Мексиканская месть - Эмар Густав - Страница 15

• Предыдущая
• 15/18
• Следующая

— Ну расскажите их, — сказали оба пленника с некоторой надеждой.

— Вот они: во-первых, вы возвратите мне мою лодку, моих людей и мой товар.

— Хорошо, — сказали они.

— В этот раз товары будут перевезены сухим путем франко.

— Принимаем.

— Всякий раз, когда я буду нагружать или разгружать товары на этом берегу, я буду платить вам постоянную пошлину по семи процентов на вас обоих.

— Вы обещали десять.

— Может быть, но теперь более семи я не дам.

— Хорошо; мы принимаем.

— Вот бумага, перья, чернила; вы сейчас же составите мне двойной контракт, в котором должны быть упомянуты все условия и который будет подписан обоими вами.

— К чему этот письменный контракт?

— Для того чтобы вас повесили, ежели вы вздумаете обмануть меня, — сказал он грубо.

— Боже, что за мысль! — воскликнули они.

— Принимаете ли вы?

— Хорошо, пишите.

Они тотчас же приступили к делу; когда они окончили, капитан внимательно прочел контракт, тщательно обдумал каждое выражение, потом он сложил оба контракта и положил их к себе в карман.

— Все ли? — спросил капитан Ортега.

— Нет еще, — возразил он, — я хочу узнать еще имя того человека, который изменил нам.

— Это относится к дону Ремиго.

— Он называется дон Стефано Лобо, — сказал глухо управляющий.

— Благодарю вас, господа, вы свободны, то есть то, что вас сейчас же свезут на берег и вы сдадите мою лодку доверенному от меня человеку, который отправится с вами.

— А кто же отправится с нами? — спросил офицер.

— Вы узнаете его, — ответил лукаво капитан, дернув за сонетку, — это дон Маркос.

Капитан Ортега побледнел как полотно; он вынужден был опереться о перегородку каюты, для того чтобы не упасть навзничь, но, тотчас оправившись, сказал глухим голосом:

— Хорошо.

Вошел господин Гурсо.

— Возвратите им их шпаги; они свободны. Спустите лодку мексиканцев и свезите их на берег. Господа, я оставлю вас на некоторое время.

Он вышел из каюты и приказал юнге позвать дона Маркоса.

Тот тотчас же явился.

Капитан передал ему в нескольких словах все, что происходило в каюте, и передал ему двойной контракт.

— Вот вам пропускная, — добавил он, — действуйте как вам заблагорассудится. Я сделал все, что от меня зависело, остальное относится к вашей компетентности.

— Благодарю вас от души, — произнес дон Маркос, — благодарю; вы дарите мне теперь более чем жизнь, это мщение.

— Будьте благоразумны, мой друг, не забывайте того, что меня не будет с вами для того, чтобы помочь вам.

Дон Маркос отвел его в сторону, и они беседовали несколько минут с воодушевлением.

— Хорошо, — сказал наконец капитан Гишар, — так как вы требуете этого.

— Я вас прошу, мой друг, — ответил дон Маркос.

— Это дело решенное.

— Капитан, — сказал, приближаясь, господин Гурсо, — все готово.

— Поднимитесь на мачту и подайте сигнал, чтобы лодка брига подошла; вы, мой друг, — добавил он, обращаясь к дону Маркосу, — сойдите в вашу лодку, и до свидания; через час я пришлю к вам моих экс-пленников. Хе! Хе!.. — произнес он, потирая руки. — Мне кажется, что теперь они в наших руках.

И, вновь пожав руку своего друга, он возвратился в каюту.

— Господа, — сказал он, обращаясь к мексиканцам, — ежели вы хотите съехать на берег, то вас ожидают.

— Хорошо, любезный капитан, мы готовы, — ответил командир.

— Я приказал спустить вашу лодку; я предполагал, что вы дадите некоторые поручения вашему экипажу.

— Благодарю вас, капитан; мне, действительно, нужно отдать некоторые приказания.

Разговаривая, они вышли на палубу. Капитан наклонился над бортом.

— Вот и лодка спущена, — сказал он, — господин Гурсо, позовите патрона, командир желает переговорить с ним.

