Ранчо у моста Лиан - Эмар Густав - Страница 33

• Предыдущая
• 33/43
• Следующая

— Кто же смеет так говорить про нас?

— Да все понемногу!

— Хорошо же, мы покажем им, что они очень заблуждаются на наш счет! Скажи, брат, Гваделупы все еще стоят на Auemada del buifra?

— Да, они были там еще сегодня утром; неужели ты хочешь теперь уже отправиться к ним?

— Да, сегодня в ночь! люди правы: прошло уже два месяца со дня смерти отца, а он еще не отмщен. Необходимо, чтобы наши соседи изменили свое мнение о нас и отдали нам должную справедливость.

И так, я еду, и пусть завтра всем станет известно о моем отъезде!

— Это уж мое дело, об это не заботься!

— Что мне сказать матушке нашей и Ассунте?

— Всю правду, — они родились и выросли в лесу, потому поймут, что так оно и должно быть!

— Главное не забудь наказать нашим людям, чтобы они, как можно лучше охраняли их, потому что и ты ведь скоро покинешь ранчо.

— Не беспокойся, я не позабуду о них. Увы! На мою долю, в этом деле выпала самая скверная роль. — Ведь я же предлагаю тебе взять это на себя, и теперь еще согласен поменяться с тобой ролями, если ты этого хочешь.

— Нет, нет, Рафаэль! Я сам избрал свою роль, и сумею выполнить ее, как подобает. Пусть лучше все будет так, как оно есть!

После того оба молодых человека вернулись в ранчо,

— Поди, брат, на конюшню и жди меня там, — сказал дон Рафаэль, — да оседлай моего коня, чтобы мне не задерживаться попусту!

— Я полагаю, что конь для тебя будет совершенно лишним.

— Почему?

— Да потому, что Гваделупы продолжают вести здесь войну и усердно занимаются мародерством, а конь, ты знаешь, лакомый кусок, ведь все они пешие.

— Да, это правда, я об этом не подумал!

— Ну, в таком случае подожди меня здесь одну минуту, — и дон Рафаэль пошел в свою комнату, где поспешно переоделся.

Когда он снова вернулся к брату, то был совсем неузнаваем: на нем был полный наряд лесного жителя, начиная с гетр выше колена и кончая меховой шапкой. У левого бока висел продетый в железное кольцо мачете без ножен, а за пояс была засунута пара длинных пистолетов, топор, нож, пороховница и мешочек с пулями.

Между тем дон Лоп позаботился приготовить ему кое какие съестные припасы, которые уложил в сумку для дичи.

— Ну, пойдем, — сказал дон Лоп, — Я хочу проводить тебя до опушки леса.

— Прекрасно! спасибо тебе брат! — сказал дон Рафаэль.

Вдруг отворилась дверь. Молодые люди разом обернулись; перед ними стояла донна Ассунта, бледная, взволнованная, но с выражением твердой решимости в лице. Она сделала шаг вперед и спросила с невыразимой нежностью в голосе.

— Вы уезжаете, Рафаэль?

— О, не бойтесь, я не стану удерживать вас, зная, какое важное дело призывает вас, но только видя, что вы хотите уехать не простившись со мной, я пришла сама попрощаться с вами.

— Дорогая, возлюбленная моя Ассунта, я полагал, что вы спите, и к тому же только несколько минут тому назад решил покинуть ранчо, иначе я…

— Это правда, сестрица, — живо перебил его дон Лоп, и затем обращаясь к брату, сказал, — так поцелуй же свою невесту, брат — это обоим вам принесет счастье и утешит вас в разлуке…

— Как? Неужели? — воскликнула она, недоумевая.

— Да, брат Лоп все знает, возлюбленная моя, и сочувствует нашей любви!

— Какой вы добрый и как я вас люблю, дорогой брат! — страстно воскликнула девушка.

Тот улыбнулся и взял ее за руку.

— Что же, сестренка, проститесь же с ним! — ласково сказал он.

— Да, да, — заторопилась она, — до свидания!

И вся трепещущая она упала в объятия дона Рафаэля; с минуту они прижимали друг друга к сердцу, а затем, как бы очнувшись, она вдруг вырвалась из его объятий.

