Король нищих - Бенцони Жюльетта - Страница 17
- Предыдущая
- 17/81
- Следующая
Ришелье вошел в комнату. Жозеф дю Трамбле едва удержался на ложе, когда резким жестом протянул королевскому министру дрожащую, пожелтевшую и иссохшую руку.
– Брейзах! – задыхаясь, шептал он. – Брейзах! Как там наши дела?
Мысль о взятии этой важной крепости, плацдарма на Рейне, который преграждал имперцам доступ в Эльзас и тем самым прерывал их связь с Нидерландами, неотступно преследовала старика. Он видел в этом увенчание своей политической борьбы, но крепость, которую по приказу короля Франции осаждал один из лучших его полководцев, герцог Бернгард Саксен-Веймарский со своими немецкими наемниками, ожесточенно оборонялась.
Ришелье улыбнулся, взял протянутую руку и долго держал ее в своих ладонях.
– Последние новости хорошие, друг мой, успокойтесь! В Брейзахе, взятом в клещи, не хватает продуктов и воды, город от нас не уйдет. Его падение – вопрос дней...
– О Господь всемогущий! Нам необходим Брейзах! Поражение уничтожит все усилия, предпринятые в ходе этой бесконечной войны. Испания снова воспрянет духом...
– Об этом не может быть и речи. Наши армии наступают на всех фронтах...
Пододвинув к кровати табурет, кардинал сел у изголовья старого друга, который, охваченный лихорадочной спешкой, расспрашивал о всех театрах военных действий бесконечно долгой войны, что получит в истории название Тридцатилетней: с 1618 года корона Франции противостояла мощной коалиции Габсбургов, как испанских, так и австрийских.
Всегда тягостно видеть, сколь губительно влияют старость и болезни на великий ум, и очень скоро кардинал больше не мог этого выносить. Он ушел, сказав, что должен узнать, пришли ли новые депеши, и увлек с собой врача-монаха, лечившего отца Жозефа.
– Сколько он еще протянет? – спросил Ришелье, когда их уже не мог услышать больной.
– Трудно сказать, ваше преосвященство, ибо мы имеем дело с крепким, жаждущим жить организмом, но разум, как вы сами могли убедиться, начинает погружаться во тьму старческого бессилия. Ну, скажем, месяц! Может быть, два.
– Выздоровление исключено?
– Не только выздоровление, но даже улучшение... Если Господь не совершит чуда...
– Вы не верите в чудеса, как, впрочем, и я!
Несмотря на то, что Ришелье относился подозрительно к познаниям светских врачей, он полностью доверял этому капуцину, который до принятия пострига изучал медицину как у арабов, так и у евреев. Капуцин редко ошибался. Значит, отец Жозеф не доживет до нового года...
Молча вернувшись к себе в кабинет, Ришелье долго размышлял, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Он легко предвидел все, что произойдет на другой день после его смерти, если он предусмотрительно не подготовит преемника. Так как он не знал, сколько времени ему осталось жить, Ришелье было необходимо выбрать человека, обладающего живым и глубоким умом.
Кардинал уже довольно давно знал, кто лучше других отвечает этому требованию, однако еще не был готов принять окончательное решение, ибо интересующий его человек представлял собой полную противоположность отцу Жозефу: это был человек светский, обольстительный, церковник поневоле – он так никогда и не был посвящен в сан священника; Ришелье наблюдал его, когда тот в качестве папского легата принимал участие в процессе Казаля, и до сих пор вспоминал о радости, какую почувствовал, увидев этого столь же улыбчивого, сколь серьезен был сам кардинал, молодого монсеньора, беседы с которым доставляли истинное наслаждение. Кроме того, узнав, что этот молодой человек так любит Францию, что желает стать ее подданным, кардинал решил: настало время призвать его.
Поэтому Ришелье, даже не вызвав секретаря, собственноручно написал Папе, обратившись к нему с просьбой как можно скорее прислать монсеньора Джулио Мазарини, которого наконец решил сделать своим преемником.
Письмо было искренним и откровенным. Ришелье понимал, что в политике бывает так, когда голая правда имеет больше значения, чем самые ловкие дипломатические ходы. Папа Урбан VIII, вероятно, с удовлетворением воспримет мысль о том, что власть во Франции возьмет в свои руки один из его ставленников. Это явилось бы значительным преимуществом для папского престола...