Капитан Ортега закусил себе губы, сознавая, что его намерения угадали, он поневоле вынужден был действовать откровенно; казалось, что марселец угадывал сокровеннейшие его мысли.

По знаку господина Гурсо патрон взошел на палубу.

— Лопец, — сказал ему его командир, — возвратитесь на бриг, дело, не терпящее отлагательства, вынуждает меня отправиться на берег; капитан Гишар дает мне лодку, и поэтому вы мне не нужны более. Скажите лейтенанту, чтобы он возвратился на Сигвантанейоский рейд; он может прибыть туда в два часа; сегодня вечером, на закате солнца, съезжайте ко мне на берег, поняли ли вы меня?

— Понял, командир, — отвечал патрон.

— Прекрасно! Вы можете отправиться.

Патрон поклонился и сошел в лодку, которая тотчас же отчалила и направилась к «Искуплению».

— Теперь, мой любезный командир, — сказал капитан, — не потрудитесь ли вы и управляющий таможней перейти на правую сторону, там вас ожидает лодка.

— Прощайте, капитан, я никогда не забуду вашего очаровательного гостеприимства, — сказал мексиканский офицер с горькой улыбкой.

— До свидания и без злобы, мой любезный командир; я надеюсь, что отныне между нами не произойдет никакого недоразумения и мы постоянно будем находиться в хороших отношениях.

Простившись так насмешливо, эти трое людей расстались.

Оба офицера сошли в лодку контрабандиста, которая оттолкнулась и поплыла на веслах к земле.

Бриг поставил свои паруса, выплыл в открытое море и вскоре виделся только как точка, почти незаметная на горизонте.

Дон Ремиго Вальдец и капитан Ортега молчаливо сидели на корме лодки; во все время переезда, в продолжение более трех часов, они не произнесли ни одного слова.

Контрабандисты пели и гребли дружно.

Марцелия невидимо присутствовала при отъезде дона Маркоса и дона Альбино в их ночную экспедицию: бедная девушка была сильно испугана при виде того, как обожаемый ею человек помчался во мраке вместе с человеком, к которому она питала инстинктивное отвращение и которого она, — несмотря на заботы, которыми он окружал ее, и почтительную и преданную дружбу, которую он не переставал свидетельствовать, — почитала врагом тем более опасным, что он прикрывал ненависть, которую она предполагала в нем к себе, самой очаровательной наружностью.

Когда дон Маркос оставался с ней в доме, когда его глаза устремлялись на ее бледное и прекрасное лицо, когда она слышала его голос, произносивший серьезные и симпатичные речи, она чувствовала, что в ее душу проскальзывало сомнение; она начинала задумываться о том, мог ли этот человек столь благородной наружности, с такими честными манерами, поведение которого в отношении к ней самой никогда не изменялось и который, наконец, заменил ей отца и воспитал ее с таким самоотвержением и такой истинной нежностью, быть действительным убийцей ее отца и не был ли он, напротив, невинной жертвой низкой клеветы.

Но как только она оставалась одна, как только она переставала подчиняться его неотразимому влиянию, которое на нее производил этот странный человек, она чувствовала, как возвращались к ней все ее подозрения и как сомнения овладевали ею сильнее прежнего; она не забывала, что первые рассказы об этой ужасной катастрофе она слышала от преданного друга ее несчастного отца, который, рассказывая ей об этом, не имел другой цели, как только предостеречь ее; тогда дон Маркос пугал ее, и она молила Бога об освобождении от этого чудовища, жертвою которого она почитала себя.

Молодая девушка провела всю эту ночь в лихорадочной бессоннице, во время которой ей представлялись фантомы и зловещие видения; она слушала с нервными содроганиями печальные завывания ветра в ветвях дерев и глухой рокот моря.

Едва скользнули первые лучи восходящего солнца, как она встала с постели и грустно и задумчиво остановилась у окна своей комнаты, предоставляя свои густые и роскошные волосы на произвол утреннего ветерка и с удовольствием вдыхала в себя морской воздух.

Между тем время уходило, а Марцелия не замечала возвращения тех, или, скорее, того, кого она поджидала; ее беспокойство все более и более возрастало; ее сердце сжималось под тяжестью необъяснимой тоски: у нее было предчувствие о каком-то несчастье.

• Предыдущая
• 15/18
• Следующая