Сожженные Леса - Эмар Густав - Страница 37

• Предыдущая
• 37/43
• Следующая

— Ну, сеньорита, — отвечал Блю-Девиль с ударением на каждом слове, — извольте, я вас удовлетворю: имя этого незнакомца Октавио Варгас.

Молодая девушка вскочила с койки.

— Я его угадала, — воскликнула она с лицом, просиявшим от счастья. Затем, встав на колени, прошептала голосом, подавленным от волнения: — Боже! Боже! Ты меня не оставил… Посылая мне таких покровителей, Ты действительно хочешь меня спасти. О, слава тебе, Боже, слава!

Успокоившись, донна Розарио встала, осматриваясь кругом.

Она искала Блю-Девиля.

Он исчез.

Только один Пелон, растроганный, стоял перед молодой девушкой.

— А вот и ты, Пелон, — сказала она, улыбаясь сквозь слезы.

— Да, сеньорита, извините меня, что, не быв позванным, я вошел к вам.

— Разве ты не знаешь, что присутствие твое для меня только одно удовольствие? Что ты хочешь мне сообщить? Говори.

— Ваш друг, мисс Гарриэта Дюмбар, идет к вам. Мисс Гарриэта не замедлила войти в палатку. Увидев ее, донна Розарио вскрикнула от радости и,

не дав ей времени сказать слова, бросилась в полуобмороке в ее объятия.

— Боже мой! — воскликнула мисс Гарриэта с испугом, — что случилось с ней?

Но молодая девушка ошиблась: не от горя, а от радости сделалась дурнота с донной Розарио.

Это происходило в то время, когда Блю-Девиль как ни в чем не бывало шел беспечной походкой, покуривая трубку, присоединиться к своим товарищам.

Никто в лагере не подозревал продолжительного и важного разговора, который он имел с донной Розарио Пребуа-Крансе!

Покинув лагерь, капитан Кильд, вместо того чтобы пересечь долину вдоль, как это сделал Линго, повернул направо к лесу и скрылся под склоном. Капитан далеко не владел так искусно лыжами, как парижанин.

Лыжи, названные этим именем канадцами, очень удобны для ходьбы по снегу, но требуют большого навыка, которого капитан совсем не имел.

Почему, добравшись до склона, он поспешил снять их и забросить за плечи.

Да, впрочем, они оказывались ему почти бесполезными, так как плоская местность заменилась гористой, и приходилось входить на довольно крутые холмы, окружавшие со всех сторон долину. На них снег лежал только в некоторых местах, и то в небольшом количестве.

Если капитан плохо скользил по снегу на лыжах, то зато был неутомимый ходок.

Его твердая и уверенная походка, свойственная только людям, которые знают, куда идут, свидетельствовала, что дорога ему хорошо знакома. После приблизительно двухчасовой ходьбы он наконец увидел на расстоянии полумили лагерь авантюристов капитана Грифитса.

Равнина была покрыта снегом не более как на вершок — доказательство, что снежная метель не прошла по этому направлению и ураган, столь ужасный в горах, быль здесь очень слаб. Вместо того чтобы отправиться в лагерь, как сделал бы всякий другой, капитан Кильд остановился у кучки сосен, покрытых снегом, срубил множество ветвей, снял с плеч вязанку хвороста и устроил костер, который и поджег трутом; пламя росло все более и более, и дым клубами поднимался к небу. Капитан стоял перед огнем столь сильным, что на нем можно было изжарить целого быка.

Наш герой сделал довольную гримасу, наслаждаясь зрелищем, достал из сумки звериную шкуру, растянул ее на земле и, опираясь спиной о ствол огромной сосны, уселся, закуривая трубку так же спокойно, как будто находился в одном из трактиров городов союза.

Между тем авантюристы не спали в своем лагере, а, напротив, были на страже.

Этот необычайный огонь на расстоянии ружейного выстрела от их окон был тотчас замечен часовыми, которые удивлялись, что путешественник расположился так близко от их укреплений, вместо того чтобы просить у них гостеприимства, в котором, без сомнения, не получил бы отказа.

Лейтенант Маркотет был извещен об этом странном обстоятельстве, но тоже ничего не понял.

Он приказал только часовым не спускать глаз с незнакомца и пошел об этом объявить капитану.

