторожным взглядом вниз и вижу, что Лизочкины глазки закрыты. Ну почему бы ребенку, который практически не спал ночью, не уснуть сейчас? Семь утра, пару-тройку-четверку часиков вполне можно придавить. Марине сегодня в универ к двенадцати, так что мы все втроем и выспаться успеем, и накормить Лизоньку перед маминым уходом.

Спи, крошка! Спи, Христа ради!

Разумеется, стоит только так подумать, как ее веки начинают дрожать. И я, опасаясь побеспокоить ее даже взглядом, опять уставилась в окно. Ох, насмотрелась я в него сегодня… Насмотрелась! Между прочим, тот компьютер опять проявлял свою индивидуальность. Опять на нем не было разноцветной заставки, опять беленькое окошечко мелькало на черном фоне в ритме танго, а потом засветился экран и по нему побежали строки. Быстро-быстро! Правда, сегодня я заметила еще красные вспышки, как будто некоторые части текста были выделены.

Дурь, конечно. Кому бы их выделять? Сам компьютер читает загруженные в него файлы и отмечает особо интересные места?

Господи, да ведь все просто! Предельно просто! На ночь включается антивирусная программа, вот и все дела. Правда, немного странно, что она включается только на одном компьютере, но это уж вовсе не мои проблемы. Наверное, тот клерк, который работает именно за ним, самый заботливый из всех. Если мне не изменяет память, за этим столом сидит такой высокий темноволосый парень в очках. Да, я ведь периодически качаюсь перед этим окошком и днем, поэтому нагляделась на всех сотрудников. Наверное, встречу на улице – нечаянно поздороваюсь. Вот удивятся. А они мне почти как соседи: и немолодая пухленькая брюнетка, и две практически неотличимые друг от дружки унылые блондинки, и толстяк с пышной седой шевелюрой, и тонкий, очень красивый парень испанского типа, который слегка напоминает мне Кирилла и на которого я смотрю с большим удовольствием, и долговязый вертлявый араб, брюнет в металлических очках и дежурной синей водолазке, который как раз и сидит за этим самовольно работающим компьютером, и серьезная, немолодая, гладко причесанная, очень элегантная дама, очевидно, начальница, потому что я вижу ее то в этом кабинете, то в соседнем, и при ее появлении все начинают как-то особенно суетиться.

Кстати, компьютер уже не работает. Погоняв по экрану полосы и красные вспышки, он выключился еще в шесть утра – ровно за минуту до того, как в кабинете зажглись лампы и вошла уборщица.

Ох и уборка… помахала метелочкой по экранам, пошуровала шваброй по полу, вынесла мусорные корзинки – и все.

Уборщицей в этих кабинетах служит негритянка, между прочим. Французы на черную работу не идут. А зря, потому что эти «малые народы», с которыми тут носятся не знаю как, ужасно ленивы. Ну разве это уборка?! Чих-пых – и нет ее, вихрем пронеслась по двум соседним комнатам и исчезла из поля моего зрения. Не исключено, уже машет направо-налево на другом этаже.

О, а вот пришел и хозяин компьютера. Нет, в самом деле, сущий трудоголик. Рабочий день с восьми, а ему неймется! Или что-то не доделал вчера, решил сегодня потрудиться пораньше?

Он стоит боком, и мне отлично видно, что у него на затылке изрядная плешь. А еще мне видно, что он делает. Включил компьютер, вынул из процессора дискету – и снова выключил. Положил дискету в карман, посмотрел на часы – и резво выскочил из кабинета. Наверное, что-нибудь забыл.

Бывает с людьми всякое. Вот Лизонька сегодня явно забыла поспать!

Или… не забыла? Точно, угомонилась. Надо скорее воспользоваться моментом и вырубиться.

Так… положить, запеленать, укрыть, раздеться, упасть, замотаться в одеяло, как в кокон, быстро повздыхать о Кирилле… И уснуть!..

Я же говорю – жизнь поразительно однообразна.

Хоботов выключил рацию и несколько мгновений сидел, тупо глядя перед собой.

– Чего? – на ходу подтолкнул его локтем водитель. – Колька, чего, а?

Хоботов вяло отмахнулся.

Первой мыслью его было, что у Малютина крыша поехала. Он уже совсем изготовился с насмешкой спросить, давно ли она в пути, как вдруг его словно за горло что-то схватило. И вовремя! Потому что в голове мелькнула догадка… такая, от которой он враз застыл, как лед, взмок, как вареный рак, осип, охрип, всякое соображение потерял. Еле хватило сил отовраться от Малютина и взять минутный тайм-аут. Но время идет, тикает, а он все сидит, как идиот, не в силах поверить, что мог так лажануться.

Повернул голову, поглядел сквозь зарешеченное окошечко, отделяющее кабину от фургона.

Этого типа не видно. Валяется, наверное, на полу.

Да, ребята… Вот это и называется – ошибочка вышла!

Нет, быть того не может! Точно, Малютин с печки упал. Железно! Но… все-таки надо проверить это дело. Для успокоения души.

Он набрал номер аэропортовской СБ, что-то набрехал про лопнувшее колесо. Вован вытаращивал глаза, Малютин в любую минуту мог задать резонный вопрос, почему, если меняют колесо, работает мотор. Но на такие мелочи Хоботов уже не обращал внимания.

Кое-как скомкал разговор с Малютиным, отключился.

– Тормози, Вован, – пробормотал нервно. – Приехали. Да стой, кому говорено!

Володька непонимающе поглядел на друга, шурина и начальника, но спорить не стал – притулился к обочине. Машина еще шуршала колесами, а Хоботов уже выскочил из кабины и побежал открывать фургончик, забыв, что ключ у водителя. Пока тот вылез из кабины, пока подошел – Хоботов изматерился весь.

Наконец дверца распахнулась. Парень лежал ничком.

– Эй ты! – окликнул его Хоботов как мог сурово, изо всех сил давя предательскую дрожь в голосе.

Тот не шелохнулся, даже не застонал.

Елы-палы…

– Закрой за мной дверь, – велел Хоботов, заскакивая внутрь.

Володька опасливо покосился на него:

– Слышь, Колька. Может, хватит с него? А?

• Предыдущая
• 24/82
• Следующая