Король нищих - Бенцони Жюльетта - Страница 20
- Предыдущая
- 20/81
- Следующая
– Я живу в одном из старинных домов, – сказала она отцу Лёфло, – и вокруг меня нет ничего, кроме неба, моря и песчаных пустошей. Здесь наши молитвы не встречают преград, и души наши в покое. У меня нет никакого желания быть монашкой, даже если этого хочет господин де Поль...
Лёфло уехал, не сумев добиться большего. Зато герцогиня де Рец изредка стала удостаивать своим присутствием дом у моря. Вмешательство господина Венсана оказалось полезным хотя бы в том, что отныне знатная дама ни за что на свете не попыталась бы вредить той, кого считала любовницей герцога де Бофора. Вместо этого она, казалось, поставила себе целью склонить Сильви к монашеской жизни: герцогиня верила, что это лучший способ избегнуть всех горестей мира сего.
Сначала Сильви покорно выслушивала герцогиню, но скоро проповеди Екатерины ей надоели до смерти. Поэтому Сильви заключила соглашение с юным Гвендалом, мальчишкой с мельницы в Танги Дрю, чьи крылья медленно вращались на другом берегу гавани Спасения. Как только Гвендал замечал герцогский экипаж, он со всех ног мчался сообщить об этом, что позволяло Сильви искать убежище на пустоши или в маленькой пещере в скалах. И Жаннете приходилось со всей возможной почтительностью объяснять герцогине, что ее юная госпожа обожает уединяться на природе, чтобы предаваться мыслям о Господе, а может быть, и внимать его зову.
Самое невероятное состояло в том, что Жаннета почти не лгала. Природа острова завораживала Сильви. Особенно ее влекло море. Она могла подолгу, не отрываясь, наблюдать за игрой волн, то слабых и тихих, то гулких, пенистых и горделивых. Если эти волны не были бы помехой рыбакам, а среди них у Сильви уже появились друзья, она отдавала бы предпочтение штормовой погоде, ибо именно в ней воплощалось всесилие океана. Она знала, что когда-то Франсуа, как и теперь она, тоже любил смотреть на море, и счастье ступать по следам своего друга утешало Сильви, делая ее почти счастливой.
Она никогда не спускалась в деревню и, если было возможно, избегала визитов в резиденцию семейства де Гонди. Длинная узкая бухта, служившая продолжением порта, для Сильви оставалась границей, пересекать которую у нее не было желания. Свои христианские обязанности Сильви прилежно исполняла в маленькой церкви Розриер ближайшей от ее дома деревушки; приходский священник подружился с Корантеном, они вместе выходили в море на рыбную ловлю. Постепенно местные жители привыкли к этой неизменно одетой в черное девушке, которая, как они говорили, носит траур, хотя не уточняли по кому именно. Кроме того, Сильви обожала детей, к числу которых еще недавно и сама принадлежала, и вся окрестная ребятня сразу это почувствовала. Но офицеры из крепости, которые пытались добиться права быть принятыми в ее доме, были столь же учтиво, сколь и твердо отвергнуты. Все жившие в доме у моря знали хрупкость женской репутации.
Дни шли за днями, миновала одна зима, за ней другая. Ничто не нарушало неторопливого течения времени на, казалось бы, Богом забытом острове.
– Скоро Сильви исполнится восемнадцать лет, и она прехорошенькая, – как-то сказала Жаннета Корантену, который просто пропадал от тоски и однообразия жизни. – Сколько еще она пробудет здесь, вдали от людей и света? Если бы до нас доходили хоть какие-нибудь новости, а то кажется, будто весь мир о нас забыл...
– На континенте ее считают умершей, да и нас, наверное, тоже. А покойникам писем не пишут.
– Но и в замке, и в городке люди понятия не имеют, что происходит в Париже. А ведь господин герцог, по-моему, любит принимать гостей.
– Конечно, но приемы обходятся дорого, да и к тому же я слышал разговоры, будто его состояние необратимо тает. Герцогиня же под этим предлогом тратит меньше.
– Даже аббат, которому Сильви обязана своим спасением, не вернулся! Он был такой забавный.
– У него, вероятно, другие, не менее важные дела!
