Пограничные бродяги - Эмар Густав - Страница 18

• Предыдущая
• 18/60
• Следующая

Обезьянье Лицо протестовал против выбора посланцев, считая их своими тайными врагами, но не обнаружил своей злобы, ведь дело зашло настолько далеко, что все было готово к выходу на тропу войны, и что-либо менять было уже поздно.

Таким образом, Транкиль и Черный Олень отправились с поручением объявить войну бледнолицым.

— Я сильно ошибаюсь, — говорил дорогой канадец своему другу, — или думаю совершенно правильно, полагая, что сейчас нам придется узнать нечто новое об Обезьяньем Лице.

— Вам так кажется?

— Я готов биться об заклад. Я убежден, что негодяй ведет двойную игру, обманывая нас в своих корыстных интересах.

— Я сам ему не очень доверяю, но мне не хочется думать, что его подлость заходит так далеко.

— Мы скоро узнаем, как к нему относиться. Во всяком случае, обещайте мне одно.

— Что именно?

— Что вы предоставите право вести переговоры мне одному. Я лучше вас знаю, как вести дело с американцами.

— Я согласен, — отвечал Черный Олень, — вы будете действовать на свой страх и риск.

Через пять минут они достигли колонии. В предшествующей главе мы уже рассказали о том, как их там приняли и какого рода разговор произошел между ними и капитаном Уаттом.

Обычай объявлять войну своим неприятелям, существующий у индейцев, может показаться странным, так как в Европе краснокожих считают неразвитыми дикарями. Но это большая ошибка. Краснокожие обладают в высшей степени благородным характером и никогда, если дело заключается не в похищении лошадей или угоне скота, они не нападут на врага, не дав ему предварительно знать, чтобы он держался настороже.

Североамериканцы, впрочем, умело воспользовались этим рыцарским духом, которого, как мы должны, к их вечному стыду, сознаться, сами они не имеют и которому обязаны большей частью своих побед над краснокожими.

В нескольких шагах от колонии оба наших героя разыскали своих лошадей, которых оставили, спутав им ноги, вскочили на них и быстро двинулись в путь.

— Ну, — спросил Транкиль у вождя, — что вы об этом думаете?

— Брат мой прав. Обезьянье Лицо часто нам изменял. Очевидно, это его рук дело.

— Что же предполагаете вы теперь делать?

— Я еще не знаю, быть может, разоблачать его будет опасно.

— Я не разделяю вашего мнения, вождь. Присутствие этого предателя в наших рядах может только повредить делу.

— Посмотрим сперва, каковы его намерения.

— Хорошо. Но позвольте мне сделать одно замечание.

— Я слушаю, брат.

— Почему, узнав о существовании подложной купчей крепости, вы все-таки непременно хотите воевать с этим американцем, хотя уже выяснилось, что он стал жертвой обмана со стороны Обезьяньего Лица?

На лице вождя показалась хитрая усмешка.

— Бледнолицый не был обманут, — сказал он, — потому что согласился на подлог.

— Я вас не понимаю, вождь.

— Я сейчас объясню. Имеет ли мой брат понятие о том, как продают землю?

— Право, нет. Я должен вам сознаться, что, не имея до сих пор нужды ни в купле, ни в продаже, я совсем не интересовался этим вопросом.

— А-а! Тогда я расскажу сейчас об этом моему брату.

— Вы доставите мне этим огромное удовольствие. Больше всего на свете я стремлюсь к приобретению знаний, и это может пригодиться и в данном случае, — со смехом сказал канадец.

Индеец поведал Транкилю о том, что когда белый человек желает приобрести землю охоты какого-либо племени, он обращается к его главным вождям, перед которыми, выкурив предварительно трубку мира, излагает свою просьбу, причем предлагаемые им условия рассматриваются очень внимательно. Если обе заинтересованные стороны приходят к соглашению, то верховным шаманом племени снимается план местности, покупатель выдает товары, предназначенные для уплаты, все вожди подписываются под планом, на деревьях томагавком делаются зарубки, намечаются границы — и новый хозяин немедленно вступает во владение.

— Гм! — пробормотал Транкиль. — Однако это довольно просто.

— На каком совете седовласый вождь курил трубку мира? Где те старейшины, которые вели с ним дело? Пусть он покажет деревья с зарубками.

