Морские цыгане - Эмар Густав - Страница 14

• Предыдущая
• 14/37
• Следующая

— Мужайтесь, братья! — закричал Филипп.

— Мужайтесь! — отвечали его товарищи.

Началась долгая и изнурительная борьба разума и хладнокровия против слепой и разрушительной силы стихии. Полтора часа держались эти три человека рядом среди бушевавшего моря, бросавшего их во все стороны, продвигаясь на один шаг, отступая на сто, но не сдаваясь, позволяя увлекать себя, когда чувствовали, что силы их оставляют, удваивая усилия, едва силы возвращались к ним, и не отчаиваясь.

Впрочем, ураган стал заметно стихать, дождь перестал, тьма сделалась не столь непроглядной, и авантюристы уже достаточно ориентировались, чтобы придерживаться верного направления.

Три товарища страшно утомились и уже совсем вяло боролись с волнами, которые, хотя ветер в значительной мере лишился своей силы, были все же ужасны, потому что после бури море еще долго не стихает.

Питриан, не спускавший глаз со своего господина, медленно приблизился к нему, и в ту минуту, когда Филипп, окончательно лишившись сил, тихо шел ко дну, чтобы не лишать мужества своих друзей, нырнул, вытащил его из воды, заставил положить обе руки на свои широкие плечи и таким образом спас его. Филипп, задыхавшийся и почти без чувств, машинально принял эту помощь, даже не сознавая преданности своего работника.

Вдруг прямо перед собой пловцы заметили судно. У него остались только нижние мачты, и вообще оно находилось в критическом положении. Однако экипаж, по-видимому, не отчаивался в своем спасении: ясно слышался свисток боцмана, командовавшего маневрами, и размеренное пение матросов, выполнявших их.

Вдруг чудовищная волна подхватила судно на страшную высоту и уронила со страшным треском.

— Мы сорвались с якоря! — вскричала команда в один голос.

Действительно, два передних якоря сорвались, и судно упало на бок, таща за собой задние якоря. Вдруг из волн появились и взобрались на палубу три человека, полуобнаженные, страшные на вид. Первый бросился к румпелю, между тем как двое других упали на палубу, сцепившись друг с другом словно мертвые. Это явление было так внезапно и так неожиданно, что, кроме рулевого, никто на судне не заметил его.

— Мы погибли! — вскричали моряки с тоской.

— Вы спасены! — ответил хриплый и громкий голос.

— Пьер Легран! — с радостью воскликнул Тихий Ветерок. — Сам Господь тебя прислал, брат! Как ты сюда попал?

— Через борт, а как же еще? — ответил он, смеясь. — Вот уже два часа, как мы плывем, чтобы добраться до вас, но теперь не время разговаривать, отыщи Филиппа и Питриана, они упали где-то на палубе. У Филиппа линь, вели всей твоей команде взяться за него и тяните изо всех сил, тысяча чертей, если не хотите напиться из большой чашки! Я возьмусь за румпель, не беспокойся.

Тихий Ветерок не заставил дважды повторять себе эти распоряжения, он пошел отыскивать двух авантюристов, но тех уже подняли, и они начали приходить в себя. Отвязали линь от пояса молодого человека, и команда «Каймана» с капитаном во главе начала тянуть линь изо всех сил; все понимали, что в этом заключалась их последняя надежда на спасение.

Между тем по приказанию Пьера, который принял командование, задние якоря были обрублены и судно приведено в некоторый порядок. Ветер совсем стих, опасность прошла мимо.

— Куда ты нас ведешь? — спросил Тихий Ветерок Пьера.

— Ты видишь, — отвечал тот, — течение несет нас к мысу Каренахо. На берегу прикрепили канаты в трех местах. Если удастся обогнуть мыс, мы благополучно бросим якорь.

— Без тебя мы погибли бы, брат.

— Полно, ты шутишь; кроме того, эта мысль принадлежала не мне, а Филиппу, я только последовал за ним.

— Хорошо, отныне я в долгу у всей вашей троицы, ведь и храбрый Питриан тоже здесь.

— Еще бы! Без него Филиппа не было бы здесь, Питриан спас его в ту минуту, когда он тонул, рискуя утонуть сам.

Начинало светать. На берегу виднелась толпа мужчин и женщин, которые приветствовали подплывающих, хлопая в ладоши и с громкими криками бросая в воздух шляпы, но опасность еще не миновала, как все полагали. Вдруг матросы, тянувшие канат, упали навзничь, команда вскрикнула с отчаянием: канат лопнул.

