Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта - Страница 4
- Предыдущая
- 4/77
- Следующая
– Я считаю тебя презренным трусом и изменником королю, чей дом ты позволил осквернить. Я объявляю, что ты не достоин носить шпоры рыцаря…
Оправившись от удивления, Кабош и Денизо снова схватили пленника. Они пытались заставить его встать на колени перед человеком, которого он оскорбил, но тот отбивался так яростно, что вырвался еще раз, даже несмотря на связанные руки, и опять бросился к Жану Бесстрашному. Он хотел еще что-то добавить к своим словам. Лицо герцога побелело от гнева. Он открыл рот, чтобы что-то произнести, но тут же поднес руку к щеке – Мишель де Монсальви плюнул ему в лицо…
Катрин поняла, что юноша только что подписал себе смертный приговор.
– Уберите его! – хрипло зарычал герцог. – Делайте с ним, что хотите! Остальных отведите в мой дом, где они могут остаться до утра как мои гости. Даю вам слово, мой зять!
Дофин ничего не ответил, повернулся спиной к герцогу и уронил голову на камин. Маленькая герцогиня, отказавшись от помощи брата, пытавшегося ее успокоить, все еще рыдала.
– Никогда тебе не прощу… никогда, – всхлипнула она. Кабош и Денизо тем временем, крепко схватив пленника, поволокли его к лестнице.
Катрин подала дрожащую руку Ландри и прошептала:
– Что они с ним сделают?
– Я надеюсь, повесят. И поделом! Он ничего другого не заслуживает, грязный арманьякский подонок! Ты видела, что он сделал? Он плюнул в лицо герцогу…
Ландри энергично присоединился к хору голосов, кровожадно орущих:
– Смерть ему! На виселицу его!
Катрин вырвала руку у Ландри. Она покраснела до корней волос.
– О Ландри Пигасс! Ты мне противен!
Прежде чем Ландри пришел в себя от изумления, она повернулась и исчезла в толпе, которая расступилась, чтобы дать дорогу пленнику и его конвоирам. Как безумная, она ринулась за ними.
Катрин не смогла бы объяснить, что произошло в ее детском сердце. Она никогда до сих пор не видела Мишеля де Монсальви. За час до того она и имени-то его не слыхала. Сейчас же он стал ей так же близок и дорог, как отец и сестра. Ей казалось, что она всегда знала его. Незримые нити вдруг протянулись между молодым дворянином и дочерью ювелира. Нити, проникшие в самое сердце и заставившие ее глубоко страдать.
Единственной мыслью Катрин было последовать за пленником и любой ценой узнать, что с ним произойдет. Дважды она его видела совсем близко: в первый раз, когда мясники связали его, во второй – когда он нанес оскорбление герцогу. Оба раза свет падал из окна на его лицо, и его вид вызывал головокружение, красные круги мелькали у нее перед глазами, такие же, какие поплыли у нее, когда она ради шутки пыталась смотреть на солнце. Казалось невероятным, что юноша мог быть так прекрасен.
Безусловно, он был красив, с нежными чертами, которые могли показаться женственными, если бы не жесткий подбородок и рот, а также надменные голубые глаза. Его блестящие светлые волосы, подстриженные на затылке и за ушами, как тогда было модно, выглядели, как гладкая каска. Такие прически не мешали носить боевой шлем. Под пурпурным шелком камзола, вышитым серебряными листьями, выступали плечи атлета, а серые с серебром штаны в обтяжку облегали мускулистые икры и бедра ловкого наездника. Стоя между двумя мясниками с руками, связанными за спиной, и гордо поднятой головой, глазами, холодными от гнева, с презрительной улыбкой на губах, он выглядел подобно архангелу, попавшему в руки дьявола. Внезапно Катрин вспомнила понравившуюся ей картинку в прекрасно иллюстрированном Евангелии, для которого ее отец делал золотой с гравировкой переплет. На ней был изображен золотоволосый юный рыцарь в серебряных доспехах, стоящий на спине дракона, пронзенного его копьем. Гоше объяснил ей, что это архангел Михаил, торжествующий победу над злом. Молодой человек походил на него, и имя его тоже было Михаил – Мишель.
Эта мысль добавила решимости Катрин во что бы то ни стало помочь ему или хотя бы оставаться с ним насколько это будет возможно.
