Страсти по Марии - Бенцони Жюльетта - Страница 4

• Предыдущая
• 4/80
• Следующая

Излишне уверенный в себе английский дипломат недооценил сплетенную кардиналом агентурную сеть, наброшенную на королевство. Двое басков следовали за ним по пятам через всю Европу и как-то вечером, когда он собрался было с визитом к Марии в Бар-ле-Дюк, был замечен де Бурбоном, охранявшим последний рубеж перед границей с Лореном. С горсткой людей тот пересек упомянутую границу – герцогство Бар на самом деле было вассалом короля Франции – и без труда захватил и Монтэгю, и его слугу, и его чемодан, доверху набитый бумагами, о содержании которых никто и ничего толком знать не знал и ведать не ведал, но которых было вполне достаточно, чтобы скомпрометировать многих людей: коалиционных принцев – вне всякого сомнения, мадам де Шеврез – с уверенностью, а может, и саму королеву.

В течение многих и многих дней сновали по дорогам курьеры. Герцог Лоренский протестовал против незаконного вторжения Бурбона в свои земли. Вместе с королем Англии он требовал освобождения Монтэгю, бумаги которого невероятным образом не содержали ничего, что могло бы скомпрометировать королеву. Как один, так и другой настойчиво просили о возвращении мадам де Шеврез, их «горячо любимого друга». Вздыхала по ней и королева, наконец за нее просил и герцог де Шеврез, желая, чтобы вернули ему супругу, что и было сделано. В течение продолжительного отсутствия жены он не прекращал верноподданнически служить королю, за что тот жаловал ему звание Первого дворянина Его Величества и титул пэра Франции. После тщательных размышлений Ришелье не то чтобы согласился, а скорее высказал мысли вслух:

– Уж лучше пусть герцогиня будет во Франции, здесь легче за ней присмотреть, что невозможно сделать, пока она у герцога Лоренского, с ним она делает все, что ей вздумается.

Людовик XIII вопросительно приподнял бровь:

– Не думаете ли вы включить это в условия мирного договора, как того желает король Англии?

– Слишком много было бы ей оказано чести! Поскольку договор будет подписан весной, вернем ее ближе к концу года. Но, разумеется, не может быть и речи о ее возвращении ко двору. До Дампьера ей надлежит добраться незаметно, без огласки и проживать там тихо и безвыездно. Таково наше предложение!

– Она согласится на все, что бы от нее ни потребовали, лишь бы вернуться во Францию, – дернул плечом король. – Обещание-то она даст, но чтобы смириться... Интриги у этой женщины в крови!

– Сир, и вы, и я, мы оба знаем об этом, как и то, что здесь будет проще за ней следить. Помимо этого, семейство покойного Шале не отказалось от отмщения. Так что и Шеврез будет вынужден оберегать ее и действовать согласно нашим ожиданиям, если хочет сохранить ее. Следовало бы ему напомнить об этом.

– Что ж, пусть будет так, как вы того желаете, – вздохнул Людовик XIII, заканчивая беседу.

Устроив все надлежащим образом, мадам де Шеврез вернулась в Дампьер, увозя с собой одно из тех напоминаний о своих странствиях, о котором никому, кроме нее, еще не было известно, – несколькими месяцами ранее она произвела на свет еще одну малышку, Шарлотту-Марию, которой вскоре надлежало получить фамилию Шеврез, а в лице герцога Карла – крестного отца, и при этом ни герцог де Шеврез, ни герцог Карл не могли с уверенностью сказать, чей же это был ребенок. В списке значились три кандидата: герцог Лоренский, ее дражайший супруг Клод, посетивший ее в Нанси, и, наконец, лорд Монтэгю. Мария не могла отдать свой голос кому-то одному из них, малышка была похожа лишь на саму себя, что давало ей шанс и оставляло загадку без ответа.

Хотя к Дампьеру они подъезжали двадцатого декабря, погода была не по сезону – тихая и сухая, сменившая шквалистые порывы промозглого ветра оставленного ими Бар-ле-Дюка. Тяжело груженный, запряженный шестеркой лошадей, экипаж заканчивал свой немалый, в семьдесят пять лье, путь при сносных условиях по сухому тракту. Больше не нужно было искать бревна, чтобы вытащить из грязи провалившиеся по ступицы колеса, или солому, чтобы путешественникам ступить на землю ногами, облегчая тем самым упряжь. Герцогиня де Шеврез переносила все тяготы пути безропотно и мужественно.