— Молчать! — закричал Пьер громким голосом. — Бросайте якорь!

Можно было слышать прерывистое дыхание всей массы собравшихся на берегу людей, до того глубокой была тишина.

Якорь упал. Наступила критическая минута. Судно продолжало быстро приближаться к берегу, скорость его мало-помалу уменьшалась. Потом оно остановилось, медленно повернулось; якорь держал, судно было спасено. Команда закричала радостное «ура», на которое ответили восклицания с берега.

— Славное судно, мой старый дружище, — заметил Пьер, — жаль было бы потерять его.

— Его построил Монбар, — с гордостью заявил Тихий Ветерок, — а он знает в этом толк.

В тот момент, когда в силу обстоятельств наш рассказ снова переносит нас в гостиницу, то есть около полудня, Корник, хозяин этой гостиницы, печально стоял на пороге двери, с испуганным видом взирая на опустошения, произведенные ураганом прошлой ночью. Достойный трактирщик позаботился запереться в своем доме и всю ночь дрожал от страха, так что зрелище, представшее теперь его глазам, не только изумляло, но и пугало его, когда он думал об ужасных опасностях, которым он мог бы подвергнуться, если бы не затаился столь предусмотрительно в своем доме.

Пробило половину первого; почти в ту же минуту вошли шесть моряков — или, лучше сказать, они ворвались в гостиницу так неистово, что оттолкнули Корника, чуть было не сшибив его с ног. Однако он не рассердился, напротив, он громко расхохотался и, с трудом обретя равновесие, сказал троим или четырем голодным слугам, блуждавшим, как тени, по зале:

— Ну-ка, живо вина этим господам!

«Эти господа» оказались малыми самой мошеннической наружности, с резкими и слегка нетрезвыми движениями, в оборванной одежде, но из их карманов при малейшем движении раздавался очень приятный серебристый звук. Корник не ошибся относительно прибывших. Увидев их, он весело потер себе руки, пробормотав сквозь зубы:

— Хорошо, вот кайманы пристают к берегу, сейчас мы повеселимся.

Матросы сели за стол и начали пить, крича во всю глотку и разговаривая все одновременно.

После этих пришли другие, потом еще и еще, так что зала быстро заполнилась и поднялся страшный шум. Более полутора сотен авантюристов собрались в помещении, где могли свободно вместиться только шестьдесят, но они так ловко расселись вокруг столов и прилавка, что среди залы еще оставалось достаточно пространства для прохода трактирщика и его слуг. Те беспрестанно бегали от одного столика к другому и не знали, кого слушать. Корник собственноручно откупоривал бутылки и не считал унизительным наполнять стаканы своих посетителей.

Скоро толпа в зале сделалась настолько многолюдной, что, как разливающееся море, волны посетителей залили и смежные комнаты. Марсиаль и Агуир, еще не привыкшие — по крайней мере первый — к странным поступкам авантюристов, с трудом пробрались к концу длинного стола, уже занятого двенадцатью флибустьерами, с трубками в руках игравшими в кости на пригоршни золота, которое они беспрестанно вытаскивали из своих глубоких, как пропасть, карманов.

Марсиаль с любопытством рассматривал странное зрелище, представшее пред его глазами, и оставлял, несмотря на замечания своего товарища, стакан полным, даже не думая его опорожнять. Между тем веселье становилась все громче, вино и ром разгорячили головы, гневные и вызывающие крики начинали примешиваться к хохоту и веселым песням, здесь и там затевались драки, которые Корник со своими слугами все с большим трудом пытался прекратить.

В это время высокий и красивый молодой человек лет двадцати восьми, с надменными чертами насмешливого лица, развязной походкой вошел в залу. Он был одет чрезвычайно щеголевато, золотая фанфаронка опоясывала его шляпу, украшенную дорогими перьями и залихватски надетую набекрень. Правая рука его, белая и аристократичная, почти закрытая волнами богатых кружев, лежала на эфесе шпаги. Войдя, он бросил гордый взгляд вокруг, как бы отыскивая кого-то, потом решительно подошел к тому столу, где сидели Марсиаль и Агуир, грубо отталкивая всех попадавшихся на его пути, которые — отдадим им справедливость — спешили удалиться по первому его требованию. Сев у стола, молодой человек наклонился к играющим.

• Предыдущая
• 14/37
• Следующая