Ордо Маллеус - Абнетт Дэн - Страница 68
- Предыдущая
- 68/78
- Следующая
На Палобаре, пограничном перекрёстке, полном торговых судов и караванов обскуры, охраняемых наёмными боевыми судами, мы остановились, чтобы передать подготовленную карту экстремис. Пути назад теперь не было. Там я расстался с Биквин, Нейлом и Эмосом, которые по разным причинам должны были вернуться в Геликанский субсектор. Целью Биквин стала Мессина, а Эмос под присмотром Нейла отправился к Гудрун. Ещё одно тяжёлое расставание.
«Иссин» продолжал свой путь к Орбул Инфанта. Время проходило в ожидании и одиночестве. Каждый вечер собирались в столовой Максиллы и ужинали вместе остатки моей свиты: я, Бетанкор, Максилла и Унгиш. Последняя вообще была плохим собеседником, но даже Медея и Тобиус утратили свой задор. Они тосковали по остальным и, как мне кажется, понимали, насколько мрачные и тяжёлые времена нас ожидают.
Я проводил дни за чтением в библиотечной каюте катера или играя в регицид с Медеей. И занимался с Ожесточающей в трюме, медленно отрабатывая приёмы, привыкая к её тяжести и балансу. Мне никогда не сравниться с мастером, рождённым на Картае, но я всегда был достаточно хорош во владении мечом. Ожесточающая оказалась особенным оружием. Я познавал её, а она познавала меня. Через неделю она стала откликаться на мою Волю, проводя её с такой силой, что рунные знаки пылали от проявлений ментальной энергии. Сабля обладала собственными желаниями, и, как только я извлекал её и приступал к тренировке, становилось трудно помешать оружию колоть и кромсать так, как хотелось бы Ожесточающей. Она жаждала крови, а если и не крови, то, по крайней мере, радости сражения. Медея дважды за это время прерывала мои занятия, входя в трюм, чтобы узнать, не устал ли я и не желаю ли сыграть партию в регицид, и тогда мне приходилось удерживать рвущуюся к ней сталь.
Основной проблемой стала невероятная длина оружия: мне никогда раньше не доводилось работать с таким длинным мечом. Я побаивался, что сам поотрубаю себе руки и ноги. Но практика принесла мне пользу: размашистые, плавные движения, стремительные выпады… Через две недели я научился ловко проворачивать её в своей руке так, что моя открытая ладонь и эфес прокручивались друг мимо друга, точно диски гироскопа. Я гордился этим движением. Мне кажется, ему научила меня сама Ожесточающая.
Тренировался я и с рунным посохом, привыкая к его тяжести и балансу. Несмотря на то что моя меткость была ужасна, особенно на расстоянии более чем в три или четыре метра, я научился направлять Волю по своим рукам, через его древко и испускать её из каменного черепа в виде молний, оставляющих выбоины в покрытии палубы.
Проверить его на пригодность к использованию по основному назначению, конечно же, не было никакой возможности.
Мы достигли Орбул Инфанта, мира храмов, в конце двенадцатой недели. Передо мной стояло три задачи, первой из которых являлось освящение меча и посоха.
Вместе с Унгиш и Медеей я спустился на поверхность планеты, но не на боевом катере, а в одной из неприметных небольших шлюпок «Иссина». Мы направлялись к Эзрополису, одному из десяти тысяч храмовых городов Орбул Инфанта, в жарком сердце западного континента.
Управляемая Экклезиархией, эта благочестивая планета известна своими бесчисленными святынями, каждая из которых посвящена отдельному имперскому святому. Располагаются они по одной в центре каждого города. Экклезиархия выбрала Орбул Инфанта для размещения этих святынь по той причине, что она лежит на прямой линии между Террой и Авиньором. Самые популярные и процветающие храмовые города расположены на побережье восточного континента, и миллиарды верующих стекаются в них каждый год. Эзрополис стоит в стороне от этой суматохи.
Святой Эзра, принявший мученическую смерть в 670.М40, покровительствовал путешественникам и принёсшим обеты. Посвящённый ему храм, на мой взгляд, вполне соответствовал моим целям. Его город представлял собой сверкающую опухоль из стали, стекла и камня, вздымающуюся на прожаренных солнцем равнинах в центре западного континента. Согласно путеводителям, записанным на планшетах, воду для города приходилось доставлять от западного побережья по огромным трубам в две тысячи километров длиной.
