Новая Бразилия - Эмар Густав - Страница 11

• Предыдущая
• 11/29
• Следующая

Что же делал в это время наследник престола? Он смело смешался с толпой, сделав это официально, явно обратился к ней с речью, как трибун, ратовал перед отцом за конституцию и, наконец, сам первый присягнул ей.

Это ли не прекрасное вступление для революции? И дон Педру Браганзский стоял на добром пути, но вот что вышло дальше.

Король Жоан VI в декрете от седьмого марта 1821 года, возвещая о своем удалении из Бразилии, облекает высшей властью и титулом наместника, своего наследника престола при временном правительстве.

Каково же должно было быть это временное правительство? Какую роль должен был играть новый наместник? Опасавшиеся за свою свободу избиратели решили, что испанская конституция 1812 года должна быть временным законом в Бразилии. Это, конечно, было своего рода обеспечением: принц-наместник подчинялся таким образом конституции и жунте. Но чтобы не быть в подчинении, а управлять самовластно, он приказал вооруженным путем овладеть залой собрания жунты; двое из избирателей были убиты наповал, многие были ранены, многие брошены в тюрьму, а двадцать второго апреля вышел новый декрет Жоана VI, в котором окончательно организовывалось наместничество и временное правительство в Бразилии.

Милостивый король облекал сына всеми привилегиями своей власти и придавал ему в качестве ответственных советников его товарищей и ближайших друзей, а затем, насытившись декретами, речами, жунтами и требованиями

конституции, Жоан VI покинул Бразилию, сказав на прощание сыну в последнюю минуту расставания: «Я предвижу, что Бразилия вскоре отойдет от Португалии, а в таком случае, если ты не сумеешь сохранить для меня эту корону, то сохрани ее для себя, чтобы Бразилия не попала в руки каких-нибудь авантюристов!»

И дон Педру последовал этому совету. Все провинции находились в брожении; все они восстали. Баия наотрез отказалась признать новое правительство. Пара, Мараньян и Пернамбуку принимали деятельное участие в жунтах: прогоняли губернаторов, не платили государственных сборов, и если бы в ту пору было единство, согласие и мир между вожаками народного движения, то революция на этот раз безусловно свергла бы и диктатуру, и новое правительство!

Но принц сумел прислушаться к народному голосу и различить известную нотку в гомоне толпы; видя, что Рио, его столица, открыто вступает в борьбу, он добровольно принял временное собрание, санкционировал все права, присвоенные им себе от имени, народа, раскрыл двери всех тюрем, переполненных по его же приказу в день апрельского государственного переворота, словом, любезничал и заискивал перед жунтой.

Принц-регент затаил свои честолюбивые замыслы и прятал свои кости. Вдруг раздался сильный голос, великое слово из скромной провинции Сан-Паулу. Несмотря на кое-какие оговорки и весьма политичное ограничение, это был голос, несомненно призывавший к всеобщей революции, призывавший громко и решительно.

И принц, и народ поняли этот энергичный призыв Жозе Бонифасиу де Андрада-и-Силва, автора той сильной вдохновенной брошюры, взволновавшей все умы Бразилии. Скромный автор был призван в совет регента, и с того момента дон Педру, не задумываясь, шел по пути к престолу, служа всеми средствами делу независимости.

Не без опасности для себя он старался удалить все португальские войска, занимавшие столицу и побережье, не допускал входить в залив судам, присылаемым из Лиссабона; с малыми средствами, среди всякого рода смут и неурядиц, он сумел организовать защиту и всякий раз, когда где-нибудь в дальнем уголке страны собирались на горизонте тучки и начинало проглядывать некоторое недоверие к нему, тотчас же лично шел туда, шел открыто, рассеивал все сомнения и подозрения, успокаивал все умы и привлекал к себе все сердца. Так поступил он и по отношению к провинции Минас-Жерайс, на обратном пути откуда кинул своей родине этот смелый вызов, эти великие слова: «Независимость или смерть». Его энергия и деятельность были поистине неутомимы, а горячность, с какой он все время относился к святому делу независимости Бразилии, не ослабевала ни на минуту. Он дал Бразилии оружие и знамя — знак независимости.