Толпа сгрудилась вокруг пленника, все требовали для него наказания – смерти. Катрин с большим трудом удавалось не отставать; Наконец ее озарила смелая мысль. С невероятным усилием она протиснулась сквозь толпу к Кабошу-Мяснику и уцепилась за его пояс. Опьяненный своей недавней победой, тот даже не заметил этого, как и Катрин не замечала боли от ударов и пинков, которые сыпались на нее со всех сторон. Она уже давно потеряла шапочку, и время от времени кто-нибудь дергал ее за распущенные волосы. Единственное, что поддерживало и влекло ее по этому невероятному пути, был золотоволосый юноша.
Рядом с Мишелем де Монсальви были и другие пленники: герцог де Бар, кузен дофина, Жан де Вайи, канцлер Гиэни, камергер дофина Жан де ля Ривьер, два брата Жиресме и еще десятка два людей. Их волокли сквозь град пинков и проклятий как обычных преступников, в цепях. Протиснувшись через тяжелые резные дубовые двери наверху лестницы, Катрин мельком заметила длинную мрачную физиономию мэтра Пьера Кошона. Он стоял в черной мантии, прижавшись спиной к стене, опасаясь, чтобы движущаяся толпа не смела его. Катрин поразил его взгляд, брошенный на пленника, когда тот проходил мимо. Его тусклые, без блеска, глаза внезапно засверкали, будто вид молодого дворянина, влекомого на виселицу, доставлял ему острое удовольствие и удовлетворял глубоко спрятанную потребность мести… Она почувствовала приступ тошноты. Катрин никогда не любила Кошона, сейчас же он просто вызывал в ней отвращение.
Когда толпа приблизилась к двери дворца, давка и толкотня усилились. Руки Катрин оторвались от Кабоша, и сейчас же ее отбросило назад. Ее крик потонул в шуме толпы. Чуть позже она почувствовала на своем лице солнечное тепло и поняла, что снова оказалась на улице. Стремительный людской поток на мгновение рассыпался, заполняя посыпанные песком аллеи, чтобы затем снова слиться и протолкаться через вдребезги разбитые ворота. Катрин глубоко вздохнула, как храбрый маленький солдат перед атакой. Но, обнаружив, что пленник и его конвой в этот момент проходят арку, немного приуныла. Сейчас она едва различала золотую голову Мишеля в окружении поблескивающих шлемов и секир. Спустя мгновение он исчез из виду. Катрин закричала от ужаса и уже хотела броситься за ним, но сильная рука схватила ее за плечо и потащила назад.
Ландри, очевидно, с трудом пробирался сквозь давку в особняке де Гиэнь. Под глазом у него красовался синяк, колено было разбито и кровоточило, один рукав болтался почти совсем оторванный. Изящная зеленая куртка с эмблемой Бургундии, в которой он гордо щеголял еще сегодня утром, сейчас представляла печальное зрелище. Он потерял шапочку, и его черные волосы торчали во все стороны. Но Катрин ничего не замечала. Утирая глаза уголком разорванного платья, она подняла печальное личико к своему другу.
– Ландри, помоги мне, помоги мне спасти его. Прошу тебя!
Ландри с удивлением посмотрел на девочку.
– Спасти кого? Этого арманьяка, которого Кабош хочет повесить? Ты, должно быть, сошла с ума. Кроме того, не все ли равно тебе, повесят его или нет? Ты даже не знаешь его.
– Конечно, конечно. Но я не хочу, чтобы он умер. Ты же знаешь, что происходит, когда они кого-нибудь вешают… Они вешают на этих жутких ржавых цепях между столбами…
– Ну, а почему бы и нет? Он ведь никто для нас.
Катрин тряхнула головой, откинув назад длинные волосы так грациозно, что сердце мальчика не выдержало. Волосы и глаза Катрин грозили с годами стать неотразимыми, но и сейчас уже были хороши. Ее волосы – редко у кого из девушек встречались такие – походили на золотое руно. Когда солнце падало на них, они казались пронизанными светом. Они облегали ее почти до колен, как мантия из мягкого живого шелка, окутывали сиянием весеннего дня, сиянием, которое трудно было выносить.
Что до глаз Катрин, то в семье еще не решили, какого они цвета. Когда она была спокойна, они казались темно-синими с бархатно-фиолетовым оттенком, словно весенние фиалки. Когда радовалась – сияли золотыми лучами, подобно пчелиным сотам на солнце. Но когда она впадала в один из ее редких, непредсказуемых, неистовых приступов гнева, зрачки делались мрачно-черными, и домашние знали, что надо ожидать худшего.
- Предыдущая
- 4/77
- Следующая