Тайны ордена - Каменистый Артем - Страница 36

• Предыдущая
• 36/67
• Следующая

— Ха-ха. Скучно без него. Иногда как выдаст что-нибудь, так потом чуть не задыхаешься, за брюхо держась. До сих пор помню, как Арисата в бою под Араном конь вытащил прямо из когтей. Тот его потом уже, как с седла слез, давай в лоб целовать, благодарить за такое. А птица подлетает, видит это, и на всю округу заявляет: «Поздравляю прекрасных новобрачных! Теперь вы муж и жена!» Тотора в живот ранило, стонал при смерти, но даже он после такого ржать начал. Так куда же вы его подевали?

— А я разве не ответил?

— Ну не хотите говорить, не надо.

— Не твое это дело, Нюх. Твое дело — динамит и все остальное. Нам надо пять мин, и чтобы все сработали. Уверен во взрывателях?

— Когда испытывали два заклинило после того как стопор разъело.

— Всего сколько было?

— Да уже и не вспомню… восемь или девять.

— Плохо…

— Ну так можно по два ставить.

— Нельзя. У нас их всего десять.

— Ну так пять кораблей, как раз под два и получается. Я не индюк, считать обучен.

— Нам могут понадобиться еще, так что парочку придется приберечь.

— Ну тогда три заряда будут при двух взрывателях, а два при одном. Скорее всего сработают тоже.

— Скорее всего… Нам поточнее надо.

— Ну тут мы новые взрыватели не сделаем. Даже трубку ровную попробуй найди, не говоря уже о прочем. Это нам назад, в Межгорье нужно.

— Насмешил… Заканчивай уже с минами, сейчас займемся серьезным делом.

— Это каким?

— Надо подготовить заряд помощнее. Гораздо мощнее.

— Для корабля и таких за глаза должно хватить.

А я разве говорил, что хочу взорвать корабль? У этого заряда другая цель. Опять трущобы. Опять вечер. Опять шмыгают подозрительные личности вокруг. Но теперь вряд ли кто-то из них с вожделением подумывает о моем кошельке. Я выгляжу ничем не лучше здешних бродяг: рванье, которым бы побрезговал самый унылый босяк моего мира, ссутулившийся от груза невзгод, колючий взгляд исподлобья. Теперь меня никто не узнает, и это прекрасно. Я ведь не абы кто, я гонец от великого шпиона с севера, мне негоже бродить по таким местам, да еще в кампании с нищими.

Оги, одетый также плачевно как и я, представил своего спутника, выглядевшего еще более печально. А уж разило от него так, что издали можно догадаться о роде его деятельности.

— Знакомьтесь, это Корка. Но у нас его все называют запросто: Вонючка. И каждому понятно, что лучше прозвища для него не придумать. Он на такое не обижается, правда ведь?

Оскалившись во все свои три зуба, Корка кивнул:

— Ага. Я не обижаюсь. Всем вашим мамочкам даже нравился мой запах. Особенно твоей.

— Шутишь ты так же заезженно, как и раньше.

— Ну уж как умею.

— Гляди, как бы без последних зубов не остаться при таком языке.

— Ты о зубах моих говорить пришел, или что-то другое нужно? Оги указал на меня:

— Отвечай ему также, как и мне.

— Чего отвечать-то?

— То, что он спросит.

— Ну так пускай спрашивает, а не таращится молча. Я начал без предисловий:

— Ты знаешь ходы под канцелярией консула?

— А чего там знать, всего один-то и есть.

— Провести сможешь?

— Водил уже, могу и еще сводить.

— Веди нас.

Корка не тронулся с места и выразительно уставился на Оги. Тот достал из недр своих лохмотьев пару монет, подбросил в воздухе. Следопыт здешних канализаций отточенным движением перехватил монеты в воздухе, развернулся, прихрамывая направился куда-то прочь не снисходя до пояснений. Нам ничего не оставалось как последовать за ним. Но не вдвоем — сзади шагали все те же двое уже знакомых мордоворота.

Такие же молчаливые.

Там, у себя, в далеком и неуклонно забываемом мире я не страдал манией исследовать подземелья. Доводилось бывать в пещере на экскурсии — не слишком понравилось. Откровенно не понимал диггеров, которые с риском для жизни готовы лезть в забытый всеми люк, чтобы потом брести неизвестно куда по вонючим подземельям, распугивая крыс.

