Калифорнийская готика - Этчисон Деннис - Страница 3

• Предыдущая
• 3/41
• Следующая

— Не вижу причин. В стрельбе часто практикуетесь?

— Приходится.

— Да, наверное. Волки, медведи...

— Они меня не трогают.

Женщина легла на спину.

— Вы, кажется, уезжаете, — сказал Сэм, отводя взгляд.

— Как только от всего избавлюсь.

— У вас есть мул?

— Уже нет.

— Можно воспользоваться грузовиком.

— Об этом я и думаю.

— Машину можно взять в городе. Но это далековато.

— Знаю.

— Я мог бы вас подвезти. Заодно захватили бы и коробки.

— Они мне не нужны. Я собираюсь домой. У меня есть настоящий дом.

— Да? А где?

— В Лос-Анджелесе.

— У вас там друзья?

— Там мой парень.

— Понятно. — Сэм допил воду и поставил чашку на пол. — Ну, спасибо.

— Давно его не видела.

Молодой человек немного помолчал, затем произнес:

— Если хотите куда-нибудь съездить, я могу вернуться. После того, как закончу с делами.

— Кто-нибудь знает, где ты?

— Где именно — нет.

Женщина приподнялась, опершись на локоть и слегка согнув ногу.

— Тогда ты можешь находиться где угодно. Или нигде.

— Можно и так сказать.

Она раздвинула ноги, сомкнула и снова раздвинула.

— Вам, наверное, лучше надеть хотя бы это, — сказал юноша и бросил ей тенниску.

— Не хочу. Все, что надо, у меня в рюкзаке. — Вытянув руку, она указала на стоявший возле плиты рюкзак.

— А что будете делать с коробками?

— Закопаю.

— Зачем?

— Тогда никто не будет знать, что я была здесь. Кроме тебя.

— А разве сюда никто не приезжает?

— Только отдыхающие. Иногда они располагаются у реки, и я подбираю их бутылки и банки.

— Сколько вам лет?

— А на сколько я выгляжу?

— На восемнадцать. Но отсюда точно не определишь.

Женщина откинулась на коврик и помахала тенниской, как белым флагом.

— Это потому, что ты слишком далеко!

Юноша медленно поднялся, подошел к ней и забрал тенниску. Затем опустился на колени.

— Сначала сними ботинки, — сказала она.

— Ты уверена, что тебе восемнадцать?

Она села и развязала шнурок на правом ботинке.

Пока женщина занималась этим, он, скрывая смущение, потянулся за рюкзаком и расстегнул его. Там лежали джинсы, сандалии, смена белья, несколько пакетов с замороженными продуктами и туристский нож с компасом на рукоятке и отделением для спичек. Сэм затолкал тенниску в рюкзак и застегнул «молнию».

— Ну вот. Теперь ты не замерзнешь в своем Лос-Анджелесе.

— Там всегда тепло. Все так говорят. — Она замешкалась со вторым шнурком, пытаясь стянуть оба ботинка.

Сэм посмотрел на нее сверху вниз:

— А что твой муж?

— Я даже не знаю, как он теперь выглядит.

С этими словами женщина легла, раскинув руки.

— Давно с ним не виделась?

— Лет десять назад в последний раз. Или двенадцать. Не меньше.

— Не может быть, — сказал Сэм. — Тогда ты была еще ребенком.

— А может, я старше, откуда тебе знать. Может, я просто не изменилась.

Сэм нерешительно провел рукой по ее груди, животу, ногам.

— Может быть. Если так говоришь.

Пес, сидевший возле запертой двери, заскулил.

— Что там?

— Спальня.

— Пойдем туда?

— Нет.

— Почему?

Она отвела его руку в сторону и села.

— В чем дело?

Женщина не ответила.

— Ну хорошо. Мне все равно надо идти.

— Да. Уходи. — Она встала и прошла в кухню.

— Что это за запах? — спросил Сэм.

— Не открывай дверь!

— Почему?

Он поднялся, подошел к Джимбо и, прежде чем она успела остановить его, отодвинул щеколду. Дверь открылась.

— Я тебя предупреждала, — сказала женщина.

— О боже, что это? Кто?..

Пес зарычал.

Юноша оттащил Джимбо и, прикрыв ладонью рот, захлопнул дверь.

Когда он повернулся, женщины уже не было.

Рюкзак также исчез вместе с пистолетом, который она оставила на кухне.

