Пограничные бродяги - Эмар Густав - Страница 28

• Предыдущая
• 28/60
• Следующая

— О-о! — произнес он, обращаясь к капитану с громким смехом. — Какой вы стали мрачный, капитан! Уж не попались ли вам с правой руки три совы? Язычники считают это дурным предзнаменованием.

— Может быть! — сухо ответил капитан.

В тоне, которым были сказаны эти слова, невозможно было уловить ни одной дружественной или ласковой нотки, из чего монах заключил, что дальнейшая беседа уже невозможна. Он сейчас же прекратил разговор, прикусил язык и безмолвно поехал рядом со своим спутником.

Через час отряд прибыл на место стоянки. Ни монах, ни офицер не проронили ни одного словечка, только по мере того как они приближались к месту, где предстояло сделать привал, каждым из них, по-видимому, все более и более овладевало беспокойство.

Когда караван достиг места стоянки, солнце почти исчезло за горизонтом.

Место это, расположенное на вершине довольно крутого холма, было выбрано с той предусмотрительностью, которой вообще отличаются техасские и мексиканские охотники. Неожиданное нападение было совсем невозможно, а вековые деревья, украшавшие собою гребень возвышенности, в случае вооруженного столкновения представляли надежное прикрытие от вражеских пуль.

Мулов освободили от поклажи, но сделано это было совсем не так, как бывает обыкновенно: вместо того чтобы устроить из вьюков нечто вроде бруствера для защиты лагеря, их сложили в кучу и поместили в таком месте, где они были в полной безопасности от посягательства со стороны грабителей, которые случайно или умышленно могли появиться около лагеря с наступлением темноты.

Вокруг лагеря зажгли семь или восемь больших костров, чтобы заставить диких животных держаться в отдалении. Мулы получили свою порцию маиса, который для них насыпали в мешочки, положенные на землю. Затем, поставив вокруг лагеря часовых, солдаты и погонщики деятельно взялись за приготовление для себя скудного ужина, который был для них решительно необходим, чтобы восстановить силы после утомительного дневного перехода.

Капитан Мелендес и монах, отойдя немного в сторону от разведенного для них костра, покуривали сигаретки из маиса, в то время как денщик офицера спешно готовил ужин для своего хозяина. Мы должны заметить, что ужин этот был столь же прост, как и ужин остальных членов каравана, но голод делал его не только сносным, но даже необыкновенно вкусным, хотя состоял он из двух кусков вяленой говядины и четырех или пяти сухих маисовых лепешек.

Капитан быстро покончил с едой. Он поднялся с места и, так как уже наступила ночь, отправился в обход сторожевых постов, чтобы удостовериться, что все в должном порядке. Когда он вернулся к своему месту у костра, отец Антонио, протянув ноги к огню и заботливо укутавшись в свое плотное сарапе, спал или делал вид, что спит, причем руки его были сжаты в кулаки.

Дон Хуан посмотрел на него с невыразимой ненавистью и презрением, задумчиво покачал головой и отдал денщику, молча ожидавшему распоряжений своего командира, приказание привести пленных.

Пленники эти до сих пор находились в некотором отдалении. Хотя с ними и обращались вполне деликатно, тем не менее легко было заметить, что за ними зорко следят и тщательно их стерегут. Впрочем, вследствие своей беспечности, а быть может, и по другой какой-нибудь причине, они, по-видимому, не подозревали, что их удерживают в качестве пленных, так как у них не отобрали оружия. Однако при взгляде на их крепкое телосложение и энергичное выражение лиц, хотя им обоим и перевалило за пятьдесят, можно было предположить, что, выждав удобный момент, они попытаются вернуть себе свободу, хотя бы и пришлось пустить в ход физическую силу.

Они беспрекословно последовали за денщиком и скоро очутились перед командиром отряда.

Ночь была темная, но костры горели так ярко, что легко можно было разглядеть лица незнакомцев.

Увидев их, дон Хуан не мог скрыть своего удивления, причем один из пленных быстро поднес к своим губам палец, чтобы посоветовать капитану вести себя осторожно, и указал глазами на лежавшего перед ними на земле монаха.

