Вождь Сожженных лесов - Эмар Густав - Страница 26

• Предыдущая
• 26/35
• Следующая

— Откуда вы пришли, вождь? — спросил Валентин.

— Я проводил Красного Ножа; великий воин Красный Нож, он любит Валентина; все воины остались очень довольны богатыми подарками; они хорошо будут драться с красными мундирами.

— Я уверен в этом.

— Да, это правда, они очень довольны; что хочет бледнолицый охотник от своего друга?

— Я хочу просить вас оказать мне одну услугу.

Индеец расхохотался.

— Услугу? — спросил он. — Валентин и Курумилла — пальцы и рука, у них одни желания; что хочет мой брат?

— Вы знаете, что завтра я должен оставить пещеру с охотниками.

— Да, чтобы сражаться с красными мундирами.

— Но я оставляю здесь дона Грегорио, донну Розарио и бедных женщин, которых нам удалось спасти.

— Курумилла понимает. Пусть мой брат не беспокоится и смело ведет своих воинов; вождь останется в Воладеро и будет охранять Седую Голову, Розовую Лилию и бледнолицых невольниц. Ничего дурного не случится; Курумилла защитит Розовую Лилию.

— Хорошо, вождь, я знаю ваше доброе сердце, — отвечал Валентин, пожимая ему руку.

— Позвольте и мне также остаться здесь, — сказал Блю-Девиль, который только что вошел в пещеру, — мне следовало бы присмотреть за двумя пленниками, а также рассмотреть бумаги, найденные в карманах повешенных утром бандитов; мне Курумилла отдал эти бумаги, и я думаю, что они очень важны; не откроют ли они нам тайных замыслов дона Мигуэля де Кастель-Леон.

— Вы также останетесь здесь, мой друг, это будет лучше, — сказал Валентин. — Нам, кажется, нечего бояться нападения, — продолжал он, обращаясь к Курумилле, — к тому же я оставляю пятнадцать человек, которых вам будет, по моему мнению, совершенно достаточно.

— Даже много, — отвечал вождь, кланяясь.

— Лучше много, чем мало, — заметил Валентин с улыбкой. — Сверх того, — прибавил он, бросая украдкой взгляд на донну Розарио, — с возвращением дона Октавио Варгаса, то есть Бенито Рамиреса, из его экспедиции у вас прибавится еще восемь или десять человек, которые находятся с ним; все они, кажется, из отряда Сожженных лесов.

— Да, они все из отряда капитана Грифитса.

— Задержите их до моего возвращения.

— Хорошо, я задержу их.

При имени Октавио Варгаса молодая девушка покраснела; как будто темное облако пронеслось по ее очаровательному личику.

— Разве дон Октавио Варгас участвует в экспедиции? — спросила она с притворным равнодушием.

— Да, дитя мое, — отвечал он с улыбкой, — он преследует бандитов, которых нам не хотелось бы выпустить из рук, вот почему ты его не видишь здесь. Вчера он отправился с Курумиллой, но я надеюсь, что он скоро возвратится: быть может сегодня, а завтра уж наверно.

— Курумилла возвратился, отец мой, отчего же дона Октавио нет до сих пор? Вероятно, люди, которых он может встретить здесь, не слишком интересуют его, — сказала молодая девушка с заметным оттенком неудовольствия.

— Вы ошибаетесь, дитя мое; если его здесь нет, то он в этом нисколько не виноват. Вы напрасно обвиняете его.

— Разве я обвиняю его? Я сказала только, что молодой человек вовсе не интересуется теми, которых, как вам кажется, он любит. Для меня же положительно все равно, поступит ли дон Октавио Варгас так или иначе; он совершенно свободен в своих действиях.

— Вы несправедливы к этому молодому человеку, милое дитя мое, он не заслуживает подобного о нем мнения; мы все здесь исполняем наш долг, и никто не вправе отказаться от него; но я уверен в том, что дон Октавио исполняет в настоящую минуту свою обязанность совершенно против воли.

— Правда, правда, отец мой, я несправедлива, — отвечала молодая девушка со слезами на глазах, — я слишком раздражительна и сама не знаю, что говорю, простите меня.

— Вас простить! — сказал Валентин, целуя ее. — В чем же мне вас прощать? Что же вы сделали дурного?

— О, как вы добры! — прошептала она, обнимая его.

Вся покраснев от волнения, она удалилась в свою пещеру.

Валентин встал, закурил сигару и вышел.

Дон Грегорио, слышавший этот короткий, но тем не менее заинтересовавший его разговор, тоже встал со своего места и отправился почти вслед за Валентином.