Ришелье же был уверен, что под его неусыпным вниманием Мазарини станет французом и будет защищать его дело, как собака кость...
Через час курьер во весь опор гнал коня в Рим. Жребий был брошен.
Спустя несколько недель Серый кардинал скончался с улыбкой на губах. Чтобы успокоить страхи, омрачавшие агонию отца Жозефа, Красный кардинал, проявляя все признаки живейшей радости, пришел ему сообщить, что Брейзах пал. В действительности Брейзах сдался через несколько дней, но отец Жозеф дю Трамбле умер счастливым...
В тот же день, когда курьер кардинала направился в Рим, мальчишка принес анонимную записку, адресованную начальнику полиции в кордегардию Большого Шатле, где располагалось полицейское управление. Измененным почерком таинственный корреспондент сообщал, что «та, кого считают мертвой, не умерла, а скрывается в месте, известном только герцогу де Бофору и аббату де Гонди». Забавная задачка для сведущего человека...
Лафма нервно скомкал лист бумаги, потом поспешно расправил его, чтобы перечитать заново. Сомнений быть не могло: речь могла идти лишь о ней, дочери Кьяры, совсем юной девушке, которая возбудила в его душе самые разрушительные силы страсти, а теперь рождала черную злобу. Лафма хранил мучительное воспоминание об унизительной выволочке, которую устроил ему кардинал.
– Мне следовало бы приказать вас повесить за ваши преступления – похищение, принуждение к браку и изнасилование, которые довели до смерти невинную девушку. Кроме того, я знаю, что вы автор злодейских убийств проституток, чьи тела потом клеймите печатью из красного воска, и что вы тщетно пытались переложить ваши преступления на неповинного человека. Из какой же грязи вы сделаны, Лафма?
– Из той же грязи, что и любой человек, рожденный женщиной. У меня свои пороки, согласен, но разве я не преданный слуга, ваше преосвященство?
– Именно по этой причине я вас пока не арестовал.
– И вы никогда не отдадите подобный приказ, не правда ли, монсеньор? Хозяин сторожевого пса не знает, какой падалью тот питается, какой он кровожадный, хозяина это мало волнует. Ему надо лишь одно – чтобы пес был надежный, преданный и безжалостный сторож. Я и есть такой пес, монсеньор!
– Палач кардинала. Так называют вас люди.
– Вам нужен хотя бы один такой человек, и меня не смущает это прозвище. Я жесток и признаю это, но зачем вашему преосвященству понадобился бы святой?
– Вы искусно защищаетесь, и я признаю, что действительно нуждаюсь в вас. Но больше никогда не набрасывайтесь на прекрасный пол так безрассудно, будь то знатная женщина или простолюдинка. Если по вашей вине случится изнасилование или убийство девственницы, я буду безжалостен. Теперь ступайте прочь! Я любил эту девочку...
Взволнованный Лафма не мог не отметить, что ему запрещалось нападать только на девушек, а шлюх, судя по всему, кардинал-герцог не имел в виду. Последние были «мясом» для наслаждений. С ними могло случиться все, что угодно! Конечно, он уже не был уверен, что будет находить в нападениях на шлюх прежнее удовольствие. Юное, такое свежее и такое нежное тело Сильви снилось ему по ночам в чудовищных кошмарах после того, как пошли слухи, будто она утопилась в водах крепостного рва замка Ане. Но, оказывается, она жива; ее прячут, она хотя и недоступна, но жива! Поиски станут увлекательной охотой, ибо Сильви не входила в рамки, очерченные кардиналом, поскольку перестала быть девственницей!
Лафма колебался. Должен ли он отнести записку кардиналу? Этот поступок доставил бы живое удовлетворение самолюбию Лафма, но стал бы неосмотрительным промахом. Теперь он чувствовал, что у него развязаны руки, чтобы вести собственное расследование, и если он найдет Сильви, то она будет безраздельно принадлежать ему, поскольку кардинал по-прежнему считает ее мертвой.
- Предыдущая
- 17/81
- Следующая
