Кречет. Книга III - Бенцони Жюльетта - Страница 1

• 1/73
• Следующая

Жиль Гоэло, бедняк, воспитанный сельским священником, попадает в Америку, участвует в Американской революции и своими подвигами заслуживает себе имя и звание. Так «Кречет» индейцев Ононгалезы становится офицером драгунского полка королевы, шевалье де Турнемином.

Любовь к красавице Жюдит де Сен-Мелэн, исчезнувшей после ужасного приключения у замка Тресессон, делает его честолюбивым, он решает вернуть свое потерянное наследство и в первую очередь крепость Лаюнондэ. Для этого нужны деньги, и Жиль вместе со своим другом Жаном де Базом едет в Испанию и поступает на службу к королю.

При дворе Карла III Испанского Жиль де Турнемин находит и врагов и друзей. Врагами его становятся Инквизиция и ее слуги, а друзьями великий художник Гойя и очаровательная герцогиня Альба. Она просит Жиля купить ей во Франции, куда шевалье де Турнемин наконец возвращается, самое прекрасное бриллиантовое колье, какое знаменитые ювелиры королевы, Бемер и Бассанж, предложат для свободной продажи.

Вернувшись во Францию и став лейтенантом королевской гвардии. Жиль оказывается втянутым в интриги графа Прованского, брата короля Людовика XVI, и известной авантюристки графини Валуа де Ла Мотт. Каждый из них преследует свои цели: граф хочет стать королем, а графиня — завладеть знаменитым ожерельем королевы. И они оба губят Францию. В этой афере замешаны и кардинал де Роган, тайно влюбленный в королеву, и таинственный маг и чародей Калиостро, в окружении которого Жиль неожиданно встречает Жюдит де Сен-Мелэн.

Когда интрига, которую впоследствии назовут делом о колье королевы, была раскрыта. Жилю поручают арестовать самого кардинала де Рогана. По просьбе несчастного прелата шевалье де Турнемин прячет у себя красный мешочек с портретом и письмом королевы.

Жюдит убегает от Калиостро, возвращается к Жилю, признается в любви к нему и соглашается стать его женой. Казалось бы, счастье ждет влюбленных, но этому противится графиня де Бальби, любовница Жиля. Из-за ее происков в самый день свадьбы он неожиданно уезжает, а вернувшись через три дня, не находит своей жены: графиня де Бальби уверила Жюдит, что Турнемин влюблен в королеву и отправился к ней на свидание. Жиль клянется найти Жюдит, но тут входят солдаты и уводят его в Бастилию как пособника кардинала де Рогана.

Лязгнул замок — и дверь распахнулась. В дверном проеме показался тюремный сторож, пошатывавшийся под тяжестью целой горы блюд и тарелок, прикрытых оловянными крышками.

Лязг и звон металла заполнил восьмиугольную комнату, она гудела, как барабан, но весь этот шум не отвлек арестанта от горьких и смутных мечтаний, охвативших его с того момента, как за ним закрылись ворота Бастилии.

Жиль не отвел взгляда от пыльных складок балдахина, натянутого над кроватью, он лежал так часами, пытаясь заглушить свое горе, и вставал только для того, чтобы слегка освежиться и проглотить без аппетита ложку тюремной пищи.

Но и это он делал, лишь чтобы порадовать Понго — ирокезского колдуна. Вот уже четыре года прошло с их первой встречи на реке Делавэр, за это время они ни разу не расставались. От испанских сьерр и двора Карла III до сверкающих паркетов Версаля и рощ Трианона Понго повсюду следовал за своим хозяином, вот и теперь, не раздумывая, он пошел за Жилем в Бастилию, хотя ему, сыну бескрайних просторов, заключение было особенно тягостно. Понго был не только слугой, оруженосцем и поваром, но и другом, а при случае и кормильцем Жиля.

Отчаявшись в настоящем, потеряв надежду на будущее, Жиль давно опустился бы и превратился в настоящего каторжника или уморил бы себя голодом, но присутствие Понго, всегда внимательного и молчаливого, поддерживало его.

Его мучили воспоминания: те несколько радостных дней, когда Жюдит была с ним, ее голос, улыбка и, наконец, свадьба, обещавшая столько счастья и так грустно закончившаяся.