— Действительно, мне кажется, это будет для него довольно затруднительно, — заметил охотник.

— Седая Голова знал, — продолжал вождь, — что Обезьянье Лицо его обманывает. Но земля ему понравилась, и он рассчитывал завладеть ею во что бы то ни стало, пустив в ход оружие.

— Это похоже на правду.

— Седая Голова не стал с нами спорить. Он захотел уговорить нас, предложив еще несколько тюков товара. Так когда же бледнолицые правдивы и не лукавят?

— Благодарю вас, — заметил со смехом охотник.

— Я не говорю о соотечественниках моего брата, на которых я никогда еще не имел случая пожаловаться, а имею в виду только Длинных Ножей. Согласен ли мой брат с тем, что я имел право оставить при своем уходе намазанные кровью стрелы?

— Может быть, в данном случае вы немножко поторопились, вождь. Но у вас столько причин ненавидеть американцев, что я не решаюсь вас порицать.

— Значит, я могу рассчитывать на содействие моего брата?

— С какой стати я буду вам в нем отказывать, вождь? Дело ваше, как и всегда, правое.

— Спасибо, ружье моего брата будет нам полезно.

— Вот мы и пришли. Пора что-то решить насчет Обезьяньего Лица.

— Я уже решил, — коротко ответил вождь.

В это время они вышли на большую поляну, посреди которой горело множество костров.

Пятьсот разрисованных и вооруженных, как в военное время, индейских воинов лежали на траве, тогда как их лошади в полном снаряжении, со спутанными ногами ели свой корм, состоявший из побегов вьющегося гороха.

Около главного костра совета сидели на корточках несколько вождей и молча курили.

Вновь прибывшие слезли с коней и быстрым шагом направились к костру, у которого в волнении расхаживал Обезьянье Лицо.

Приехавшие сели рядом с вождями и закурили свои трубки. Хотя все с нетерпением ждали их прибытия, однако никто не задал им ни одного вопроса, так как этого не позволял индейский этикет, который требует, чтобы вождь начинал свою речь не раньше, чем выкурит свою трубку.

Покончив с этой процедурой, Черный Олень вытряс из трубки пепел, заткнул ее за пояс и начал свою речь:

— Желание вождей исполнено, — сказал он, — окровавленные стрелы брошены бледнолицым.

Услышав это известие, вожди наклонили головы в знак удовольствия.

Обезьянье Лицо подошел ближе.

— Видел ли брат мой Черный Олень Седую Голову? — спросил он.

— Да, — сухо ответил вождь.

— Каково же мнение моего брата? — настойчиво продолжал Обезьянье Лицо.

Черный Олень бросил на него подозрительный взгляд.

— Какое теперь кому дело до моего мнения, — отвечал он, — если совет вождей решил объявить войну.

— Ночи долги, — сказал Голубая Лисица. — Будут ли мои братья продолжать курить на этом месте?

Транкиль произнес:

— Колонисты держатся начеку, в настоящую минуту они не спят. Пусть мои братья сядут на коней и отступят, потому что теперь время для нападения самое неблагоприятное.

Вожди кивнули в знак согласия.

— Я отправлюсь на разведку, — сказал Обезьянье Лицо.

— Прекрасно, — промолвил Черный Олень со свирепой усмешкой. — Брат мой ловок, он далеко видит, он соберет нужные нам сведения.

Обезьянье Лицо хотел уже вскочить на коня, подведенного ему воином, как вдруг Черный Олень ринулся к нему и, грубо опустив ему на плечо свою руку, вынудил его упасть на землю на колени.

Воины, удивленные этим неожиданным нападением, причина которого для них была непонятна, обменялись взглядами, не решаясь, однако, вступить в стычку.

Обезьянье Лицо дерзко приподнял голову.

— Не дух ли зла отуманил голову моего брата? — произнес он, пытаясь освободиться от железных объятий, приковавших его к земле.

Черный Олень мрачно рассмеялся и, вытаскивая из-за пояса нож для снятия скальпов, произнес глухим голосом:

— Обезьянье Лицо — изменник! Он продал своих братьев бледнолицым и должен умереть!

• Предыдущая
• 18/60
• Следующая