Росас - Эмар Густав - Страница 54

• Предыдущая
• 54/57
• Следующая

— Идем тогда.

— Идем!

И они встали с софы, на которой сидели.

— Ты захватил оружие?

— Да, будь спокойна. Поди проститься со священником, он и так уже слишком долго остается здесь.

Дон Мигель и донья Эрмоса вернулись в гостиную.

Минуту спустя дон Луис со своей молодой женой проводили до самых дверей на улицу достойного пастыря, без колебаний рискующего своей жизнью для того, чтобы освятить их союз.

В то самое время, когда карета понеслась по направлению к городу, а дон Луис тщательно запирал дверь на улицу, дон Мигель на лошади Хосе выехал за ограду и помчался полным галопом, тщательно закутавшись в свое пончо и беспечно напевая вполголоса одну из тех песенок, столь дорогих для гаучо, напев которых всегда однообразен, как бы не изменялись их слова.

Дон Мигель не сказал правды своей кузине или, по крайней мере, скрыл от молодой женщины, тревогу которой он хорошо заметил, часть правды. Он сам был беспокоен: тайная тоска сжимала его столь твердое и решительное сердце, он чувствовал печаль, не сознавая сам, почему. Было ли это предчувствие близкого несчастья или тревога за своего друга, которого он любил как брата и с которым боялся больше не встретиться, — он не мог разобраться в этом, его предчувствия причиняли ему страдания.

Мрачные мысли туманили его ум. Однако слабая искра света внезапно мелькнула в этом хаосе: неожиданная встреча с отцом, уверенность в том, что тот действительно в этот вечер приехал в Буэнос-Айрес, придали ему мужество, необходимое для того, чтобы выдержать до конца отчаянную борьбу, затеянную одним против всех, и зародили надежду, если не победить, то по крайней мере обеспечить бегство друга и его жены; а затем, после заключения мира с Францией и ему самому придется искать убежища в Монтевидео, где его уже давно с тоской и печалью ждет его прелестная невеста.

Дон Мигель знал, что его отец был одним из старинных друзей Росаса и что он имел огромное влияние на этого тигра с человеческим лицом, влияние — поспешим мы прибавить, — которым достойный асиендадо пользовался только в самых исключительных случаях и всегда с благородной и возвышенной целью. Никогда Ресторадор не отказывал ни в одной из просьб сеньора дона Педро дель Кампо, личных или письменных.

Как только дон Мигель очутился далеко от дачи, песенка, которую он напевал, внезапно оборвалась. Удобнее устроившись в седле, он ослабил поводья, свистнул особенным образом, как делают это солдаты, — и лошадь, рванувшись вперед, с быстротой вихря понесла его по темным и пустынным улицам города.

Через двадцать минут он остановился у дверей своего дома.

Его ждал Тонильо.

— Священник? — спросил у него молодой человек.

— Вернулся к себе.

— Здоров и невредим?

— Да, mi amo!

— Я доволен тобой! — сказал Мигель, соскакивая на землю. — А мой отец?

— Он ждет в гостиной.

— Хорошо.

Бросив поводья, дон Мигель вошел в дом. Отец и сын обожали друг друга, встретившись они бросились в объятия друг к другу и долго оставались в таком положении.

После первых восторгов встречи они сели и заговорили — более года они уже не виделись, и им было, о чем поговорить.

Дон Мигель, ответив на бесчисленные вопросы отца, спросил его:

— Вы приехали один?

— Нет, я привел с собой, — отвечал асиендадо, — одиннадцать человек моих самых преданных вакерос38, опытных солдат и решительных парней — теперь не такое время, чтобы путешествовать одному.

— Правда, и вы приехали прямо в Буэнос-Айрес?

— Ну да, проехав через Сантос-Луарес, само собой разумеется.

— Вы видели Ресторадора? — спросил, вздрогнув, Мигель.

— Я остерегся не сделать этого: Росас не простил бы мне этого, кроме того я хотел подарить ему сотню своих пампасских быков: у них там плохо с провизией.

— Так что ваше стадо было благосклонно встречено?

— Благосклонно встречено и благосклонно принято — Росас был восхищен.

— Ага! — произнес молодой человек с задумчивым видом.

