Миссурийские разбойники - Эмар Густав - Страница 6

• Предыдущая
• 6/85
• Следующая

— Почти, однако я недоверчив, как тебе известно.

— Ты хочешь видеть? Смотри.

Оливье достал сумочку, раскрыл ее и выкатил на стол двенадцать прекрасных бриллиантов.

— Как ты их находишь? — поинтересовался он.

— Великолепными, и если унции…

— О! Это уж чересчур. Какой же ты упрямец! Вот мой пояс; помимо того у меня в жилете зашито золотом почти две тысячи франков. Довольно этого — или, быть может, надо быть миллионером, чтобы путешествовать в стране, где богатство бесполезно.

Говоря таким образом, Оливье бросил на стол возле бриллиантов золото и пояс.

— Объявляю, что я остался доволен. Спрячь всю эту мелочь, — сказал капитан со смехом, — теперь моя очередь.

— Кажется, дело еще не кончено, — весело сказал Оливье, припрятывая свое богатство.

— Как ты нетерпелив! Я еще не успел и начать. Очень скоро я тебя заинтересую.

— Я жду, — ответил Оливье тоном человека, решившегося рискнуть.

— Теперь будем говорить серьезно.

— Да, это будет недурно.

— Ты все шутишь?

— Нет, напротив, я буду серьезен, как факир.

— Предупреждаю тебя, что ты не заставишь меня сбиться с мысли.

— Еще бы! Я знаю это, потому и покоряюсь. Продолжай; я буду нем, как рыба.

— Я прошу у тебя только пять минут; экий ты сумасброд!

— Я великодушен и даю тебе десять.

— Больше мне не нужно.

— Хвала Всевышнему! Ты болтливее адвоката. Продолжай.

— Полно, Оливье. Я напрасно стараюсь притворяться веселым; у меня слезы навертываются на глаза при мысли о нашей разлуке, у меня сердце обливается кровью. Когда я подумаю, что, может, никогда уж не стану пожимать ту дружескую руку, которую жму в эту минуту…

— Прогони эти мысли, друг мой! Кто знает, может быть мы встретимся раньше, чем думаем.

— Дай Бог, чтобы ты оказался пророком. Но я трепещу при мысли, что ты отправишься один в неизвестные области, будешь жить среди народа, даже язык которого тебе неизвестен.

— В этом ты ошибаешься, друг мой; я говорю почти так же хорошо, как и на родном языке, по-английски, по-испански, по-голландски, не считая четырех или пяти индейских наречий, которым я научился за свою жизнь.

— Меня в высшей степени удивляет, как ты мог научиться такому множеству предметов среди такой трудной жизни, какую вел с детства.

— Но это очень просто! Когда я поступил на корабль, я умел немного читать и писать; я прилежен по природе и стал учиться, а так как я до страсти люблю чтение, то и читал много.

— Это правда. Я помню, что постоянно встречал тебя во всех закоулках корабля с книгой в руке, как только у тебя находилась свободная минута. Но теперь как же ты будешь читать?

— А какую чудную книгу написал сам Господь на равнинах, на горах, даже на малейшей травинке! — вскричал Оливье с энтузиазмом. — Поверь мне, друг, никто не утомится перелистывать интересные страницы священной книги природы, потому что он всегда найдет там утешение, надежду или одобрение… Но успокойся, — продолжал он более спокойным тоном, — я взял с собой две книги, в которых, по моему мнению, сосредоточиваются все великие человеческие мысли; книги эти делают человека добрее и возвращают ему мужество, когда он ослабевает под тяжестью несчастий. Эти книги я знаю наизусть, а все-таки постоянно перечитываю их. — Он вынул из кармана два тома в черном шагреневом переплете и положил их на стол. Капитан с любопытством схватил их и раскрыл.

— Как! — вскричал он, взглянув на своего друга с невыразимым удивлением. — «Подражание Иисусу Христу» и Монтень!

— Да, «Подражание Иисусу Христу» и Монтень, то есть самое искреннее выражение сомнения и верования; отречение и подтверждение, не есть ли это история всей человеческой философии, с тех пор как Господь создал мир Своей могучей рукой? С этими двумя книгами и имея перед глазами великолепное зрелище природы, разве у меня не будет самой роскошной библиотеки?

— Не знаю, что тебе и ответить, друг мой. Я порабощен и увлечен против воли, не смею согласиться с тобой и не чувствую в себе мужество сказать тебе, что ты не прав. Я нахожу, что ты вырос на сто локтей, когда говоришь таким образом. Ступай, ищи неизвестное, оно одно может тебя понять. Иди своим путем. Ты один из тех борцов, душу которых очищает несчастье и которые становятся великими от страдания. Ты, без сомнения, часто будешь терять силы в гигантской борьбе, которую собираешься вести, но ты никогда не падешь, даже смерть тебя не победит, когда настанет твой последний час.

— Тем более, что смерть не что иное, как необходимое преобразование, очищение грубой материи, побежденной божественным разумом. Но, — прибавил Оливье, улыбаясь, — мне кажется, друг мой, что мы увлеклись мыслями чересчур серьезными и далеко отошли от предмета нашего разговора; вернемся к нему, пожалуйста, тем более, что время уходит и час нашей разлуки быстро приближается.

На дворе послышался лошадиный топот. Капитан встал и быстро подошел к окну.

— Вот опять ты начинаешь свои таинственные прогулки! — вскричал, смеясь, молодой человек. — Объяснись, пожалуйста, раз и навсегда.

— Ты прав, — ответил капитан, садясь, — преданные друзья могут понять друг друга без лишних слов. Вот вкратце в чем дело…

— Ну и прекрасно!

— Если ты будешь меня перебивать, я ничего не скажу.

— Говори.

— Мне хотелось ссудить тебя деньгами; ты не отказал бы мне, если б деньги были тебе нужны?

— Конечно, нет, друг мой, это значило бы оскорбить тебя.

— Благодарю. Но ты богаче меня; следовательно, я беру назад свое предложение.

— Ты знаешь, что все мое имущество в твоем распоряжении.

— Еще бы! Но и мне также ничего не нужно; но поскольку я знал, что ты не переменишь принятого намерения и, следовательно, наша разлука может быть вечной, я хотел оставить тебе на память подарок, который постоянно напоминал бы тебе о нашей дружбе.

— Какое у тебя славное сердце! — с волнением произнес молодой человек.

— Знаешь ли ты, что я сделал? Я взял на себя твою экипировку.

— Как, мою экипировку?! Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что тебе ничего не нужно покупать для дороги; все куплено, смотри.

• Предыдущая
• 6/85
• Следующая