Лесник - Эмар Густав - Страница 31

• Предыдущая
• 31/50
• Следующая

— Как хотите, граф, — возразил буканьер, пожав плечами, — а я все-таки был усыплен, иначе не мог бы не слышать, что вы зовете меня на помощь.

— Это правда.

— И я, ваш преданный товарищ, почти брат, дал бы убить вас возле себя, не защитив!

— Чем же ты был бы виноват, раз спал?

— Эту-то дьявольскую шутку я и не прощу тем, кто проделал ее со мной.

— Мне не хотели причинить зла, напротив, со мной прекрасно обращались.

— Возможно, но могло быть иначе, и тогда я, Мигель Баск, остался бы опозоренным в глазах товарищей, которые не поверили бы ни единому моему слову из этой нелепой истории.

— Полно, утешься, старый товарищ! Разве ты не знаешь, как я люблю тебя?

— Знаю ли? Именно потому и бешусь!

— Итак, — сказал проводник, который внимательно вслушивался в разговор двух флибустьеров, — это правда, что в доме водится нечистая сила, как утверждают?

— Да, водится, но это существа из такой же плоти и крови, как и мы, которые вынашивают какие-то мрачные замыслы.

— Вы не думаете, сеньор, что это призраки потустороннего мира?

— Повторяю тебе, что это люди — решительные и грозные, правда, — но вовсе не привидения. Они обладают громадными возможностями наводить ужас и, вероятно, действуют под началом некоего умного и неустрашимого предводителя, но в том, что они исполняют, нет ничего сверхъестественного, хотя способ и результаты их действий превышают человеческое понимание.

— Тем они опаснее!

— Разумеется! Поэтому я и принял твердое решение открыть, кто это.

— Нас будет двое в этих розысках, — заметил Мигель.

— Нет, трое, — медленно сказал краснокожий, — у меня также есть важный повод стараться узнать, кто эти люди.

Капитан Лоран украдкой взглянул на проводника, но лицо индейца было спокойно и взгляд исполнен такого достоинства, что подозрения молодого человека, если таковые у него и возникли, мгновенно рассеялись.

— Хорошо, — сказал он, — принимаю твою помощь, мы будем действовать сообща.

— Я запомню ваше обещание, сеньор, — произнес проводник.

— Кажется, об этом предмете теперь сказано достаточно, — сказал Лоран, — да и говорить, вроде, больше нечего… Сколько миль осталось еще до Панамы?

— Около восьми, если ехать по окольной дороге, напрямик же не более пяти.

— Можно ли рассчитывать быть в городе до заката солнца, если ехать окольной дорогой?

— Это трудно, даже невозможно.

— А напрямик?

— Очень легко, но предупреждаю вас, дорога утомительная.

— Эка невидаль для нас! — вскричал Мигель.

— Что же вы решили, сеньор?

— Мы поедем напрямик.

— Очень хорошо. Тогда надо двинуться в путь через час.

— Во сколько, примерно, мы будем в городе?

— Самое позднее — в четыре.

— Прекрасно, этого-то я и хочу… Ты хорошо знаешь Панаму?

— Так же, как и эту пустыню.

— Дон Хесус сдал мне внаймы свой дом, куда я прямиком и намерен отправиться.

— Который из домов? У дона Хесуса их в городе три.

— Тот, что называется Цветочным домом.

— Дон Хесус отдал вам внаймы Цветочный дом? — воскликнул в изумлении проводник.

— Да, а что же ты находишь в этом удивительного?

— Ничего… и вместе с тем очень много.

— Не понимаю.

— Человек этот, должно быть, сошел с ума, если согласился уступить вам этот дом… или кто-нибудь подсказал ему это.

— С какой целью?

— Не знаю, но совет, во всяком случае, исходит не иначе как от друга, вам же остается только радоваться такой удаче.

— Почему?

— Ни один из домов в Панаме не мог быть более удобным для вас по своему устройству как снаружи, так и внутри. Вообще, он имеет очень много общего с домом на асиенде.

— Ах, черт возьми! Ты пугаешь меня, любезный Хосе!

— Чем же, сеньор?

— Если я буду постоянно проваливаться в разные люки и тайники, мне придется плохо в моем жилище; меня окружат невидимыми шпионами, которые будут следить за каждым моим движением, подслушивать каждое мое слово, ловить все, что я захочу скрыть, — словом, я буду связан по рукам и по ногам и, подозревая измену, не посмею ни шевельнуться, ни сказать слова.