Капитан понял это немое предостережение, на которое и ответил легким кивком головы, а затем, выказывая полнейшее равнодушие и небрежно вертя между пальцев сигаретку, спросил:

— Кто вы такие?

— Охотники, — отвечал без малейшего колебания один из пленных.

— Вас встретили несколько часов тому назад на берегу реки.

— Это правда.

Пленник зорко огляделся, а затем, обращая свой взор на офицера, заметил:

— Прежде чем ответить на ваши вопросы, я желал бы, в свою очередь, узнать от вас одну вещь.

— Какую именно?

— По какому праву вы меня допрашиваете?

— Посмотрите хорошенько кругом, — ответил капитан, нисколько не смущаясь.

— Я понимаю, что вы хотите этим сказать: по праву сильного, не так ли? Я — вольный охотник и не признаю по отношению к себе другого закона, кроме собственной воли, и господином своим считаю одного себя.

— О-о! Да вы говорите гордым языком, compadre 24.

— Я говорю языком человека, не привыкшего повиноваться ничьей посторонней воле. Захватив меня в свои руки, вы злоупотребили не своей силой, потому что солдаты ваши скорее бы убили меня, чем заставили за собой следовать, если бы я сам этого не пожелал, но той легкостью, с которою я вам доверился. Поэтому я заявляю вам свой протест и требую, чтобы вы немедленно возвратили мне свободу.

— Ваша надменная речь не производит на меня ни малейшего впечатления, и если б я только захотел заставить вас заговорить, то уж, конечно, в моем распоряжении нашлись бы средства для этого.

— Да, — заметил с горечью пленник, — мексиканцы не забывают, что в числе их предков были испанцы, и умеют при случае пускать в дело пытку. Ну что ж, капитан, попробуйте, помешать вам некому. Надеюсь, что мои седые волосы не спасуют перед вашими молодыми усами.

— Довольно об этом, — с раздражением вскричал капитан. — Если я возвращу вам свободу, кем вы окажетесь, врагами или друзьями?

— Ни теми ни другими.

— Что вы хотите этим сказать?

— Мой ответ и без того очень ясен.

— Тем не менее я его не понимаю.

— Ну так я поясню его вам в двух словах.

— Говорите.

— Случаю угодно было нас столкнуть, хотя мы и направлялись в разные стороны. Если теперь мы расстанемся, то никто из нас не унесет после этой встречи в своем сердце чувства ненависти, так как ни вы ни я не будем иметь повода жаловаться друг на друга. Тем более что нам, по всей вероятности, и не придется никогда больше увидеться.

— Гм! Однако не подлежит никакому сомнению, что вы кого-то поджидали на дороге, когда вас там встретили мои солдаты.

Пленник рассмеялся.

— Кто знает! — ответил он, произнося эти слова с особым ударением. — Может быть, мы поджидали более ценную добычу, чем вы думаете, и в ловле которой не отказались бы принять участие и вы.

Монах сделал легкое движение и открыл глаза, делая вид, что он просыпается.

— Как, — сказал он, обращаясь к капитану и слегка позевывая, — вы все еще не спите, сеньор дон Хуан?

— Нет еще, — ответил тот, — я занят допросом двух людей, задержанных моим авангардом несколько часов тому назад.

— А-а! — проговорил монах, кидая на незнакомцев презрительный взгляд. — Эти господа не внушают мне ни малейшего опасения.

— Вы так думаете?

— Я не знаю, какое и у вас основание бояться этих людей?

— Э! Может быть, это шпионы.

Отец Антонио принял отеческий вид.

— Шпионы! — ответил он. — Значит, вы боитесь засады?

— При тех обстоятельствах, в которых мы находимся, это предположение не заключает, мне кажется, в себе ничего невероятного.

— Ба-а! Это было бы необычайно в здешней стране и при том конвое, который находится в вашем распоряжении. Сверх того, оба этих человека, насколько я мог понять, от дались в ваши руки без всякого сопротивления, тогда как легко могли бы ускользнуть.

• Предыдущая
• 28/60
• Следующая