Вождь окасов - Эмар Густав - Страница 18

• Предыдущая
• 18/125
• Следующая

– Слава Богу! – сказал один из всадников своему товарищу, останавливая лошадь, чтобы осмотреться насколько позволяла темнота. – Кажется, мы скоро приедем.

– Точно, генерал, – отвечал второй, – не позже как через четверть часа мы кончим наше путешествие.

– Не будем останавливаться, – отвечал тот, которого назвали генералом, – мне хочется поскорее проникнуть в это логово.

– Позвольте, – сказал первый настойчиво, – я обязан предупредить ваше превосходительство, что есть еще время вернуться назад: может быть, это было бы благоразумнее.

– Помните хорошенько, Диего, – сказал генерал, устремив на своего спутника взгляд засверкавший в ночной темноте подобно взору дикой кошки, – в тех обстоятельствах, в каких я нахожусь, благоразумие как вы его понимаете, было бы трусостью; я знаю, чем обязывает меня звание, в которое я облечен доверенностью моих сограждан; это положение самое критическое для нас: наши враги поднимают головы со всех сторон; надо кончить с этой гидрой, беспрерывно возрождающейся. Известие, что дон Тадео избавился от смерти, распространилось с быстротою молнии. Если я не нанесу теперь сильного удара и не раздавлю голову змеи, может быть, завтра будет уже поздно; государственных людей всегда губило промедление в решительные минуты.

– Однако ж, генерал, если человек, доставивший вам эти сведения...

– Вы хотите сказать: изменник, не правда ли? Боже мой, это очень может быть... Это даже вероятно, и потому-то я ничем не пренебрег, чтобы уничтожить последствия измены, которую я предвижу.

– Право, генерал, я на вашем месте...

– Благодарю, мой старый товарищ, благодарю за вашу заботливость обо мне; но оставим этот разговор. Вы должны знать меня настолько, чтобы не сомневаться, что я никогда не изменю своему долгу.

– Мне остается только пожелать успеха вашему превосходительству; вы знаете, что вам следует одному приехать в Quinta Verde и что я не могу провожать вас далее.

– Очень хорошо, останьтесь здесь и пока велите всем вашим солдатам сойти с лошадей; в особенности, внимательно наблюдайте за окрестностями и в точности исполните данные мною приказания... Прощайте...

Диего печально поклонился и отнял руку, которая до сих пор лежала на поводьях лошади генерала. Тот завернулся в свой плащ, прищелкнул языком как обыкновенно делают ginetes, чтобы подстегнуть своих лошадей. При этом знакомом сигнале, лошадь навострила уши и так как принадлежала к породе чистокровной, то несмотря на усталость, поскакала галопом.

Через несколько минут быстрой скачки генерал остановился. На этот раз он, видимо, доехал до цели своего путешествия, потому что сошел с лошади, бросил поводья на ее шею и не заботясь что с нею будет, как будто это была жалкая почтовая кляча, смело пошел к дому, который находился от него в десяти шагах. Он скоро прошел это расстояние и, остановившись на секунду у дверей, осмотрелся вокруг, как бы желая проникнуть во мрак.

Все было спокойно и безмолвно. Генерал против воли почувствовал страх перед неизвестностью, который овладевает самым мужественным человеком. Впрочем, генерал Бустаменте, которого читатель уже, без сомнения, узнал, был слишком старый солдат, чтобы надолго поддаться чувству страха, как бы ни было оно сильно, и действительно это чувство промелькнуло как молния, и хладнокровие почти тотчас же возвратилось к нему.

– Неужели я боюсь? – прошептал Бустаменте с иронической улыбкой.

И решительно подойдя к двери, он три раза постучался в нее эфесом своей шпаги.

Вдруг невидимые руки схватили его за руки, завязали ему глаза, и тихий голос прошептал ему на ухо:

– Не пытайся сопротивляться; двадцать кинжалов приставлены к твоей груди; при первом крике, при малейшем движении ты умрешь; отвечай категорически на мои вопросы.

– Эти угрозы излишни, – отвечал Бустаменте спокойным голосом, – если я пришел добровольно, стало быть, я не имею намерения сопротивляться; спрашивайте, я буду отвечать.

– К кому ты пришел сюда, – начал голос.

– К Мрачным Сердцам.

– И ты готов явиться перед ними?

