Ранчо у моста Лиан - Эмар Густав - Страница 11

• Предыдущая
• 11/43
• Следующая

— Леона! — воскликнул молодой человек, гневно топнув ногой.

— О, сердитесь сколько вам будет угодно, оскорбляйте меня! — что мне до этого, теперь я все могу сказать вам, и вы должны выслушать меня! Меня-то вы не проведете той глупой басней, которую вы сочинили для моего отца, я знаю, что произошло между вами и Ассунтой в эту ночь: меня вы не обманете!

— Что! — воскликнул он, — вы шпионили, следили за мной?

—А почему бы нет? — гордо сказала она, — я стояла за свое чувство; вы бросили, покинули меня, Торрибио, и я имела право следить за вами и стараться узнать, кто она, та женщина, которая отняла у меня ваше сердце?

— Нет, это ужасно, Леона! Такое поведение гадко, очень гадко!

— Не гадко, а справедливо! Я хочу отомстить за себя, — и это мое право! Я хотела бы знать, что я сделала такого, что вы вдруг перестали приходить к обычному месту наших свиданий и я следила за вами, вы за все эти четыре месяца не сделали ни шагу, не сказали ни слова без того, чтобы меня тотчас же не уведомили о том!

— О, возмутительно! Это ужасно! И вы называете это любовью?

— Не любовью, а страстью, бредом, безумием, всем, что хотите, а главное отчаянием! — воскликнула она как бы не помня себя. — Соблазнив меня, смутив на всегда мой покой, вам вздумалось ни с того, ни с сего, без всякой разумной причины, бросить меня без всяких дальнейших рассуждений, — и это тогда, когда я все в мире забыла и всем пожертвовала! — Вы же после этого ряда низких и мерзких поступков имеете еще достаточно духа выражать мне свое презрение и вы хотите, чтобы за все эти муки и оскорбления я не отомстила вам! Нет, Торрибио! Это уже слишком!

Из какой только глины смесил вас Господь! Вы — мужчины, даже не люди, вы хуже зверей; для того, чтобы удовлетворить свой каприз, свою омерзительную прихоть или даже просто тщеславие, вы почему-то выбираете самых честных, самых чистых и невинных девушек! А когда они, по своему неведению, поверят вам и вашим лживым уверениям и отдадут вам все, чем они богаты, счастливые тем, что этим они могут доказать вам свою любовь, вы, возмутительным цинизмом, отталкиваете их, бросая им в лицо самые ужасные и унизительные оскорбления, и хвастаетесь, как трофеем, их горем и бесчестьем, предавая их на поругание и бесчестие толпы! Это грех, страшных, тяжелый грех. Торрибио! Грех, который требует искупления и вопит о мщении Вы, ведь, навсегда искалечили и разбили жизнь той девушки, которую заклеймили несмываемым позором.

— Леона, — холодно возразил молодой человек, — все ваши обвинения несправедливы, — и вы знаете, почему…

— О, — перебила она его, — бедный невинный юноша, чистая душа! Отчего бы не сказать вам прямо что я преследовала вас своей любовью и умоляла вас любить меня и, наконец, путем различных уверений и клятв соблазнила вас?!

— Нет, Леона! Это становится невыносимо, я не хочу более слушать!

— Вы ошибаетесь, Торрибио! Вы выслушаете меня до конца: так надо, говорю вам, — и так оно будет!

— Леона!

— Нет, я этого хочу! я, наконец, требую, чтобы вы выслушали меня до конца! Не то вам придется смять меня под копытами вашего коня!

Молодой человек молча пожал плечами.

— Я знаю все, все, что вы делали с тех пор, как бросили меня! Я знаю ваши интриги с Мерседес, с Кармен и Педритой. Но эти мимолетные увлечения не беспокоили меня: я знала, что сердце ваше не причастно этим увлечением и что эти женщины для меня не опасные соперницы, но вот, уже почти месяц, как вы повсюду преследуете другую женщину, — и эта женщина явилась уже серьезной соперницей для меня, потому что помимо ее кокетства она действительно чиста, стыдлива и скромна, как я была когда-то, прежде чем вы… Но к чему вспоминать то время, — прервала она сама себя, — все равно, то время прошло бесследно и его не вернуть! И вот, обезумев от горя, стыда и позора, не помня себя, — побуждаемая одной слепой страстью, я пошла к Ассунте и все рассказала ей, все, все до мелочей!..