— Что это за человек, которого вы называете один раз Бенито Рамиресем, другой раз Октавио Варгасом и о котором вы только что говорили с донной Розарио? — спросил он Валентина, небрежно смявшего тоненькую сигаретку между своими пальцами.

Валентин улыбнулся.

— Это целый роман, мой дорогой дон Грегорио, — весело сказал Валентин, — это роман, преисполненный чистой, целомудренной и глубокой любви и который заинтересует вас так же, как и меня, если я расскажу вам его.

— Он уже и теперь интересует меня, мой друг; расскажите.

— Хорошо, я расскажу вам его, если вы хотите. Дон Октавио Варгас принадлежит к одной из лучших мексиканских фамилий, очень богат, одарен замечательными способностями и добрым сердцем и, что важнее всего, честный, неиспорченный молодой человек.

— И этот молодой человек находится здесь только для донны Розарио?

— Только для нее одной.

— Он ее любит?

— До сумасшествия. Разве я не говорил вам об этом?

— Но отчего же вы, мой друг, не рассказали мне до сих пор этой истории, которая должна быть очень интересна?

— С удовольствием расскажу ее вам теперь, тем более что, говоря откровенно, я очень люблю дона Октавио Варгаса: это мой фаворит.

— Хорошо, говорите, мой друг, я вас слушаю.

В несколько минут Валентин рассказал другу своему со всеми подробностями историю, которую читатель знает уже.

Дон Грегорио слушал с большим вниманием и не прерывал его более.

— Как вы находите эту историю? — спросил Валентин, окончив свой рассказ, — не правда ли, она очень интересна?

— О да! — отвечал дон Грегорио, — это, как видно, прекрасный молодой человек и любит, наверно, донну Розарио от всего сердца.

— Значит, вам нравится мой Октавио?

— Очень.

— И вы согласны со мной, что он сделает ее счастливой!

— Конечно, если это только от него будет зависеть. Кстати, эта новая экспедиция, ради которой вы нас завтра оставляете, очень серьезна?

— Да, мой друг; мы идем атаковать один английский отряд, который намерен соединиться с другим отрядом, идущим из Кинсбору, в английской Колумбии.

— Что вы мне говорите, мой друг?

— Правду.

— Я это знаю, но отчего вы мешаетесь в это дело, вы, человек такой опытный и дальновидный?

— Вот вследствие того, что я такой человек, как вы говорите, я и мешаюсь в это дело.

— Ровно ничего не понимаю.

— Быть может; но вы меня поймете.

— Ничего не желал бы лучше.

— Вы знаете, что Канада уступлена Англии французами?

— Да, об этой сдаче я часто слышал рассказы моих охотников, которые чрезвычайно враждебно относятся к англичанам.

— Ну вот, следствием смешения двух рас, белых и красных, были Сожженные леса.

— Жестокие люди.

— Не правда ли? В продолжение ста лет эти Сожженные леса чрезвычайно размножились, но остались почти такими же, как были и прежде, то есть полуцивилизованными, неустрашимыми охотниками, превосходными трапперами, обожавшими только свободу и сохранившими непримиримую ненависть к англичанам. Они основали несколько деревень, которые со временем превратились в города. Тогда англичанам вздумалось присоединить это народонаселение к своим владениям. Конечно, Сожженные леса начали сопротивляться, и завязалась страшная война, которая продолжалась около десяти лет и окончилась победой на стороне англичан. Теперь численное превосходство и многие другие благоприятные условия на нашей стороне; торжество же Сожженных лесов сохранит и упрочит за нами последнюю границу наших территорий охоты.

— Понимаю; но уверены ли вы в победе?

— Твердо уверен, потому что на то воля Провидения, противодействовать которой человек не в силах. Европейцы сделали свое дело в Америке и должны в недалеком будущем исчезнуть; дни существования европейских колоний в Америке сочтены; в народонаселении Канады нет ни малейшего сочувствия к Англии, которая сделала ей гораздо более вреда, чем пользы. Не более как лет через двадцать Канада составит с этой местностью одну независимую республику или же присоединится к Соединенным Штатам; это ничего более, как вопрос времени. Первый удар молота уже нанесен английскому могуществу Сожженными лесами, или союзниками Красной реки, как они себя называют; англичане разбиты своими врагами, которые теперь ничего не боятся, потому что первый успех ободрил их и вдохнул в них непреоборимое мужество, и они добьются своей единственной, заветной мечты: быть свободными.

• Предыдущая
• 26/35
• Следующая