Вождь окасов - Эмар Густав - Страница 54

• Предыдущая
• 54/125
• Следующая

Апо-ульмен почтительно поклонился Антинагюэлю и поцеловал у него руку.

– То, что прикажет мой отец, будет исполнено, – сказал он.

– Вожди имеют надменный характер, мужество их мимолетно; сын мой не даст им времени охладеть; между ними есть такие, которых надо занять делом сейчас же, чтобы они не могли после отступить.

– Как зовут этих вождей? Я должен сохранить имена их в моей памяти.

– Это самые могущественные ульмены. Пусть сын мой помнит, их восемь, каждый из них сделает набег на границу, чтобы доказать чилийцам, что неприязненные действия начались; четверо главных между ними пусть немедленно отправятся в Вальдивию, чтобы объявить войну бледнолицым.

– Хорошо.

– Вот имена ульменов: Манкепан, Танголь, Аучангуэр, Кудпаль, Кольфунгуин, Трумау, Куюмиль и Пайлапан. Сын мой хорошо слышал эти имена?

– Я их слышал.

– Понял ли, сын мой, смысл моих слов? Вошли ли они в его мозг?

– Слова моего отца здесь, – сказал Черный Олень, поднося руку ко лбу, – он может оставить всякое беспокойство и лететь к той, которая овладела его сердцем.

– Хорошо, – отвечал Антинагюэль, – сын мой меня любит, он будет помнить; через два солнца он найдет меня в деревне Черных Змей.

– Черный Олень будет там в сопровождении своих доблестных воинов, – пусть Пиллиан руководит стонами моего отца, а Эпананум – бог войны – пошлет ему успех.

– До свиданья, брат, – прошептал Антинагюэль, прощаясь со своим помощником.

Черный Олень поклонился токи и ушел. Оставшись один, Антинагюэль сделал знак индейцу, который принес ему известие, заставившее его ехать. Во время совещания начальников, этот человек стоял неподвижно в нескольких шагах, так что не мог ничего слышать, но был наготове немедленно исполнить приказания, какие могли быть даны ему. Он подошел.

– Сын мой устал? – спросил его токи.

– Нет, но моя лошадь нуждается в отдыхе.

– Хорошо, сыну моему дадут другую лошадь; он нас проводит.

Не говоря более ни слова, Антинагюэль, в сопровождении лазутчика, подошел к группе всадников, которые, опираясь на свои длинные копья, стояли чуть поодаль. Эти всадники, числом тридцать человек, были воины токи. Антинагюэль одним прыжком вскочил на великолепную лошадь, которую держали за узду двое индейцев.

– В путь, – закричал он, вонзив шпоры в бока лошади, которая полетела с быстротою стрелы. Воины последовали за ним. Эта группа мрачных всадников скользила в темноте, как легион зловещих призраков. Перед ними скакал проводник.

Кто может выразить очарование ночной поездки в американских пустынях! Полночный ветер очистил небо, свод которого, темно-голубой и усыпанный, как царская мантия, бесчисленным множеством звезд, был полон торжественного величия. Ночь отличалась бархатистой прозрачностью, свойственной южноамериканскому климату. По временам ветер с какими-то неопределенными звуками кружил сухие листья в пространстве и потом терялся вдали, как вздох.

Ароканы, пригнувшись к шеям своих лошадей, ноздри которых дымились, скакали, не осматриваясь вокруг. Между тем пустыня, через которую они проезжали быстро и безмолвно, разливала в пространстве тысячи гармонических звуков. Это было журчание воды между лианами, свист ветра в листьях или тихое жужжанье миллиона невидимых насекомых; время от времени между листьев пробивался на траву свет как блуждающий огонек; изредка старые деревья вставали на краях пропастей; тысячи звуков носились в воздухе, рычание доносилось из берлог, вырытых под корнями деревьев, заглушаемые вздохи словно спускались с вершин гор: пустыня представляла собою неведомый, таинственный и чудесный мир. Повсюду – на земле, в воздухе слышался гул великого потока жизни, исходящего от Бога!

Лошади ароканов продолжали свой неистовый бег, перескакивая через овраги и потоки, дробя своими копытами камни, с шумом скатывавшиеся в пропасти.

