Мексиканские ночи - Эмар Густав - Страница 44

• Предыдущая
• 44/86
• Следующая

Всю дорогу, до самого вечера, всадники хранили молчание. Уже на заходе солнца показалось на обочине разрушенное ранчо. По знаку дона Хаиме все остановились.

Из ранчо вышел человек, бросил взгляд на приехавших и молча ушел. Через несколько минут он снова появился, но уже с задней стороны ранчо, ведя на поводу двух оседланных лошадей. На них пересели дон Хаиме и Доминик. Еще на двух, которых вывел незнакомец, пересели Луис и Лопес.

— В путь! — скомандовал дон Хаиме.

Всадники мчались так быстро, что в темноте ночи были похожи на летящих по воздуху призраков. Они проскакали всю ночь. Около пяти утра снова переменили коней и двинулись дальше. Уже пятнадцать часов не сходили они с седла, но не обнаруживали ни малейших признаков усталости.

Время близилось к десяти, когда в лучах яркого солнца засверкали купола собора в Пуэбло.

Примерно в полулье от города они по знаку дона Хаиме свернули с дороги на еле заметную тропинку, скрытую в тростнике, и через час достигли широкой лужайки, где стоял шалаш.

— Здесь мы остановимся, — сказал дон Хаиме. — Пусть Луис отправится на свое ранчо, где сейчас находится граф де ля Соль со своими слугами, и приведет их сюда, а ты, Лопес, пойдешь за провиантом.

— А мы с вами останемся здесь? — спросил Доминик.

— Нет, я отправлюсь в Пуэбло! — ответил с улыбкой дон Хаиме.

Но как только Лопес и Луис ушли, дон Хаиме с Домиником вошли в шалаш.

Такие шалаши мексиканцы называют «эрманадо», что значит «сплетенный из веток». Несмотря на неказистый вид, они очень удобны. Защищают и от дождя, и от солнца. Внутри шалаша, разделенного на две половины плетеной перегородкой, было очень уютно.

Дон Хаиме, а за ним и Доминик сразу перешли во вторую половину. Вдруг дон Хаиме остановился, вытащил из-под кучи сена клинок и стал копать землю.

Доминик взглянул на него с удивлением.

— Что вы делаете?

— Как видите, открываю вход в подземелье, помогите же мне!

Вдвоем они быстро докопались до каменной плиты с приделанным к ней металлическим кольцом.

Как только плита была сдвинута, показались высеченные в скале ступеньки.

— Спустимся! — сказал дон Хаиме и зажег факел. Доминик с интересом огляделся вокруг. Они спустились на семь-восемь метров под землю и очутились перед просторным восьмиугольным помещением с расходящимися в разные стороны подземными галереями.

Здесь сложено было всевозможное оружие и одежда. Тут же находилось ложе, покрытое листьями, заменяющими тюфяк, и шкурами вместо одеял, и висела полка с книгами.

— Это одно из моих убежищ, — сказал, улыбаясь, дон Хаиме, — есть еще несколько таких же, разбросанных по всей Мексике. Это подземелье времен ацтеков. Очень давно мне рассказал о нем один старый индеец. Ведь эта провинция когда-то была святым местом, где совершались языческие обряды и стояло множество храмов. Подземные ходы позволяли священникам незаметно перемещаться и, словно бы чудом, появляться то здесь, то там, будто они вездесущи. Позднее эти подземелья превратились в убежища для индейцев во время преследований их испанцами. Проникнуть сюда незаметно нельзя. Ходы, которые перед вами, с одной стороны ведут к обелиску в Чолулу, с другой — к центру Пуэбло, есть также и другие выходы. Во время борьбы за независимость повстанцы с большой пользой для себя пользовались подземельем, нынче же про него совсем забыли.

— Позвольте, — сказал Доминик, внимательно выслушав дона Хаиме, — вы говорите, что проникнуть сюда незаметно нельзя.

— Совершенно верно.

— Не могу понять, почему?

— Очень просто. Видите эту галерею?

— Вижу.

— Так вот, она доходит до единственной тропинки, по которой можно к нам проникнуть и кончается небольшим, скрытым ветвями отверстием, через которое, я не берусь вам объяснить почему, сюда доносятся все звуки, даже едва уловимые, причем с необыкновенной отчетливостью. Поэтому, если кто-то приблизится, мы сразу услышим.

— В таком случае все в порядке.

— К тому же в случае необходимости это отверстие можно закрыть, есть другой ход, по галерее, которая за вами.

Вдруг дон Хаиме стал раздеваться.

— Зачем вы это делаете? — спросил Доминик.

— Хочу облачиться в монашеское одеяние и пойти за «языком», чтобы узнать, как обстоят дела в Пуэбло. Жители там очень религиозны, и в монашеском одеянии я, не вызывая подозрений, добуду нужные мне сведения.

Доминик сел и задумался.

— Что с вами, мой друг, вы грустите?

— Да, мне грустно, — вздрогнув, ответил молодой человек почти шепотом.

— Почему? Разве я не обещал вам отыскать донью Долорес?

Доминик побледнел и опустил голову.

— Презирайте меня, я подлец!

— Вы, дон Доминик? Великий Боже, вы нарушили клятву?

— Нет, но я предал друга, — он тяжело вздохнул, — я полюбил его невесту. — Последние слова он произнес едва слышно.

Дон Хаиме остановил на Доминике взгляд своих ясных глаз и сказал:

— Я знал это.

— Знали? — вскричал Доминик.

— Да, знал! — повторил дон Хаиме.

— И вы не презираете меня?

— За что? Разве волен человек в своих чувствах?

— Но ведь она невеста графа!

— А она любит вас? — спросил дон Хаиме.

— Откуда мне знать? Я сам себе боюсь признаться в своей любви.

Настало долгое молчание. Дон Хаиме неспеша переодевался, внимательно глядя на молодого человека, и вдруг сказал:

— Граф не любит донью Долорес!

— Возможно ли это? Дон Хаиме расхохотался.

— Ты, как и все влюбленные, не можешь понять, что кто-то по-другому относится к предмету твоего обожания.

— Но ведь граф на ней женится!

— Должен жениться!

— Не затем ли он приехал в Мексику?

— Затем.

— Значит, женится на ней. Дон Хаиме пожал плечами.

— Это еще неизвестно.

— Но граф на все готов, только бы спасти донью Долорес!

— Это доказывает лишь, что граф человек благородный, но не забудьте, что с доньей Долорес его связывают узы родства, и, рискуя ради нее жизнью, он выполняет свой моральный долг.

— И все же он ее любит!

— Тогда я скажу яснее: донья Долорес не любит графа!

— Вы уверены?

• Предыдущая
• 44/86
• Следующая