Рубин королевы - Бенцони Жюльетта - Страница 25
- Предыдущая
- 25/74
- Следующая
Вскоре две тонкие струйки голубого дыма поднимались к роскошному кессонскому потолку.
– Итак? – спросила Анелька с тонкой улыбкой. – Что вы хотели мне сказать? У вас такой вид, будто вы приняли важное решение...
– Я в восторге от вашей проницательности. Я действительно принял решение, которое, по всей видимости, вас не удивит. Я хочу обратиться к его святейшеству папе с просьбой расторгнуть наш брак.
Последовавший мгновенно ответ был более чем резок:
– А я отказываюсь!
Альдо пересел поближе к бювару, где хранились многочисленные почетные свидетельства о его титулах, словно надеясь почерпнуть оттуда новые силы для начатой им битвы.
– Не имеет значения, соглашаетесь вы или отказываетесь. Хотя, конечно, было бы проще, если бы мы могли договориться.
– Никогда!
– Понятно. Но повторяю еще раз: я предупредил вас только из вежливости и чтобы дать вам возможность обеспечить себе защиту. Мы будем сражаться.
– Вряд ли вы ожидали от меня иного ответа! Я слишком много сил положила на то, чтобы выйти за вас замуж!
– Меня уже давно интересует, почему?
– Очень просто: потому что я люблю вас! – бросила она сухо и нервно. Резко контрастируя с тоном сказанного, слова прозвучали странно.
– Хорошо сказано! – не удержался от иронии Морозини. – Какой мужчина устоял бы перед таким страстным объяснением!
– От вас зависит, чтобы я говорила иначе.
– Не стоит труда, и вы знаете это!
– Как угодно... Могу я узнать, чем вы обосновываете свою просьбу?
– Вы с отцом снабдили меня множеством аргументов: союз, заключенный по принуждению и... и не имевший продолжения. Уже одна эта причина само собой подразумевает признание брака недействительным.
Анелька прикрыла глаза, так что оставались видны лишь блестящие золотистые щелочки, и одарила мужа замечательно двусмысленной улыбкой:
– Ну, хорошо. И что же, вы совсем не боитесь?
– Не изволите ли сказать, чего мне бояться?
– Прежде всего вызвать недовольство тех, кто помог привести вас к алтарю. Эти люди не любят, когда им указывают на их ошибки.
– Если память мне не изменяет, арест вашего отца сильно охладил их рвение.
– Рвение может возродиться снова. Достаточно назначить цену... а я богата! Вам следовало принять это во внимание. Что же до второго выдвинутого вами аргумента – не боитесь ли вы показаться смешным?
– Почему? Потому что не хочу делить с вами постель? – резко бросил он. – Вы очаровательны, но это ничего не значит. Если желать каждую красивую женщину, которая находится в пределах досягаемости, жизнь станет невыносимой!
– Я не «каждая женщина»! Разве вы не говорили мне когда-то, что я обладаю редкостной красотой, что грех держать ее под спудом, что я могла бы стать королевой Венеции и что красивее меня, наверное, нет женщины в мире?
Альдо поднялся, раздавил сигарету в пепельнице и, сунув руки в карманы, прошел по комнате к окну.
– Как глуп бывает мужчина, когда думает, что влюблен! Несет всякий бред! У меня возникло ощущение, что вы вполне уверены в себе. Я искренне восхищаюсь!
– И правильно делаете. Мне достаточно один раз взглянуть на мужчину, чтобы он сразу же влюбился в меня. Вы же сами не были исключением!
– Да, но это давно прошло. Признаю также, что вы легко вскружили голову Анджело Пизани... о чем он не перестает сожалеть. Странно все-таки: в вас влюбляются, а потом локти себе кусают. Почему бы это?
– Смейтесь, смейтесь! Хорошо смеется тот, кто смеется последним! Вам недолго осталось смеяться, потому что у меня есть средство опровергнуть ваш аргумент о так называемом фиктивном браке.
– Так называемом? Я что – лунатик?
– Никоим образом. Но случаются и чудеса.
Слово это прозвучало так неожиданно, что Морозини расхохотался:
– Вы и святой Дух! Вы принимаете себя за Богоматерь? Это уж слишком!