— Ты это сделала? — почти с бешенством воскликнул он.

— Да! — сказала она, выпрямившись во весь рост и смело глядя ему в лицо, — и если бы было нужно, я сделала бы это еще раз! — Ассунта добрая, хорошая девушка, да к тому же сердце ее никогда не будет принадлежать вам; она уже отдала его другому!

— Что мне за дело до этого! — воскликнул молодой человек, — я не люблю эту молодую женщину, повторяю вам, не люблю ее, я ее едва знаю и только раз говорил с ней!

— Да, вчера ночью! — насмешливо подхватила Леона.

— Вы это знаете!

— Я знаю все, все решительно! — воскликнула она пронзительным, резким голосом, — знаю, что вчера утром вы составили символический букет и, сев на коня, ловко бросили его в комнату Ассунты через открытое окно, но Ассунта была не одна в комнате, с нею была еще другая девушка. И эта девушка была я!

— Вы? о, демон!

Да, я; и так как Ассунта по неопытности своей не знала значения и смысла букета и приняла его за простую любезность, то я и объяснила ей смысл и значение его, которые мне были хорошо известны. Мало того, я притаилась там, в кустах, всего в двух, трех шагах от того места, где вы стояли с ней, а вы и не подозревали этого! Я слышала весь ваш разговор с Ассунтой и только, когда дядя ее и кузены появились на сцене, и у вас завязалась борьба, я убежала, боясь быть накрытой.

— Ах! — сказал он со вздохом облегчения.

— Леона поняла значение этого вздоха и насмешливо улыбнулась.

— Да, но это еще не все! Я бежала оттуда и притаилась в другом месте, откуда следила за дальнейшим ходом дела и все видела и слышала вплоть до того момента, когда дон Лоп и дон Рафаэль по приказанию отца своего бросили вас с моста Лиан в реку. Только тогда, услыхав падение вашего тела в воду, я лишилась чувств от ужаса, наполнившего мою душу в этот момент: я полагала, что вас уже нет в живых!

— И это, конечно, исполнило вас радостью, не так ли Леона? Но, как видите, я жив и здоров; значит, ваша радость была преждевременной.

— Вы жестоки и несправедливы, Торрибио! Ведь я же вам сказала, что к великому горю моему и несчастью я не переставала любить вас!

— Странная эта ваша любовь, — сказал он недоверчиво, — я предпочел бы ненависть. Я постараюсь быть так же откровенен, как вы, — продолжал он ледяным голосом, — Все, что вы сказали, сущая правда; да, я люблю Ассунту, и так как знаю, что она никогда не полюбит меня, то предпочитаю покинуть эти леса навсегда, чем страдать здесь от безнадежной любви, которая мне дороже самой жизни!

— Да, но я-то вас люблю! — воскликнула она с такой душевной мукой, — что станется, со мной, если вы покинете меня? Пока вы жили здесь, я все еще имела надежду вернуть вас, вернуть вашу любовь…

— Вы ошибались, Леона! — сухо перебил он ее, — я не люблю вас больше, и, быть может, мне следовало бы даже ненавидеть вас. В сердце моем нет места для двух чувств — и между нами давно все кончено! Я не стану упрекать вас за ваше ужасное поведение, но то, что вы мне сейчас сказали, убило во мне даже последнее чувство сожаления, какое я уносил с собой в душе.

— О! — горестно воскликнула она, — вы меня убиваете этими страшными словами.

— Я не хочу вашей смерти! — Мало того, я убежден, что не только вы не умрете, но даже очень скоро, быть можете, через несколько дней после моего отъезда, утешитесь с другим.

— О, это низко! Подло, Торрибио! Вы знаете, как горячо я вас люблю!

— Я знаю только, что вы такая же, как и все женщины! — сказал он тоном издевательства, — знаю, что новая любовь заставит вас вскоре позабыть о старой.

— Но это невозможно! нет! вы не можете, не имеете права бросить меня так!

— Что за глупости! Вот уже более трех месяцев, как всякого рода отношения между нами разорваны. Разве мы уже неравнодушны один к другому?

— Нет! я говорю вам, что вы не бросите меня, что это невозможно!

— Что было, то прошло! нельзя воскресить снова ту любовь, которую мы сами убили!

— Может быть! — глухо сказала она, — но, наряду с любовью, есть еще и долг!

• Предыдущая
• 11/43
• Следующая