На два копья длины впереди, возле проводника, скакал Антинагюэль; устремив глаза вперед, он беспрестанно пришпоривал свою задыхающуюся лошадь, глухо хрипевшую. Вдруг мрачное скопление показалось на некотором расстоянии, потом донесся шум голосов.

– Мы приехали, – сказал проводник.

– Наконец! – закричал Антинагюэль, остановив свою лошадь, тут же повалившуюся.

Они находились в жалкой деревушке, состоящей из пяти или шести развалившихся лачуг, которые при каждом порыве ветра угрожали разрушиться. Антинагюэль, по-видимому ожидавший падения лошади, поспешно высвободился из стремян и, обратившись к проводнику, который также сошел на землю, спросил его:

– В какой хижине находится она?

– Пойдемте, – лаконически отвечал индеец. Антинагюэль пошел за ним. Они сделали несколько шагов, не произнеся ни слова. Вождь прижимал руку к груди, как бы затем, чтобы удержать биение своего сердца.

Через десять минут ходьбы токи и проводник очутились перед уединенной хижиной, внутри которой виднелся слабый свет. Индеец остановился и, протянув руку по направлению к хижине, сказал:

– Там.

Токи обернулся посмотреть, едут ли его воины, которых в быстроте своего бега он оставил далеко за собой; потом, после минутного замешательства, подошел к двери и надавил на нее, говоря тихим, но решительным голосом:

– Надо кончить!

Дверь поддалась; он вошел.

Антинагюэль очутился лицом к лицу с донной Марией. От неожиданности каждый из них сделал шаг назад, подавив крик. Это было остолбенение со стороны Антинагюэля и удивление со стороны донны Марии.

– О! – прошептала со вздохом донна Розарио, склонив голову под пламенным взором индейского вождя. – О! Боже! Теперь я точно погибла!

Донна Мария в минуту заглушила чувство, кипевшее в ее сердце. Голосом кротким, с веселым лицом обратилась она к Антинагюэлю.

– Брат мой, дорогой гость; какой счастливой случайности обязана я вашим присутствием?

– Случайности именно счастливой, в особенности для меня, – отвечал Антинагюэль с насмешливой улыбкой.

Токи слишком хорошо знал подругу своего детства и понимал, что имеет в ней опасного противника, с которым ему надобно вести скрытую игру, чтобы заставить его исполнить свою волю.

– Неужели брат мой не доставит мне удовольствие и не объяснит причину этого внезапного появления, которое, впрочем, несказанно меня радует, – продолжала Красавица.

– О! Причина очень простая; о ней не стоит упоминать; я никаким образом не надеялся встретить здесь мою сестру и даже должен смиренно признаться, что вовсе не отыскивал ее.

– А! – сказала донна Мария, притворившись будто верит. – Если так, я счастлива вдвойне.

Вождь поклонился.

– Вот в чем дело, – сказал он.

«Хорошо, – подумала Красавица, – он будет лгать; посмотрим, какую ложь выдумает этот демон».

И она прибавила громко с обольстительной улыбкой, белоснежные зубы.

– Я вся обратилась в слух; брат мой может говорить.

– Как известно моей сестре, это селение находится на дороге, которая ведет к моему; я должен был проехать мимо него, возвращаясь домой; уже поздно, воины мои нуждаются в отдыхе; я решился остановиться здесь, вошел в первую хижину, представившуюся глазам моим, а это именно та, в которой находитесь вы, и я благодарю случай, который, как вы сказали, один всему виною.

«Выдумка недурна для индейца», – подумала Красавица.

– Э! – сказал Антинапоэль, притворившись будто в первый раз приметил донну Розарио и подходя к ней. – Кто эта прелестная молодая девушка?

– Невольница, о которой вы не должны думать, – отвечала донна Мария грубо.

– Невольница! – вскричал Антинапоэль.

– Да.

Красавица захлопала в ладоши. Индеец, с которым она уже говорила, тотчас вошел.

– Уведите эту женщину, – сказала она ему.

– О! – вскричала донна Розарио, падая на колени. – Неужели вы будете неумолимы к несчастной, которая не сделала вам никакого зла?

Красавица бросила на молодую девушку гневный взор и, холодно оттолкнув ее ногой, продолжала грубым голосом:

• Предыдущая
• 54/125
• Следующая