Великий предводитель аукасов - Эмар Густав - Страница 57

• Предыдущая
• 57/78
• Следующая

Дон Тадео произвел весьма искусную и быструю передислокацию войск. Его левое крыло простиралось до моря, средний полк находился в Арауко, столице арауканского союза, а правое углублялось в горы, так что сообщение между отрядами неприятеля было отрезано и по соединении генерала Фуэнтеса с диктатором аукасы очутятся между двумя огнями. Сначала диктатор предполагал сделать только ложное движение на Арауко, полагая, что в столице оставлено войско на ее защиту. Но отряды, посланные туда, нашли, что она совсем не защищена, оставлена жителями, и овладели ею почти без выстрела. Тогда дон Тадео приказал устроить там небольшое укрепление и оставил в нем гарнизон в триста человек под командованием майора. Сам же продолжал идти вперед. Войска чилийцев были растянуты от моря до гор и неуклонно шли вперед, разрушая и сжигая индейские гольдерии. Жители их в испуге бежали при приближении войск.

Антинагуэль, однако, поступил опрометчиво, оставив занятую им выгодную позицию у брода через Биобио, и позволил, таким образом, генералу Фуэнтесу вторгнуться в Арауканию. Бустаменте был в отчаянии, видя эту ошибку токи, ошибку, которую тот понял только тогда, когда уже не было возможности ее исправить. Генерал Бустаменте понимал, что его дело проиграно. Он знал, что ему остается только умереть с оружием в руках и что надежда возвратить утраченную власть погибла навсегда. Готовилась ие-ми1гуемая и скорая развязка.

Антинагуэль хотел углубиться в горы, но тщетно. Все его усилия привели только к тому, что он очутился окруженным тремя отрядами чилийских войск. Отряды эти смыкались все больше и больше, и Антинагуэлю нельзя было даже выбрать удобной позиции, ему придется сражаться там, где этого захочет неприятель. Дон Грегорио Перальта замыкал ему проход со стороны моря, дон Тадео де Леон — со стороны Арауко, а генерал Фуэнтес защищал проход в горы и к Биобио. Все эти движения продолжались две недели, в продолжение которых были только стычки и небольшие перестрелки, но не происходило ничего серьезного.

Дон Тадео хотел решить все одним ударом, одной битвой. В тот день, когда мы возобновляем наш рассказ, арауканцы и чилийцы были в виду друг друга. Передовые отряды их находились почти на ружейный выстрел один от другого. На следующее утро неминуемо должно было последовать сражение. Дон Тадео, дон Грегорио, генерал Фуэнтес и другие высшие военачальники собрались на совет в палатке дона Тадео. Вдруг послышались трубы. Чилийцы ответили на этот призыв. Адъютант вошел в палатку и доложил, что великий предводитель аукасов просит свидания с главнокомандующим чилийских войск.

— Не ходите, дон Тадео, — сказал генерал Фуэнтес, храбрый воин, который ненавидел индейцев. — Тут какая-нибудь западня.

— Я так не думаю, генерал, — отвечал диктатор. — Как главнокомандующий, я обязан по возможности избегать излишнего кровопролития, и потому я пойду на переговоры. Но это не помешает мне быть благоразумным и принять все меры предосторожности.

Местом переговоров было избрано небольшое возвышение как раз между двумя станами. Чилийское знамя и арауканское были водружены в двадцати шагах друг от друга. У одного знамени стояло сорок аукасов, вооруженных копьями, у другого столько же чилийцев с ружьями. При каждом отряде был трубач. Когда эти меры предосторожности были приняты, дон Тадео отправился в сопровождении двух адъютантов, Антинагуэль пришел с двумя ульменами. Дойдя до своих отрядов, оба предводителя приказали своим офицерам остановиться, а сами подошли друг к другу. С минуту они молча глядели друг на друга. Антинагуэль заговорил первый.

— Аукасы знают и уважают моего отца, — сказал он, вежливо кланяясь. — Им известно, что он добр и любит своих детей, индейцев. Облако встало между ним и его детьми — ужели его нельзя разогнать? Разве необходимо, чтобы кровь обоих великих народов лилась, как вода, из-за недоразумения? Пусть мой отец отвечает.

— Предводитель, — ответил дон Тадео, — белые всегда покровительствовали индейцам. Часто давали им оружие для охоты, семена для посева, теплые ткани для защиты от зимней стужи. Но аукасы неблагодарный народ. Когда несчастье проходит, они забывают сделанное для них. Почему они подняли оружие против белых? Разве белые обидели их? Загнали к себе их скот или потоптали их жатву? Нет, аукасы не могут сказать этого. Еще недавно токи, с которым я теперь говорю, торжественно возобновил с белыми мирный договор, а теперь вероломно нарушил его. Пусть предводитель отвечает в свою очередь. Я готов выслушать, что он может сказать в свою защиту.

— Предводитель не станет защищаться, — миролюбиво сказал Антинагуэль. — Он сознает свои проступки и готов принять условия, какие угодно будет предложить ему бледнолицым отцом, если только они не будут касаться его чести.

— Скажите сперва, какие ваши условия, предводитель. Я посмотрю, справедливы ли они, можно ли их принять, или мне нужно будет предложить вам другие.

Антинагуэль колебался.

— Мой отец знает, — сказал он наконец вкрадчивым голосом, — что его дети индейцы простодушный народ. Они легковерны. К ним пришел великий предводитель белых, обещал им много земли и другие блага, если они помогут ему возвратить потерянную власть. Индейцы — дети, они поверили этому лукавому человеку и восстали, чтоб защищать его. Но теперь они раскаялись и готовы, если мой отец желает этого, выдать обманщика, который поставил их на край пропасти. Что скажет мой отец?

Дон Тадео насилу удержался от выражения негодования, услышав это бесчестное предложение.

— Предводитель, — сказал он с плохо скрытым пренебрежением, — так в этом-то и состоят ваши условия? Вы хотите исправить свое вероломство новым клятвопреступлением? Человек, о котором вы упомянули, преступник, он заслуживает смертной казни. Если он попадет в мои руки, я его немедленно расстреляю. Но этот человек искал убежища у вашего очага. Гостеприимство священно, в том числе и для аукасцев. Выдать гостя, человека, который спал с вами под одной кровлей, как бы виновен он ни был, — это низость, и этого сраму ничем не смоет ваш народ. Аукасы — мужи свободные, они не терпят измены. Я уверен, что это предложение — ваше личное дело, а не дело народа.

• Предыдущая
• 57/78
• Следующая