Мы приземлились на Поле Эзры, в основном посадочном комплексе, и присоединились к очередям паломников, поднимающихся по кольцевой лестнице, ведущей в цитадель. Большинство паломников были одеты в жёлтое — цвет святого — или носили украшения из полос жёлтой ткани. Все несли зажжённые свечи или масляные лампы, несмотря на немилосердно яркий солнечный свет. Эзра обещал зажигать огонь во тьме, чтобы направлять тех, кто в пути. Именно поэтому его сакральным цветом и стал жёлтый.
Мы подготовились к визиту. Я облачился в чёрный льняной костюм с поясом из жёлтого шелка и нёс горящую молельную свечу. Унгиш завернулась в бледно-жёлтый балахон, цветом напоминающий рассветное солнце, и сжимала гипсовую статуэтку святого. Медея надела темно-красную облегающую куртку, а поверх — накидку, на которой был вышит жёлтый символ аквилы. Она толкала перед собой небольшую гравитележку, на которой, обёрнутые в жёлтый бархат, лежали Ожесточающая и посох. Паломники частенько приносили свои вещи к святыне Эзры для того, чтобы освятить их, прежде чем браться за дела или отправляться в путешествие. Мы легко смешались с рядами потеющих, озабоченных верующих.
Поднявшись по лестнице, мы влились в благословенную прохладу затенённых улиц. Был уже почти полдень, и с платформ на вершине высоких, стройных башен неслось пение хоров Экклезиархии. Звонили колокола, и на трех городских площадях тысячами выпускались из клеток жёлтые птички сочанки. Галдящие облака птиц цвета охры кружили над нашими головами. Их привозили с геноферм, расположенных на побережье, где птиц разводили в промышленных масштабах. Каждый день в город доставлялось по миллиону штук. Этот регион Орбул Инфанта не был для пернатых родным, и они погибали в течение нескольких часов после того, как их выпускали в выжженную пустыню. Сообщалось, что на равнинах вокруг Эзрополиса можно было по лодыжку провалиться в слой из белых костей и ярких перьев.
Но тем не менее они являлись символом свершений и путешествий, и по этой причине каждый полдень по миллиону крылатых созданий отпускалось на верную смерть. «Какая ужасающая ирония, — подумал я. — Впрочем, такое бывает часто, когда дело касается сферы влияния Экклезиархии».
Мы направились к собору Святого Эзры Смотрящего, выразительному храму на западной стороне города. На каждом карнизе и на каждой стене, мимо которых мы проходили, сидели сочанки и, как мне казалось, негодующе щебетали.
Сам собор, по общему признанию, был роскошен. Храм в раннеготическом стиле возводили последние тридцать лет на пожертвования отцов города и духовенства. Каждый посетитель, проходивший под городскими стенами, обязан был внести две крупные монеты в ящики-копилки, расположенные по обеим сторонам лестницы. Возле них стоял облачённый в жёлтую мантию священник, следивший за тем, чтобы монеты опустил каждый входящий. Средства из копилки слева шли на обслуживание и строительство городских храмов, а той, что справа, — в фонд сочанок.
Мы вошли в прохладу собора Святого Эзры Смотрящего. В мраморном нефе верующие склонялись в молитвах. Помещение заливал яркий, играющий цветными узорами солнечный свет, проникающий через огромные витражи. Прохладный воздух был подслащён дымом лавра и наполнен сладкоголосым пением хора.
Я оставил Медею и Унгиш под аркой прохода возле могилы, на надгробии которой лежала резная скульптура Космического Десантника Ордена Гвардии Ворона. Руки статуи были сложены так, чтобы указывать, в каком именно крестовом походе он погиб.
Я нашёл настоятеля собора и изложил ему свою просьбу. Он тупо посмотрел на меня, теребя жёлтые одеяния, но я скоро заставил его понять, в чём дело, опустив шесть крупных монет в ящичек для милостыни и ещё две в его ладонь.
- Предыдущая
- 68/78
- Следующая