Сэм подбежал к передней двери. Ему была видна выкопанная во дворе яма, достаточно глубокая для того, чтобы спрятать в ней все, что следовало, и не оставить в доме ничего важного. Теперь юноша заметил и пятигаллоновую канистру с бензином, необходимую для того, чтобы сжечь то, что не поместится в яму. Через усеянный битым стеклом двор пролегала узкая тропинка. Там, на дороге стояла его машина, там было радио. Но у него не было ботинок. Он уже собирался вернуться за ними, когда из-за двери, за которой она пряталась, вынырнул нож и перерезал ему дыхательное горло. Пес зарычал и прыгнул, но, не долетев до цели, рухнул с жалобным визгом на крыльцо, сраженный пулей.

К тому времени, когда к дому добрались пожарные, она была уже далеко.

По двору пробежал ветерок.

Маркхэм смахнул пыль с ресниц и, приподнявшись на цыпочки, выглянул из ямы. Над крышей сияло солнце, обесцвечивая траву, иссушая листья чахлых пальм и стебли алоэ, лишая их жизненных соков и оставляя лишь один общий, желтовато-белый, болезненный цвет, цвет желчи и запустения.

И все же движение воздуха на мгновение освежило кожу лица, как будто из нее сочился не пот, а лосьон после бритья. Он встал одной ногой на штык лопаты и улыбнулся, с облегчением сознавая, что там, наверху, где кое-что так и осталось непогребенным, еще есть признаки жизни.

В доме, отделенном от него двором, со стуком открылась дверь.

Из кухни вышел Эдди, неся в руках нечто, похоже на маленький темный гробик. Мальчик в нерешительности постоял на заднем крыльце и, не поднимая головы, медленно поплелся к гаражу.

— Привет! — окликнул его Маркхэм.

Эдди оглянулся:

— А, привет, пап!

Маркхэм встал на штык лопаты обеими ногами, так что теперь над пожухлой травой показалась вся его голова.

— Что это?

— Да так, ничего. — Мальчик даже не остановился. Предмет у него в руках оказался вовсе не гробиком, а длинной и неглубокой картонной коробкой, предназначенной для хранения всякой всячины под кроватью. Крышка коробки съехала, и из нее выпал и шлепнулся на землю журнал «Шоковая зона». На обложке была помещена фотография, изображавшая лицо с потеками запекшейся крови, пронзительные, с красной густой сеточкой капилляров глаза, смотревшие из глубины разлагающейся человеческой плоти. — Мама сказала вынести все это вон.

— Вот как? — Маркхэм повернул голову, став похожим на суслика. — С чего бы это?

— Она велела все убрать, пока ты не покрасишь мою комнату.

Значит, терпение у нее на исходе, подумал Маркхэм. Теперь она будет действовать по своему усмотрению. Будет сама чинить суд и расправу.

Мальчик опустился на колени, поставил коробку на траву и подобрал упавший журнал. Потом поднял крышку и тщательно проверил содержимое, чтобы убедиться, что все остальное на месте.

— Ладно, — сказал Маркхэм. — Положи ее на полку под брезент. Пусть полежит пока там. Тебе помочь?

— Не надо, пап.

— Точно?

— Угу.

Тринадцатилетний Эдди снова поднял свою драгоценную ношу и зашагал дальше через весь двор.

«Злится мальчишка, — подумал Маркхэм. — И его можно понять. Он не любит перемен. Каково же ему будет, когда мы переедем? Наверное, не лучше, чем мне. Да поможет ему Бог».

С крыльца соскользнуло какое-то оранжевое пятно и последовало за мальчиком к гаражу. Игра света? Наверное, в глазах помутилось из-за попавшего в них пота. Маркхэм вытер рукавом лоб.

Окружающий мир принял прежние, резкие очертания, и Маркхэм увидел котенка, осторожно кравшегося следом за Эдди. Коту тоже не нравились перемены. Как его перевозить? В коробке? Конечно, он повзрослеет на несколько месяцев, но еще не станет достаточно взрослым, чтобы все понимать.

Котенок обошел встретившиеся по пути одуванчики, припал к земле, подполз ближе и, выгнув спину, прыгнул. Цветы словно взорвались, разбросав по земле легкие белые пушинки. Маркхэм смотрел, как они оседают на пожухлую траву, прилипая к потерявшим силу остроконечным листьям алоэ, к поникшим, скрученным треугольникам плюща. Котенок погнался за одной из пушинок, унесенной ветерком к самому краю выкопанной Маркхэмом ямы.

• Предыдущая
• 3/41
• Следующая