Здесь меня не всегда спрашивают, нравится ли мне то или это. Здесь приходится делать то, что раньше бы даже не подумал делать.

Однажды, почти в самом начале своей второй жизни, мне пришлось спускаться в канализацию. Лучшего выхода тогда не нашлось. Вспоминать до сих пор неприятно, ведь мы с епископом тогда едва не остались в мире зловония навечно, надышавшись ядовитых испарений. Это оказалось куда более трудным испытанием, чем то, самое первое, когда я спасся с острова, по которому разгуливал медведь-зомби, а потом переплыл море пользуясь одним лишь бревном. Может и тяжелее было, но куда чище, а иногда и приятнее.

Не думал, что решусь на это вновь. Нет, я вовсе не о том, что придется снова переплывать море. К тому же повторение той эпопеи в моей биографии уже случалось. Я про то, самое неприятное.

Под ногами чавкает омерзительная жижа, голова то и дело натыкается на космы не менее омерзительных побегов плесени. Да и паутины здесь хватает, или чего-то очень на нее похожего и такого же липкого. А вот воздуха в галерее так мало, что наши факелы едва чадят.

Корка неустанно издевался и заодно пытался играть роль гида, развлекая нас краеведческими историями. Если так можно выразиться. Вот несколько примеров его самых безобидных историй:

— Ну как вам здесь уважаемые господа, не душно? И ничего что грязновато? Уж простите, поломоек здесь не держат, все вымывается само собой, то есть дождями, а их давненько не было. После хороших ливней тут почти чистая водичка бежит, бери да пей и радуйся. Скучно вам, небось, идти? Ну да, все одинаково, я вас понимаю. Могу чуть свернуть в сторону, показать кривой ход под старой стеной. Там сейчас площадь устроили, хибары снесли, сливы присыпали, но галерея осталась. В прошлом году туда хлыща припрятали, которого Дуля прирезал наглухо за долг. Проигрался в кости и не отдал, такие вот дела. Крысы ловко хлыща обработали, аж блестит. Хотите взглянуть? Не хотите? Ну и ладно. А вот туда если свернуть, ну и налево потом, будет тайный подвал под домом добряка Трауса. Старому затейнику в один прекрасный день прискучили рабыни, он начал воровать девиц из свободных, веселился на все лады, а потом вниз отправлял. Уважаемые друзья господина Оги узнали про его шалости, пришлось ему платить, и немало. Может оттого и разорился, потому как сынку почти ничего не оставил. Тот даже был вынужден продать отцовский дом. Там сейчас городской судья обитает, и даже понятия не имеет, что под спальней у него то еще кладбище где лежит в том числе и его троюродная сестричка. Такая красавица была, прям глаз не оторвать. Ну сейчас то она сильно изменилась, но все равно взглянуть можно. Воздух там, правда, спертый, ну да он и здесь не сказать чтобы свежий. Что, и это не хотите? А вот тут, прямо над нами, когда-то узкий ход был. Его засыпали уже. Через него мой непутевый папаня спустил меня в первый раз. Сказал тогда важным голосом: «С этого дня тебе, малыш Корка, придется здесь бывать куда чаще чем наверху. Привыкай не морщить носик». Добрый он у меня был, да… Такая вот работа у нашей семейки: наверху все гадят, а нам за ними убирать. И пары лет не прошло с той поры, как папаша в дерьме захлебнулся. Воздух здесь дурной, надо чуять момент, не опаздывать с выходом. Когда нашли его, крысы уже всю спину и затылок объели. От ушей вообще ничего не осталось. Сильно выпивши был в тот день, видать уснул на ходу и упал лицом в воду. А может просто сморило от воздуха дурного. Здесь даже у крепких мужиков обмороки — обычное дело. Такие вот истории в подземном Шрадре бывают. Я много чего интересного знаю, все даже не упомнишь. Вот еще одна: про лютую тварь, что от серых сбежала. Жрецов побила и сюда ушла, даже не знаю, как так получилось, обычно они с серыми ладят. Ох и задала она здесь жару, даже рассказывать страшно…

— Далеко уже? — не выдержал Оги.

— Да пришли уже. Вот прямо над нами канцелярия консула.

— Точно? — уточнил я.

— Вон в ту дырку скатывается их дерьмо, его ни с каким другим не перепутаешь.

• Предыдущая
• 36/67
• Следующая