— Что с тобой, мальчик? Я нахожу тебя совсем смешным. Разве ты недоволен тем сюрпризом, который я преподнес тебе, приехав так неожиданно?

— Не думайте этого, отец, — живо сказал сын, сжимая его руку, — нет, мне просто грустно.

— Грустно?! Тебе, самому веселому молодому человеку, какого я знаю. Ого! Что же такое случилось? Говори, сынок, у тебя ведь нет секретов от отца, а?

— Боже меня сохрани, отец! Разве вы не часть самого меня?

— Очень хорошо, мальчик! — весело отвечал старик. — Ну, исповедуйся, не бойся, я не откажу тебе в отпущении грехов.

— Я это знаю, отец. Вы всегда были так добры ко мне.

— Vive Dios! Разве ты для меня не самое дорогое на свете? Без тебя что мне делать? Ну, говори, скажи мне, что тебя мучит и печалит?

— Дело идет не обо мне лично, а о двух особах, которых я люблю.

— Ба! Кто же эти особы?

— Донья Эрмоса.

— Твоя кузина?

— Да, батюшка.

— С ней случилось несчастье? — живо спросил дон Педро.

— Нет еще, отец!

— Caray! Ты пугаешь меня! Ты же знаешь, что я ее люблю, как свою дочь, бедное дорогое дитя!

— Она сейчас в большой опасности.

— Она, донья Эрмоса?

— Да, батюшка!

— Говори же, мне надо знать все, — вскричал дон Педро с волнением, — Эрмоса в опасности! Vive Dios! Я приехал вовремя, мальчик. Ну, говори, я слушаю, но будь краток.

Молодой человек, не заставляя себя просить дольше, рассказал отцу в мельчайших подробностях все, что произошло в течение нескольких месяцев, каким образом донья Эрмоса спасла раненого дона Луиса, какому отвратительному преследованию подверглась из-за этого молодая женщина, рассказал и о свадьбе, совершившейся час тому назад и о предполагаемом бегстве этой ночью.

Рассказ дона Мигеля, как не старался он сократить его, вышел довольно длинен, асиендадо слушал его с самым напряженным вниманием. Иногда его брови хмурились, и у него вырывался недовольный жест, но он ни разу не прервал сына.

Когда молодой человек, наконец, закончил, последовало довольно долгое молчание.

— Все это очень печально! — сказал наконец старик, покачав головой. — Донья Эрмоса и Бельграно действовали, как два сумасшедших, а ты был еще более безумен.

— Батюшка….

— Я не упрекаю тебя, мальчик, я только устанавливаю факт, вот и все, ты следовал движению своего сердца, это не преступление, но в политических делах сердце — самый плохой советник, оно лишь толкает на глупости!

— Однако, батюшка…

— Однако теперь не время проповедовать, хочешь ты сказать, и ты прав, надо сначала вытащить этих несчастных молодых людей из болота, в которое они вошли по шею, и этим я хочу заняться не позже как сейчас.

— Как, батюшка, едва приехав, после долгой дороги…

— Я пойду к Росасу, это дело одного часа — самое большее, только он может их спасти и он сделает это, я обещаю тебе. Позови Тонильо. Кстати, доволен ты этим забавником?

— Очень доволен, отец. Он честен и предан!

— Тем лучше. Позови его.

Молодой человек встал, чтобы исполнить приказание отца, и в то время на улице раздался звук лошадиных копыт, и в двери сильно постучали.

— Что это? — спросил асиендадо.

— Мы узнаем это! — отвечал дон Мигель с плохо скрываемым беспокойством.

— Подполковник Китиньо! — доложил Тонильо, открывая двери.

— Пусть он пожалует! — вскричал дон Мигель. Подполковник вошел. Заметив асиендадо, он сделал радостное движение и бросился к нему с протянутой рукой.

— Che! — вскричал он. — Вот приятный сюрприз, в самом деле. Давно вы приехали, сеньор дон Педро?

— Почти час назад! — отвечал старик, пожимая ему руку.

— Я очень счастлив вас видеть.

— Я также: вы настоящий федералист!

— Я горжусь этим, сеньор дон Педро, четыре дня тому назад я осведомлялся о вас у сеньора дона Мигеля.

• Предыдущая
• 54/57
• Следующая