Этим принц-регент купил себе престол. После того он издавал декрет за декретом и против Лиссабона, и его кортесов, и против его войск и губернаторов, и против его флота, а у себя очистил двор и министерства от ненавистных бразильцам португальских пришельцев. Кроме того, по внушению Жозе Бонифасиу де Андрады он объявил амнистию в честь независимой Бразилии, в тексте которой читалось между строк, что все, получившие амнистию, могут переселиться куда им будет угодно. Наконец, он завершил свое дело тем, что обратился с воззванием к народу, созывая его для всеобщих выборов. «Я ставлю за честь для себя управлять лишь народом свободным и великодушным», — писал он.

Бразильские кортесы были учреждены, и принц-регент получил престол. Жозе Бонифасиу де Андрада-и-Силва был сделан министром внутренних дел, а португальская партия, если она еще и существовала кое-где в северных провинциях, доживала свои последние дни. Несомненно, что Бразилия была теперь свободна от португальского владычества и являлась самостоятельной державой.

Принц-регент принял титул «Постоянного Защитника Бразильской Независимости и Свободы» и сохранил его за собой, взойдя на трон.

Дона Педру I упрекают во многом, и весьма возможно, что он делал ошибки, но справедливость требует сказать, что все они были следствием его воспитания, тогда как все его несомненные качества и достоинства были присущи ему лично.

В то время, когда правительства всех государств стремились к абсолютизму, император дон Педру I написал хартию, в которой между прочим говорилось следующее:

Господствующей государственной религией является вероисповедание римско-католическое, но все другие вероисповедания терпимы в империи, и допускается всякий культ со всеми его обрядами.

И еще:

Представителями бразильского народа являются император и народное собрание, но все полномочия и верховная власть в Бразильской империи предоставлены народу.

Человек, написавший это, был несомненно человеком великого ума, примерным гражданином и мудрым политиком.

В своем отречении дон Педру I также выказал много достоинства и спокойствия. Он не снизошел до оскорбления. Нарождавшемуся государству он поручил своего сына, дав ему в опекуны и воспитатели одного из своих бывших друзей — того самого Жозе Бонифасиу де Андраду, которого он некогда казнил опалой.

Основательно обсудив политическое положение этой империи, — писал он, — и убедившись, до какой степени необходимо мое отречение, и не столько дорожа славой своего имени, сколько счастьем и благополучием моей новой родины, я считаю за лучшее, в силу права, предоставляемого мне конституцией, назначить действительным попечителем и опекуном моих возлюбленных детей уважаемого, великого патриота, гражданина Жозе Бонифасиу де Андраду, моего истинного друга.

Дон ПедруI

Письмо это, полное благородства и достоинства, свидетельствует о несомненном величии души этого человека.

Прежде чем покинуть рейд Рио, дон Педру I написал еще последнее письмо к своим друзьям и своему народу:

Не имея возможности проститься с каждым из моих друзей в отдельности и благодарить их за добрые услуги, а также испросить у них прощения за все обиды, быть может нанесенные им мной неумышленно, смею в том уверить, я обращаюсь с этим письмом ко всему моему народу с тем, чтобы закончить свои счеты.

Удаляясь в Европу, я с душевным прискорбием и сожалением покидаю свою родину, своих детей и своих истинных друзей. Разлука с существами, столь близкими и дорогими, должна быть тяжела и болезненно чувствительна даже для самого жестокого сердца, но разлучиться с ними, чтобы исполнить долг чести — это высшая слава, о какой можно мечтать!

Прощай родина! Прощайте друзья! Прощайте навек!

На английском корабле «Warspiters», 12 апреля 1831 г.

• Предыдущая
• 11/29
• Следующая