Час игривых бесов - Арсеньева Елена - Страница 39
- Предыдущая
- 39/80
- Следующая
Потом Борис вдруг завил ноги такой веревочкой, что Раечка диву далась, как это вообще возможно проделать человеческими конечностями, которые ведь состоят не только из мышц и сухожилий, но и из костей, – так вот, ноги Бориса были завязаны узлом, словно он стремился скрыть застежку брюк от посторонних взглядов. Потом он взвизгнул, прижал ко рту ладонь и вцепился в нее зубами. Зажмурился, но слезы все еще сочились из-под ресниц. И простонал нечто неразборчивое, что-то вроде:
– А оэ э оу! Э оу! Уыаю!
Заплаканные глаза Бориса распахнулись и уставились на Раечку так страстно, что она вдруг догадалась, что именно пытался изречь страдалец:
«Я больше не могу! Не могу! Умираю!»
Умирает?!
Борис умирает из-за нее? Из-за нее?
Из-за нее, толстой коротышки, на которую с таким презрением таращились длинноногие дамы вроде мачехи и писательницы Дмитриевой! Да им, этим теткам, этим бабкам, и не снилось такое... да ради них никто и никогда не подумал бы умереть!
Ошеломленная Раечка тупо наблюдала телодвижения Бориса, и вдруг истерический визг прервал ее оцепенение.
От неожиданности Раечка сама рефлекторно взвизгнула, обернулась – и сначала увидела огромные, расширенные, побелевшие от страха глаза мачехи Светы. Света и сама была белая, как мел. Она забилась с ногами в кресло и тыкала куда-то пальцем с длинным-предлинным ногтем.
Раечка повернула голову туда, куда указывала Света, – и остолбенела... Она и рада была бы крикнуть, да подавилась собственным голосом при виде Левы, который, глядя на нее мрачными, безумными глазами, вскочил с кресла, рванул «молнию» на своих джинсах и извлек оттуда...
Что это? Что это там такое?
Такого Раечка в жизни своей не видела! Такого просто не бывает! Не может быть!
Во дворе около подъезда опять обнаружилась машина отдела охраны. Увидев ее, Алена немножко подержалась за сердце, потом заставила себя принять спокойный вид и подошла к охранникам, которые на сей раз заняты были не кроссвордом, а сканвордом из многоумной газетки, которая так и называлась: «Сканворды».
Алена постучала согнутым пальцем в стекло.
– Здрасте, Елена Дмитриевна, – сказал Славик. – Не пугайтесь, все в порядке. Просто сработала сигнализация – ни с того ни с сего. Мы приехали, посмотрели. Все нормально. Она опять, опять... видимо, заклинило что-то. Или замкнуло. Мы решили остаться на всякий случай. Ну, раз вы уже пришли, мы поехали?
Алена мрачно покачала головой. В аналогичном случае она застала в своей квартире господина Саблина и его телохранителя. Не хотелось бы наткнуться сейчас на персонаж из его романа! В смысле, на господина Гнатюка.
– Пожалуйста, давайте вместе поднимемся, проверим, как там, все ли в порядке, – попросила она. – Как вы думаете, почему там что-то замыкает?
Славик с видимой неохотой выбрался из машины, одернул куртку, которая казалась слишком толстой и неуклюжей из-за поддетого под нее бронежилета, и потащился позади Алены на третий этаж. Впрочем, на последнем лестничном пролете он обогнал даму и перед дверью оказался первым – принимать огонь на себя, надо полагать. Открыл дверь запасными ключами, которые хранились в отделе охраны и брались с собой на выезд, сам позвонил на пульт, прошелся по комнатам, с самым серьезным видом заглянул в ванную и туалет, даже дверь коридорной ниши открыл.
– Все в порядке! – отрапортовал браво. – Разрешите идти?
– Идите, – не сдержалась, хихикнула Алена.
– Вы бы, Елена Дмитриевна, телефонного мастера вызвали, – сказал Славик, уже ступив на порог. – Может, у вас аппараты барахлят, а нам из-за этого лишняя морока. Или дайте заявочку линию простучать. Договорились? Сделаем?
– Завтра же сделаем!
Заперев за Славиком дверь, Алена кое-как пошвыряла в стороны сапоги, шубу, шарф, сунула ноги в тапки и ринулась к компьютеру. Притопывая от нетерпения, дождалась, когда он нагреется, и открыла файл, который у нее был сохранен под названием «Заказной роман». Забегала курсором по экрану, выискивая нужный абзац...
– Не он, конечно, – облегченно вздохнула Алена, найдя наконец то, что искала.