— Ну, до свидания, мой дорогой! — и подставила ему свой лоб для поцелуя и закрыв мокрое от слез лицо руками, она убежала, как безумная, в свою комнату.

Молодые люди крупными шагами перешли лужайку, не обменявшись ни словом. Очнувшись на опушке леса, они порывисто заключили друг друга в объятия, а затем дон Рафаэль, пожимая в последний раз руку брата, промолвил:

— Итак, до воскресенья, брат!

— До воскресенья! — отозвался тот.

Дон Рафаэль взял в руку свое ружье и вскоре скрылся в чаще леса.

Прошло уже пять дней с тех пор, как дон Рафаэль, поселив свою мачеху и донну Ассунту во вновь отстроенном ранчо у моста лиан, неожиданно пристал к Мексиканским инсургентам.

Эта новость, быстро распространившаяся среди окрестного населения, в том числе и среди жителей деревни Пало-Мулатос, произвела самое благоприятное действие. Те лица, которые громче других кричали против беспечности и забывчивости молодого человека, теперь старались уверить всех, что он давно уже имел это намерение и только, желая обеспечить безопасность мачехи и сестры, откладывал осуществление его до поры до времени, и что если он теперь пристал к сторонникам национальной партии, то, вероятно, главным образом потому, что предполагал таким путем вернее отыскать убийцу своего отца.

Но так как всякая медаль имеет и свою оборотную сторону, то наряду со всеми этими похвалами было не мало всякого рода обидных и оскорбительных отзывов, приходившихся всецело на долю Лопа, который вместо того, чтобы последовать доброму примеру своего старшего брата, предпочел остаться при женщинах, проводя время в бесполезном бездействии и лени. По-видимому, он не имел ни малейшей охоты ставить на карту свое драгоценное существование ради удовлетворения чувства мести, завещанной ему умирающим отцом наравне с доном Рафаэлем.

Дон Лоп знал о всех этих обидных и оскорбительных для него отзывах и едких насмешках по его адресу, но, странное дело, вместо того, чтобы протестовать или стараться чем либо оправдать себя, только пожимал плечами, платя презрением и, очевидно, не придавая никакой цены тому, что о нем говорили.

Это еще более возбуждало против него непримиримое воинственное население, в среде которого месть за безвинно пролитую кровь считалось положительно священным долгом.

Многие из лестных охотников намеревались даже вызвать дона Лопа на объяснение по случаю его неприличного для мужчины безучастия в деле кровавой мести и его презрение к общественному мнению.

Преступление, совершенное в ранчо у моста Лиан, было слишком ужасно и являлось несомненно делом рук бандитов, совершивших его с целью грабежа и разбоя, а потому безнаказанность убийцы особенно возмущала сердца мстительного населения лесов.

Со времени своего водворения в ранчо, дон Лоп ни разу не появлялся в Пало-Мулатос; и вот, все окрестные жители, охотники и контрабандисты, с нетерпением ожидали воскресенья, желая убедиться, хватит ли у него духа явно восстать против общественного негодования и явиться к воскресному богослужению в церковь пуебло.

Читатель, вероятно, помнит, что братья, расставаясь на опушке леса, назначили друг другу свидание именно в Пало-Мулатос на воскресенье.

Это воскресение было как раз праздником Тела Христова, празднуемым очень торжественно и считающимся в Мексике чуть ли не величайшим из всех праздников.

Все знали, что дон Рафаэль, назначенный капитаном либеральной армии за те несколько дней, как он пристал к партии инсургентов, не раз уже успел отличиться беззаветной храбростью и смелостью в схватке с испанскими войсками, и что ему было поручено командование тем отрядом либеральных войск, который был испрошен священнослужителем церкви Пало-Мулатос у генерала, командующего инсургентами, для эскортирования Святых Даров во время процессии, которой сопровождалась эта религиозная церемония.

Вследствие всего этого общее любопытство было возбуждено до последней крайности; все ожидали, какого рода встреча должна будет произойти между двумя братьями. Многие, зная с давних пор смелость и гордый отважный нрав дона Лопа, не сомневались в том, что он явится в воскресенье в Пало-Мулатос, чего бы это ему ни стоило.

• Предыдущая
• 33/43
• Следующая