И Корантен, как истинный бретонец, все же не настолько ее презирал, хотя и находил эту жизнь несколько однообразной. Он оставил Жаннету вздыхать в одиночестве у очага, а сам отправился ставить удочки, а после этого пропустить стаканчик-другой сидра у своего друга-мельника...
Весенним утром, когда остров, казалось, обновил все свои краски, Корантен спустился в порт, чтобы встретить лодки, возвращавшиеся с ночного лова. Казалось, что уже настали теплые летние дни; погода стояла мягкая, море было гладкое, словно атласное покрывало. В порту вовсю кипела работа. С лодок на причал не только ручьями струились великолепные серебристо-синеватые сардины, но и с двух барж сгружали камни, предназначенные для ремонта северной башни цитадели. Хотя герцог де Рец и был полновластным хозяином острова, он обязан был заботиться о собственной безопасности и поддерживать в боевом состоянии укрепления, когда-то выстроенные его предками. Именно этих расходов он не мог избежать, несмотря на то, что его, частью растраченное, состояние с каждым днем делало это все затруднительнее...
Но внимание Корантена привлекло другое судно: оно под флагом епископа Ванского маневрировало, причаливая. Корантен хорошо знал это судно, потому что много раз наблюдал, как оно доставляло на остров самого прелата, совершающего пасторский визит, гостей или же забирало овощи для кухни епископа: на огородах Бель-Иля выращивались овощи отменного качества. В это утро Корантен увидел, как на причал сошла дама в сопровождении камеристки и четырех вооруженных слуг. Едва дама откинула за спину бархатный капюшон, открыв красивое молодое лицо и пышные золотистые волосы, Корантен с радостью ее узнал и, не устояв на месте, побежал к ней: это была Мари д'Отфор!
Забыв о всякой осторожности и думая лишь о том удовольствии, какое приезд дамы доставит Сильви, он уже собирался окликнуть Мари, когда его удержала на месте одна мысль: камеристка королевы принадлежала обществу, куда Сильви больше не имела доступа и для которого была лишь загробной тенью.
Не без сожаления он повернулся и побежал назад, но Мари д'Отфор его заметила и послала вдогонку одного из слуг.
– Пожалуйста, остановитесь, – запыхавшись, проговорил юноша. – Моя госпожа хочет говорить с вами!
Корантен отринул все сомнения. Карта была слишком хороша, чтобы ее не разыграть, и через несколько минут он уже склонился в поклоне перед молодой женщиной, которая приветливо ему улыбалась.
– Она чувствует себя хорошо?
– Вполне, мадам, – запыхавшись, ответил он.
– Передайте ей, что я непременно приду после обеда. Приличия обязывают меня остановиться у герцогини де Рец, но потом я попрошу проводить меня к Сильви. Ведь я и приехала сюда ради нее...
– Она будет счастлива, мадам. Но, надеюсь, вы не привезли никаких дурных вестей?
– Когда люди не виделись более двух лет, неизбежно случается всякое, но я не считаю, что плохих новостей больше! Ступайте, друг мой, скажите ей о моем приезде.
Корантен не заставил просить себя дважды. Он бросился к дому так стремительно, что, войдя, без сил рухнул на скамью у очага. Его новость прозвучала, словно победный звук фанфар:
– Мадемуазель д'Отфор! Она здесь и скоро придет к мадемуазель Сильви.
– Ступай скажи Сильви! Она внизу ловит креветок в отмелях. Господи Боже! Я сгораю от нетерпения узнать, какие новости она привезла! О Господи! Мне же надо прибраться! Это не дом, а настоящий хлев!
Жаннета, конечно, преувеличивала, но, как только Корантен убежал вниз, на берег, она перевернула все вверх дном. Она убиралась так неистово, что даже не услышала радостного крика Сильви. Для изгнанницы приезд подруги был ответом на те молитвы, в которых она просила каким-то образом послать ей весточку о Франсуа. Столь долгое неведение становилось для Сильви невыносимым...
Когда пришла Мари, подруги без слов упали в объятия друг друга; они были слишком взволнованы, чтобы говорить. Взявшись за руки, они сели на каменную скамью возле дома в зарослях дрока. Сильви была так рада, что никак не могла вновь обрести дар слова и лишь смотрела на подругу с блаженной улыбкой и сияющими, полными слез глазами. Мари чувствовала, как пальцы Сильви дрожат в ее руках.
- Предыдущая
- 20/81
- Следующая