Постучав легко в дверь, лейтенант вошел в хижину, которую занимал капитан с того времени, когда привезли в лагерь незнакомку. Склонясь над картой, он с большим вниманием обозначал по временам некоторые пункты булавками, которые часто переставлял.

Услышав шаги лейтенанта, капитан быстро поднял голову.

— Неужели я не могу пользоваться свободной минутой? — сказал он с досадой. — Что вам еще надо?

— Еще — слово упрека, капитан, а я сегодня только первый раз вас беспокою.

— Правда, но другие до тебя меня досаждали.

— Если вы хотите, то я уйду, — возразил лейтенант, несколько смутясь.

— Вот будет кстати! Неужели ты делаешься так же глуп, как и другие?..

— Но, капитан…

— Хорошо, говори, зачем пришел.

— Честное слово, я сам не знаю!

— Не знаешь? Не смеешься ли ты уж надо мною? Это было бы не вовремя.

— Сохрани меня Боже! Но обстоятельство так странно…

— Что ты там болтаешь? О каком обстоятельстве говоришь?

— О том, которое происходит, капитан.

— Что же такое происходит? Ну, говори же, черт возьми!

— О, нет, я лучше уйду.

— Вот что выдумал — уйти?

— Да, потому что вы со мной никогда так не обходились.

— Еще б, ты пришел в такую минуту.

— Я ее не избирал.

— Правда, я виноват. Садись, возьми сигару, и перестанем переливать из пустого в порожнее.

— Насилу-то, — пробормотал лейтенант, закуривая сигару.

— Ты не сердишься на меня?

— Я никогда на вас не сержусь.

— В добрый час, ссора наша кончилась, и можешь теперь сказать, зачем пришел.

— Сейчас и в нескольких словах.

— Ну, я слушаю.

— В долине появился какой-то путешественник, который вместо того, чтобы прямо войти в наш лагерь, остановился у кучки сосен и разложил большой огонь. Это заметили наши часовые.

— Что ты мне рассказываешь? — воскликнул капитан, вздрогнув.

— Истину! Впрочем, вам легко в этом убедиться, возьмите подзорную трубу, встаньте на пороге хижины, и вы рассмотрите этого молодца так же хорошо, как бы он находился подле вас.

— Удивительно! — прошептал капитан, — я не ждал его так скоро.

Сняв со стены подзорную трубу, он навел ее по указанному лейтенантом направлению.

— Это он, — заговорил минуту спустя капитан. — Маркотет, — прибавил он, обращаясь к лейтенанту, — прикажи оседлать мою лошадь: я хочу повидаться с этим таинственным незнакомцем.

Через пять минут лошадь капитана нетерпеливо била копытом перед хижиной.

— Смотри, чтобы во время отсутствия моего никто не оставлял лагеря, — сказал капитан, вскакивая в седло, — и чтобы десять человек были готовы скакать ко мне по первому моему сигналу; если я выстрелю, то это будет означать, что они мне нужны.

— Отчего бы вам не взять с собой двух человек; это было бы благоразумнее.

— Вот еще, — возразил капитан, пожимая плечами, — ты видишь, он один. Черт возьми!.. Один на один достаточно, да к тому же я хорошо вооружен. Во всяком случае, ранее моего сигнала не приезжать.

— В этом случае я возьму под свою команду людей.

— Пожалуй, но, повторяю, приезжать только в том случае, если подам условленный сигнал.

— Слушаю, капитан.

Отдав это приказание, капитан выехал из укреплений, направляясь к незнакомцу, присутствие которого возбудило всеобщие толки. Грифитс подъехал близко к капитану Кильду, который продолжал беспечно курить, и, вынув пистолет, крикнул:

— Что ты за человек?

— Недостойный работник, возделыватель виноградника Господня, — отвечал Кильд.

— Во имя кого ты пришел?

— Во имя Иоарама Киммеля, из благословенного города Сен-Луи на Миссури.

— Иоарам Киммель достойный ученик святых нашего времени: пчелы работают на него. Ко мне ли тебя прислали?

— Да, если ты тот, кого язычники называют Джоном Оливье Грифитсом и которого они сделали одним из главных начальников Сожженных лесов Красной реки.

• Предыдущая
• 37/43
• Следующая