– Готов, – отвечал генерал по-прежнему бесстрастный.

– Ты ничего не опасаешься?

– Ничего.

– Брось свою шпагу.

Бустаменте выпустил свою шпагу и почувствовал в то же время, что у него отобрали пистолеты.

– Теперь ступай и ничего не бойся, – сказал голос. Пленник вдруг очутился свободен.

– Мрачные Сердца, примите меня в число своих собратий, – сказал тогда Бустаменте громким и твердым голосом.

Дверь отворилась настежь. Двое в масках мужчин, каждый с обнаженной шпагой в руке и с глухим фонарем, свет которого был направлен прямо в лицо Бустаменте, показались на пороге.

– Еще есть время, – сказал один из незнакомцев, – если сердце твое не твердо, ты можешь удалиться.

– Сердце мое твердо.

– Пойдем же, если ты считаешь себя достойным разделить наш достославный труд; но трепещи, если ты намерен изменить нам, – продолжал человек в маске мрачным голосом.

Генерал почувствовал, как при этих словах трепет ужаса невольно пробежал по всем его членам; но преодолев то невольное волнение, он отвечал:

– Трепетать должны только изменники... мне же нечего бояться.

И он с решительностью вошел в дом, дверь которого затворилась со зловещим стуком. Повязка, закрывавшая ему глаза и не допускавшая тех, которые его расспрашивали, узнать его, несмотря на все их усилия, была снята с него.

Четверть часа шел Бустаменте по кругообразному коридору, освещенному только красноватым и тусклым светом факела, который нес один из незнакомцев, провожавших его по этому лабиринту, и был вдруг остановлен дверью. Он в нерешительности обернулся к своим замаскированным провожатым.

– Чего ты ждешь? – сказал один из них, отвечая на его немой вопрос. – Разве ты не знаешь, что кто стучит, тому отворяют.

Бустаменте поклонился в знак согласия, потом сильно постучался в дверь. Обе половинки двери вдруг раздвинулись, и Бустаменте очутился на пороге обширной залы, стены которой были обтянуты красной материей и мрачно освещены бронзовой лампой, спускавшейся с потолка. Эта лампа проливала неясный свет на сотню человек, из которых каждый держал в правой руке обнаженную шпагу и смотрел на Бустаменте пламенными глазами сквозь отверстия черной маски, скрывавшей лицо.

В глубине залы стоял стол, покрытый зеленым сукном. За этим столом сидело трое мужчин. Не только они были замаскированы, но еще для большей предосторожности перед каждым из них был воткнут в стол факел, не позволявший рассмотреть их. На стене между двумя песочными часами висело распятие. Над ними были прибиты два черепа, пронзенные кинжалами.

Бустаменте не обнаружил никакого волнения при виде этой зловещей обстановки; только презрительная улыбка сжала его губы, и он сделал шаг, чтобы войти в залу. В эту минуту он почувствовал, что до плеча его слегка дотронулись. Он обернулся. Один из проводников подал ему маску. Несмотря на предосторожности, принятые им, чтобы скрыть свои черты, он радостно схватил ее, надел, завернулся в плащ и вошел в залу.

– Зачем ты пришел сюда? – спросил тот, который до сих пор говорил один.

– Я желаю вступить в общество избранных. Насупило минутное молчание.

– Есть ли между нами человек, который мог бы или захотел бы служить за тебя порукою? – продолжал замаскированный .

– Не знаю: мне неизвестны люди, среди которых я нахожусь.

– Почему ты это знаешь?

– Я так полагаю, так как здесь у всех на лицах маски.

– Мрачные Сердца, – возразил спрашивавший выразительным тоном, – смотрят не на лицо, а изведывают души.

Бустаменте поклонился при этой фразе, которая показалась ему порядочно запутанной. Спрашивавший продолжал.

– Ты знаешь условия?

– Знаю.

– Какие они?

– Пожертвовать матерью, отцом, братьями, родными, друзьями и собой самим, не колеблясь, для дела, которое я клянусь защищать.

– Потом?

– При первом сигнале, днем ли, ночью ли, в каких бы обстоятельствах я ни находился, я обязан все оставить, чтобы исполнить тотчас приказание, данное мне каким бы то ни было образом и какого бы оно ни было рода.

• Предыдущая
• 18/125
• Следующая