— Успокойтесь, ничего подобного не будет. Только два человека знали все тайны этого дома: один из них — тот, кто его строил, но он умер.

— А другой кто?

— Другой — я.

— Эге! Славная штука! — вскричал Мигель.

— Ты? — переспросил дон Фернандо или, вернее, капитан Лоран.

— Именно я, сеньор.

— Я ничего не понимаю, Хосе.

— Объяснение мое будет коротко и ясно, сеньор, слушайте.

— Я слушаю.

— По причинам, о которых вам знать теперь нет ни малейшей надобности, я попал в Панаму ребенком, едва достигнув десяти лет, но я был высок и силен для своего возраста, смотрел бойко и понравился капитану испанского торгового судна. Этот добрый человек купил меня, оставил при себе, мало-помалу привязался ко мне и — поскольку я с полной откровенностью рассказал ему свою историю, ничего не утаив, — был тронут моей несчастной судьбой и дал мне свободу, когда я достиг пятнадцати лет. Свободой своей я, однако, не воспользовался и остался при своем благодетеле. Я поклялся не расставаться с ним до его смерти. Капитан Гутьеррес Агуире, как звали моего хозяина, главным образом занимался контрабандой жемчуга. Он нажил неплохое состояние, занимаясь этим промыслом, но рисковал головой — испанское правительство не шутило с контрабандистами. Капитан был очень богат, но ежеминутно опасался обыска в своем доме, поскольку находился на подозрении. Однажды он сообщил мне о своих опасениях и попросил привести к нему индейца, который под его руководством построил бы такой дом, какой он желает. Во время поездки в Кальяо за несколько месяцев до этого капитан заказал испанцу-архитектору план дома, который показал мне. На мое замечание, что архитектор может случайно заглянуть в Панаму, капитан ответил мне со странной улыбкой, что предотвратить подобную случайность в его власти.

— Достойный контрабандист, видимо, придушил архитектора, — вставил свое словечко Мигель.

— Этого я не знаю, но верно то, что этот человек внезапно исчез и никто о нем больше не слыхал.

— Я поклялся бы, что так! — опять вскричал неисправимый буканьер.

— Молчи, Мигель!.. Что ты сделал, Хосе, после того как капитан доверился тебе?

— Я посоветовал ему взять мирных индейцев из другой местности, чтобы они выстроили этот дом под его руководством. Мысль капитану понравилась, и он поручил мне нанять этих людей. Поручение я исполнил со всей тщательностью и спустя две недели вернулся в Панаму с двадцатью работниками, взятыми из дальней индейской деревни или, вернее, дальнего индейского племени. В мое отсутствие капитан не зевал: он выбрал и купил место и завез необходимые материалы. Через пять месяцев дом был закончен, а работники щедро вознаграждены и отпущены. В течение всего времени, пока длилось строительство, мы с капитаном Гутьерресом наблюдали за ними так внимательно, что они ни с кем не могли общаться; впрочем, они и сами не понимали как следует, что именно они сооружают.

— Это весьма вероятно, — заметил Лоран, — но как правительство не встревожилось такой продолжительной постройкой? Ведь в этом краю и дворец воздвигается менее чем за месяц.

— Вам известна небрежность, нерадение и в особенности жадность членов колониального управления… У капитана Гутьерреса были друзья везде, он всем сумел залепить глаза и заткнуть уши. Впрочем, он вел свое дело с величайшей осторожностью, место для дома было им выбрано искусно, в отдаленной части города, где жили одни индейцы. Из всего этого вышло, что никто ничего не видел и видеть не хотел, что, в сущности, для капитана Гутьерреса было одно и то же. Прошло несколько лет, капитан сильно постарел, и его тянуло вернуться в Европу. Наконец он не мог более сопротивляться такому сильному желанию, снарядил корабль, на который перевез все свои богатства, обнял и поцеловал меня на пристани, куда я проводил его, сел в шлюпку, которая ждала его, и уехал. Поднимаясь по трапу на корабль, который стоял уже готовый сняться с якоря, он оступился, упал в воду и утонул, несмотря на все усилия спасти его.

• Предыдущая
• 31/50
• Следующая