Но даже боль разлуки и позор заточения не смогли разжечь в душе Жиля ненависти к той, что была причиной свалившегося на него горя. Он прекрасно знал Анну де Бальби, ее жестокий, ревнивый и эгоистичный нрав, но не смог защитить от нее свою любовь. Как он не понял, что женщина ее положения не позволит оттолкнуть себя на обочину и отомстит со всем жаром уязвленного самолюбия!

Только это и мучило его. Все же, что касалось предполагаемой связи между ним, простым гвардейцем короля, и принцем — кардиналом де Роганом, которого королева не уставала обвинять в краже бриллиантового колье, представлялось ему совершенно недостойным внимания. Он считал, что поступил милосердно, согласившись сжечь письмо и сохранить маленький портрет, возможно, компрометирующий королеву. Свою роль сыграли в этом и древние феодальные узы, с незапамятных времен связывающие сыновей Кречета и принцев де Роган, узы настолько крепкие, что бросили вызов власти короля Франции.

Он не боялся смерти. Ему было совершенно все равно — на Гревской площади или во внутреннем дворе Бастилии окончатся его приключения. В любом случае это будет избавлением от страданий. Жизнь без Жюдит была для него настолько невыносимой, что только вера в Бога удерживала нашего героя от самоубийства. Он слишком хорошо знал свою жену, ее чисто бретонское упрямство, и не надеялся, что однажды она выслушает его и поверит. Нет, они оба попались в искусную западню госпожи де Бальби. Жюдит убеждена в его измене и никогда не вернется. Так зачем ему жить!

Тем временем Гийо, тюремный сторож, накрывал на стол. Делал он это молча, ни разу не взглянув на узника: сначала Постелил на стол еще довольно свежую скатерть и заменил в подсвечниках свечи, потом расставил на столе блюда и с довольным видом снял с них крышки.

— Сударь, повар отлично поработал, — сказал он, — у вас сегодня раковый суп, пирожки, рагу, фрукты и пышки.

— Я не голоден.

— Вы не правы, но если вам действительно не хочется, то унесу…

— Мой все съест сам, — решительно заявил Понго и стал вежливо подталкивать тюремщика к двери. — Твой уходить.

— Вместо того чтобы откармливать меня, как гуся на Рождество, — проворчал де Турнемин, — лучше бы сказали, когда меня будут судить и, возможно, казнят…

Таких вопросов Гийо боялся больше всего, во-первых, потому, что он ничего не знал, а во-вторых, ему строжайше запрещалось сообщать заключенным дату и час допроса или казни. Но все равно узники умудрялись по еле уловимому знаку, случайному слову, жесту, вздоху или взгляду узнавать ответы на эти, такие важные для них, вопросы. Поэтому Гийо предпочитал молчать и в камерах заключенных не задерживаться. Вот и теперь он ничего не ответил на вопрос Турнемина и быстро пошел к двери.

Этого Жиль уже не мог стерпеть. Резко вскочив, он схватил тюремщика за куртку и стал так его трясти, что тяжелая связка ключей на его поясе (иногда для одного замка требовалось четыре или пять ключей) зазвенела, а зубы несчастного Гийо застучали от страха.

— Будешь мне отвечать, негодяй?! — вскричал шевалье. — Я хочу знать час своей смерти!

— Я… я, сударь, верьте, с радостью бы вам сказал, но я ничего не знаю, клянусь, ничего не знаю!

— Это правда?

— Истинная правда! Вам надо было это спросить у господина коменданта, когда он вас принимал, а не нападать на бедного сторожа…

— Когда он меня принимал?..

Брезгливо отряхнув руки. Жиль отпустил Гийо и тут же забыл о нем. За окном, из-за толщины стен больше похожим на отверстие туннеля, догорал закат. Жиль смотрел на него, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.

Исчезновение Жюдит настолько потрясло Жиля, что все последующие события почти не остались в его памяти. Он помнил момент ареста, залитое слезами доброе лицо мадемуазель Маржон… А дальше… Дальше давящий мрак наглухо закрытой кареты, которую сильные лошади крупной рысью уносили в вечную ночь — в королевскую крепость Бастилию.

• 1/73
• Следующая