Вольные стрелки - Эмар Густав - Страница 48

• Предыдущая
• 48/105
• Следующая

Десять минут спустя после встречи с доном Фелисио они достигли ворот. При имени Транкиля ворота были отворены. Наконец-то они были в безопасности, в крепости.

Они вошли вовремя: еще несколько шагов — и Кармела и ее подруга упали бы на дороге. Несмотря на все усилия воли, они, наконец, не выдержали, силы их истощились, и как только они почувствовали, что непосредственная опасность миновала, нервное возбуждение, которое только и поддерживало их в последние часы, спало, и они лишились чувств.

Транкиль взял Кармелу на руки и перенес ее внутрь асиенды, тогда как Черный Олень, который, несмотря на все видимое невнимание, страстно любил свою молодую жену, занялся ею и старался привести ее в чувство.

Неожиданное прибытие Транкиля обрадовало всех обитателей асиенды, так как все его любили и ценили его честный характер.

Охотник все еще хлопотал около своей дочери, начавшей приходить в сознание, как вдруг в комнату вошел Фелисио Пас, вернувшийся из своего обхода, и передал ему просьбу полковника немедленно прийти к нему.

Транкиль повиновался. Кармела не нуждалась более в его услугах. Придя в себя, она скоро погрузилась в глубочайший сон — следствие страшного утомления, которому она подвергалась уже несколько дней.

На пути к коменданту Транкиль обратился к мажордому, с которым он состоял в давней дружбе, с расспросами. Дон Фелисио откровенно отвечал ему.

Дела в дель-Меските шли не блестяще: осада велась с обеих сторон с неслыханным ожесточением и сопровождалась некоторыми особенностями. Инсургентам особенный урон причиняла артиллерия, находившаяся в крепости, много людей выбывало у них из строя. Но они придумали, однако, способ, причинявший осажденным много затруднений.

Этот способ состоял в следующем. Инсургенты состояли по большей части из охотников — замечательных стрелков, слывших за таковых в стране, где искусство меткой стрельбы было доведено до совершенства.

Некоторое число таких стрелков засело поэтому в траншее перед лагерем, и всякий раз, когда какой-нибудь артиллерист осмеливался подойти к орудию, чтобы навести и зарядить его, они неукоснительно перебивали ему руки 22 .

Дело дошло до того, что все артиллеристы в крепости выбыли из строя и со стен ее только изредка раскатывался неуверенный, бесцельный выстрел. Набранная наспех новая орудийная прислуга спешила кое-как исполнить свои обязанности, страшась быть изувеченной, и сбегала вниз. Артиллерия перестала быть страшной для техасцев, и они достаточно забавлялись этой оригинальною стрельбой мимо цели.

С другой стороны, крепость была обложена так тесно и за ней следили так внимательно, что решительно никто не мог ни войти, ни выйти из нее. Легко понять поэтому изумление осажденных, когда на асиенде появились наши охотники. Никто не мог понять, как удалось им проскользнуть через весь вражеский лагерь. Мимоходом мы должны заметить, что сами охотники понимали это менее всех.

Гарнизон асиенды проводил, таким образом, время, будучи совершенно отрезанным от остального мира: никакой отзвук не проникал извне, никакая весть не доходила до осажденных.

Этого было совершенно достаточно, чтобы сделать положение мексиканцев далеко не из приятных; к несчастью для них, оно с каждым часом все более омрачалось и грозило в недалеком будущем стать совершенно невыносимым.

При всем этом, полковник Мелендес с самого начала осады показал себя в своем настоящем свете, как офицер редких качеств, всесторонней предусмотрительности и беззаветной отваги.

Видя, что артиллеристы беспощадно истребляются техасскими пулями, он, чтобы поднять их упавший дух, сам, Рискуя жизнью, становился к пушкам и наводил их против неприятеля.

Жителей прерий более всего пленяют отвага и храбрость. Много раз техасские стрелки видали его на стенах, у пушек, их меткие карабины легко бы могли достать его, но они оставляли его в покое, сами наслаждаясь тем хладнокровием, с которым он смотрел в глаза верной смерти.

Сам Ягуар, несмотря на свое горячее желание поскорее взять крепость, дал приказ щадить жизнь своего друга. Он удивлялся его храбрости и самоотверженной преданности долгу.

Было около полуночи, однако полковник бодрствовал. В то время, как к нему ввели канадца, он с озабоченным видом ходил по своей спальне, заглядывая иногда в разложенный на столе план укреплений.

Прибытие Транкиля обрадовало его: он надеялся получить через него вести извне. К сожалению, охотник очень мало смыслил в политических вопросах, он вел слишком уединенную для этого жизнь. Однако он отвечал как умел на вопросы полковника и сообщил даже несколько подхваченных им на лету известий. Затем он рассказал, что случилось с ним во время пути. При имени Кармелы молодой офицер пришел в некоторое замешательство, краска бросилась ему в лицо, но он быстро овладел собою и продолжал внимательно слушать канадца.

Когда он дошел до инцидента в пещере и до подслушанных им отрывков из разговора между вождем апачей и приверженцем техасцев, интерес полковника удесятерился, и он заставил Транкиля вновь повторить все услышанное им.

— О! Это письмо, — проговорил он несколько раз, — это письмо. Чего бы не дал я, чтобы узнать, что в нем заключалось!

Но это было невозможно. Через минуту полковник попросил Транкиля продолжать рассказ. Охотник рассказал тогда, каким образом ему удалось пробраться через неприятельские заслоны.

Этот смелый поступок поразил полковника.

— Вы более счастливы, чем благоразумны, — заметил он, — дерзнув проникнуть через самый центр вражеского лагеря.

Охотник улыбнулся.

— Я был почти уверен в успехе, — отвечал он полковнику.

— Почему?

— Я долгим опытом узнал все привычки индейцев, и это позволяет мне действовать с ними наверняка.

— Я согласен, но ведь тут вы имели дело не с индейцами.

— Простите меня, полковник.

— Я не понимаю вас. Будьте так добры, объясните, что такое?

— Это совсем нетрудно: Голубая Лисица прибыл сегодня вечером в техасский лагерь во главе двухсот воинов.

— Этого я не знал, — с удивлением сказал полковник.

• Предыдущая
• 48/105
• Следующая