Внутри экипаж, крыша и задник которого были увешаны различным багажом, отличался богемной изысканностью и уютом. Ранее, направляясь в Лорен, Мария царствовала в нем одна, не считая Анны, верной своей камеристки родом из Бретони, теперь же с ней ехала еще и Симплисия, кормилица Шарлотты-Марии, всю дорогу продержавшая на руках по-британски невозмутимую, дававшую о себе знать лишь по случаю крайней необходимости малышку. Шарлотта если не спала, то блаженно улыбалась, выказывая тем самым столь покладистый характер, что даже не отличавшаяся материнскими чувствами Мария временами с удовольствием брала девочку на руки, наслаждаясь ее смехом и лепетом. С ними же находилась и бедняжка Эрмина де Ленонкур, кузина Марии по линии матери, успевшая уже к шестнадцати своим годам отличиться тем, что была изгнана из трех монастырей из-за непревзойденного легкомыслия. То подольет в кропильницу чернил, то утащит из запасника варенье, а то во время службы запоет что-нибудь этакое или подложит в кровати сестрам-насельницам лягушат. И никакие наказания, будь то заточение в погреб или в темный платяной шкаф, не смогли охладить ее пыл. Не зная, как поступать дальше, овдовевшая и потому в одиночестве влачившая семейные тяготы матушка ее Мадлен де Ленонкур слезно молила Марию попытаться сделать из дочери пристойную камеристку, для себя лично или для своих дочерей. Дескать, в атмосфере более непринужденной, нежели царящая в религиозных общинах, которую Эрмина просто ненавидит, из девочки может получиться хоть какой-нибудь толк. И Мария согласилась. Не в последнюю очередь из чувства симпатии к Мадлен, самого нежного и беззащитного в мире создания. А еще нравился ей и порой забавлял озорной, насмешливый взгляд сверкающих карих глаз, вольность выражений и пугающее прямодушие этой еще не вполне окрепшей девушки. К тому же Эрмина ничем не напоминала собой Элен дю Латц, бывшую некогда фрейлиной Марии и страстно влюбившуюся в Холланда, а после его смерти сделавшую правильный выбор и спрятавшуюся в одном из монастырей. Элен была красива и стала соперницей Марии, что не могло произойти с Эрминой, с ее большим ртом, крупными веснушками и вздернутым носом. Тем не менее округлая ее фигура, причиной чему являлось пристрастие к сладостям, груботканые платья старших сестер несла столь непринужденно, что это граничило с элегантностью. Новой хозяйке это внушало надежду, что молоденькая девушка, одетая надлежащим образом, в своей новой роли выглядеть будет вполне прилично. К счастью, та была чистюлей и следила за собой. Помимо того, она умела молчать, тогда как одна из ее сестер никогда не закрывала рта, а сдержанность и неболтливость слуг Мария ценила больше всего. Во время путешествия Эрмина чаще всего увлеченно смотрела в окно, чутко реагируя на увиденное. Внимание ее отвлекалось лишь на Шарлотту, которую она брала на руки всякий раз, как только кормилицу одолевал сон. Тут же она становилась разговорчивой, вполголоса болтая с девочкой на том непонятном языке, каким пользуются совсем маленькие дети и которым Эрмина, похоже, владела в совершенстве.

– Как это у тебя получается? – поинтересовалась удивленная Мария. – Со стороны кажется, что Шарлотта понимает тебя.

– Ну, как вам известно, дорогая моя кузина, у меня три младших брата и сестра. И потом, я люблю малюток. А когда любишь, понимаешь без труда.

– В таком случае ты не будешь чувствовать себя неловко на новом месте, в Дампьере, где нас ждут мои дети. Не могу и не стану расписывать тебе, на кого они похожи, – мне едва удалось взглянуть на них перед спешным отъездом в Лорен, а с тех пор минуло уже два года.

– Какого же они возраста?

– Старшей должно быть десять, дорогому моему герцогу де Люину – восемь, Анне-Марии – шесть, Марии-Анне – два. Она теперь старшая сестра Шарлотты, ведь обе они из рода де Шеврез.

– Хорошенькая семейка, однако! А вы по ним не скучаете?

• Предыдущая
• 4/80
• Следующая