Ах, не он, не он, вскрикнула Марья Григорьевна и упала в обморок. Или это была не Марья Григорьевна? Как ее звали, ту барышню из «Метели»? Марья Кирилловна – это из «Дубровского», Марья Ивановна – «Капитанская дочка», а в «Метели» кто? Можно пойти посмотреть собрание сочинений Пушкина, однако отчество бедняжки Марьи сейчас интересует Алену Дмитриеву в последнюю очередь. Куда важнее то описание внешности Гнатюка, которое она прочла в первой части истории Ивана Саблина: Гнатюк «был очень низкорослым, гораздо ниже моего плеча, и он был толстый, просто-таки круглый, лысый, одетый во все светлое и, это сразу понял даже я, мальчишка, в очень дорогое. Собственно, он был не совсем лысый: какой-то светленький легкомысленный пушок на его макушке имел место быть, и из-за него он имел необычайно добродушный вид. И хотя черты лица добродушием не отличались: они были набрякшими, тяжелыми, небольшие глазки, запрятанные в складках кожи, придавали лицу вид хитрый и даже опасный, – широкая улыбка смягчала это впечатление. И довершал дело голос: глубокий, мягкий, какой-то даже уютный, этот голос был бы под стать изящному и благородному Атосу, а не какому-то... гному».
Определенно не он. Этот Гнатюк и правда гном. Тот, которого сегодня видела Алена, типичный Кощей – высокий, тощий, лицо у него костистое, череп бритый, глаза большие и прозрачные... правда, костюм тоже дорогой. Что же касается голоса...
Голос тоже соответствует описанию Саблина: мягкий, бархатистый.
Алена отвернулась от компьютера, придвинула к себе листок и принялась рассеянно черкать по нему карандашом. Рисование всяческих загогулин, загадочных профилей, а также цветов было ее любимым средством сосредоточиться. Помогало также написание ключевых слов задачки-загадки и пририсовывание к ним ножек, ручек, крылышек, кудряшек, бантиков...
Глупости все это. Подумаешь, голос!
Или не глупости? Предположим, Саблин нарочно нарисовал неверный портрет своего приемного отца, исказив его до неузнаваемости. И вообще, очень может статься, что даже это имя – Гнатюк Олег Михайлович – выбрано наобум Лазаря. Первое попавшееся, которое пришло на ум или которое попалось на глаза в телефонной книге. Так что этот Гнатюк из «Хамелеона» чист аки агнец...
Нет. Вернее, да. Да, он был бы чист, аки агнец, если бы ему не принадлежал «БМВ» с тремя восьмерками в номере, который был замечен дважды в очень непростом месте и в весьма опасное время. Или Алена, по обыкновению всех дам-детективщиц привыкшая нагнетать сюжетные коллизии, видит криминал там, где его нет и быть не может, или все совсем непросто с этим Гнатюком Олегом Михайловичем!
Алена задумчиво рассматривала каракули и загогулины, выведенные карандашом как бы без ее участия. В такие минуты, по мнению психологов, приоткрываются глубины подсознания. Ну и что там происходит, в ее глубинах? Вот этот острый-преострый кинжал, нарисованный ею, что означает он? Фаллический символ ее тоски по Игорю и его жаркому телу? Знак ее внутреннего беспокойства и страха? Или невольное предсказание будущего?
Саблин мог дать в заказном романе искаженный портрет своего покровителя, затем ставшего врагом и соперником, и указать его подлинные фамилию, имя и отчество. Саблин мог нарисовать его подлинный портрет, но дать первые попавшиеся на ум фамилию, имя и отчество.
Так, уже ум за разум заходит!
Просто взять да и отмахнуться от этих размышлений мешало одно. Алена не верила, что вся история Саблина – выдумка. Конечно, эта затея с литобработкой романчика могла бы показаться безобидным баловством богатого человека, когда бы не способ, которым заказчик вступил в отношения с писательницей Дмитриевой. Этот способ вполне можно было назвать извращенным...
Алена вдруг вспомнила некий эпизод из своей многотрудной писательской биографии, этап своего творческого, так сказать, пути. Случилось это лет десять назад, когда писательница наша увлекалась другим жанром – а именно фэнтези. Как и теперь, в качестве героев своих, безусловно, фантастических произведений она описывала знакомых и вполне реальных лиц. Попался под ее вострое перышко и один хороший человек по имени Андрей Митин – тоже писатель-фантаст. Его соколиный профиль очень нравился Алене (чисто эстетически, заметим в скобках). И вот Алена изобразила в новом своем фэнтези этот профиль и самого Андрея, дала персонажу имя Фэлкон, то есть Сокол, а также придумала этому Фэлкону множество разных приключений, в ходе которых он нечаянно ломает мизинец. Ну вот требовался для развития сюжета этот сломанный мизинец! Пришлось сломать. В свое время романец был дописан и сдан в издательство. Спустя недели две в Москве Алена встретилась с Андреем и увидела, что левая ладонь у него перевязана, а мизинец перебинтован как-то особенно толсто.
- Предыдущая
- 39/80
- Следующая