– Не богохульствуйте! – воскликнула Анелька, быстро перекрестившись. – Необязательно делить постель с мужем, чтобы явить миру образ счастливой, вполне удовлетворенной... будущей матери. В таком случае довольно трудно говорить о фиктивном браке, не правда ли?
Брови Альдо сдвинулись и превратились в темную полосу, нависшую над позеленевшими глазами.
– Ваша речь кажется мне несколько туманной. Не соблаговолите ли выразиться яснее? Что вы имеете в виду? Вы беременны?
– Как быстро вы схватываете! – насмешливо отозвалась она. – Да, и надеюсь подарить вам через несколько месяцев наследника, о котором вы так мечтали...
Пощечина последовала так быстро, что Морозини и сам не сразу понял, что сделал: так естественно выплеснулся наружу долго сдерживаемый гнев. Только когда Анелька пошатнулась и схватилась за щеку, он осознал, что ударил сильно. Щека молодой женщины стала пунцовой, в уголке губ показалась капелька крови. Но князь не испытывал ни угрызений совести, ни жалости.
– Вы живы? – абсолютно спокойно поинтересовался он. – Тем лучше, продолжим.
– Да как вы осмелились? – прорычала она, пригнувшись, будто собиралась наброситься на него.
– Вам хочется попробовать еще? Ладно, Анелька, довольно, – Морозини переменил тон. – Вот уже несколько месяцев... да что я говорю: лет! – как вы пускаетесь на любые ухищрения, чтобы сделать меня своим послушным рабом. Вам даже удалось притащить меня к алтарю, но с тех пор, может быть, вы усвоили, что я не позволяю управлять мною, как марионеткой? А теперь карты на стол: вы беременны? Не хотите ли рассказать, от кого?
– От кого вам бы хотелось? Да, конечно же, от вас! И я никогда не отступлюсь!
– Если только этот новорожденный не будет слишком похож на Эрика Фэррэлса или на Джона Сэттона, или... Бог знает на кого!
У Анельки перехватило дыхание, и в ее непомерно расширившихся глазах Морозини с жестоким удовольствием прочел появившийся испуг.
– Вы с ума сошли! – выдохнула она.
– Не думаю. Поройтесь в вашей памяти... Воспоминания должны быть еще свежи...
Она, казалось, поняла и закричала:
– Вы шпионили за мной!
– А почему бы и нет, раз вы решились нарушить единственное требование, которое я выдвинул перед нашей свадьбой? Я просил вас не позорить мое имя. Вы перешли границу, тем хуже для вас!
– Что вы намерены делать?
– Ничего, моя дорогая, ничего особенного. Я послал прошение об аннулировании брака, оно пойдет своим путем. А вы можете распоряжаться собой как вам будет угодно, можете, к примеру, отправиться туда, где вам приятнее жить...
Она напряглась, словно натянутая тетива, оставалось лишь выпустить стрелу:
– Никогда!.. Слышите, никогда я не уеду отсюда. Потому что уверена – вам не добиться того, чего вы желаете! Я останусь здесь и буду спокойно растить моего ребенка... и тех, которые, возможно, появятся потом.
– Вы намерены дать обрюхатить себя всему христианскому миру? – с уничтожающим презрением бросил Морозини. – Уже довольно давно я начал опасаться, что вы – шлюха! Теперь я в этом убежден и хочу дать вам только один совет: берегитесь! Терпение – не главная добродетель князей Морозини, на протяжении веков они ни разу не колебались, когда надо было отсечь пораженную гангреной конечность... Желаю всего наилучшего, сударыня!
Несмотря на внешнее спокойствие, Альдо дрожал от бешенства. Эта женщина с ангельской внешностью, женщина, которую он столько времени возводил на пьедестал, с каждым днем все больше открывала свое истинное лицо – пустого и алчного существа, способного на все ради достижения своих целей, главная из которых – полный захват всего, что ему принадлежит: имени, дома, состояния и его самого. Богатства, доставшегося ей от Фэррэлса, ей не хватило, она еще не насытилась.
– Должен же я как-нибудь от нее избавиться! – процедил он сквозь зубы, меряя большими шагами «портего», длинную галерею с семейными портретами на стенах.
Затем князь спустился вниз – сообщить Чечине, что не станет ужинать дома. Одна только мысль о том, что Анелька займет свое место за столом напротив него, была непереносима. Он нуждался в глотке свежего воздуха.
- Предыдущая
- 25/74
- Следующая