Констанция. Книга третья - Бенцони Жюльетта - Страница 35

• Предыдущая
• 35/52
• Следующая

«Я же говорил ей, что нашим отношениям конец, что мы никогда больше не встретимся». Но жалость поднималась со дна души Анри, да и чувство вины давало себя знать. Он был виноват перед всеми — перед Констанцией, перед маркизом Лагранжем, перед Мадлен, перед Колеттой. И виконт Лабрюйер чувствовал, если он хоть частично не искупит свою вину, ему не будет покоя.

Он крепко сжал зубы. У него не было привычки поступаться своими принципами. Но взгляд Мадлен молил: дай только знак, и я брошусь тебе навстречу!

Анри опустил голову.

— Что будем делать, хозяин? — прохрипел из влажной темноты Жак. — Мадам Ламартин совсем замерзнет…

— Да знаю и без тебя, — зло прошептал Анри.

— Может, я принесу ей горячего вина, хозяин?

— Нет, ты позовешь ее.

— Пригласить в дом?

— Да.

Сказав это, Анри вошел в дом и зло хлопнул дверью. А Жак, радуясь такому решению хозяина, бросился под дождь к мадам Ламартин.

— Прошу вас, мадам, виконт приглашает вас войти. Он просит прощения, что не мог раньше принять вас, — уже от себя врал Жак, глядя на дрожащие плечи озябшей под проливным дождем женщины.

Ни слова не говоря, Мадлен двинулась к дому. Жаку казалось, что она идет слишком уж медленно, что она не торопится попасть в тепло, укрыться от холодных дождевых капель.

Он вбежал на крыльцо и распахнул перед мадам Ламартин дверь.

— Входите, входите, мадам.

— Спасибо, Жак.

И слуга даже не успел подбежать к гостье, как отяжелевший от влаги плащ упал на пол.

В глубине передней стоял Анри. Он замер, увидев измученную ожиданием женщину. Виконт Лабрюйер никогда не был злым, лишенным сострадания человеком. Он прекрасно понимал, какие страдания причиняет женщине, но имел право поступать подобным образом, ведь всегда он предупреждал их, что его любовь недолговечна и никогда до этого сердце Анри не сжималось от боли при виде женщины, пытавшейся вернуть прежнюю любовь.

Виконт вспомнил, каких усилий ему стоило склонить Мадлен на свою сторону, заставить ее забыть своего мужа.

Губы Мадлен Ламартин дрогнули и Анри подумал:«Лишь бы она не заплакала!»

Но это была улыбка.

— Ты позвал меня!

— Я говорил тебе, чтобы ты не приходила, — произнес как можно более строго Анри, но все равно сквозь его строгость в голосе сквозили нотки нежности.

— Я не могла оставаться дома, поверь мне, Анри. Ты ушел, оставив мне письмо, что мне оставалось делать?

— Зачем ты пришла? — уже тверже спросил Анри.

— Ты не любишь меня больше?

— Я тебя любил, Мадлен.

— А теперь?

— Если ты так каждый день будешь стоять у меня под окнами, я возненавижу тебя.

— Но почему, Анри, почему ты не любишь меня больше?

— Я не хочу лжи. Все обманывают — жены мужей, мужья жен, а любовники обманывают своих любовниц. Я хочу остаться честным, я не люблю тебя больше, Мадлен.

— Этого не может быть, Анри!

— Ну посмотри мне в глаза, если ты там заметишь хоть капельку нежности — я проиграл.

Мадлен медленно подошла к Анри и положила ему руки на плечи. Нет, она не бросилась к нему, а подошла спокойно, с достоинством. Их взгляды встретились.

Анри старался не моргать. На него смотрели полные страдания глаза женщины. Мадлен вглядывалась в Анри, пытаясь разобраться в его чувствах.

Не выдержав, Анри Лабрюйер отвел взгляд и ничего не говоря, обнял Мадлен.

Жак стыдливо отвел глаза в сторону и до его слуха донесся лишь звук поцелуя и шорох одежд. Когда он рискнул все-таки взглянуть, то увидел, как Анри, подхватив на руки Мадлен, поднимается с ней на второй этаж.

«Боже, дай счастье этой женщине»— сказал, расчувствовавшись, Жак.

— Я хочу, чтобы все повторилось вновь, — шептала Мадлен.

— Молчи.

— Скажи, что ты любишь меня.

Анри молча кивал.

Вся одежда мадам Ламартин была насквозь мокрая.

— Неужели тебя не трогает мой жалкий вид? — спрашивала женщина, не открывая глаз.

— Я не могу отказать тебе, Мадлен, не потому, что люблю…

— Нет, ты скажи: я люблю тебя, люблю… — повторяла Мадлен, все крепче и крепче обнимая Анри. Тот дошел до двери спальни и плечом открыл ее.

— Ты любишь меня?

— Я не хочу говорить об этом, Мадлен.

— Нет, ты должен сказать.

— Хватит того, что я уже впустил тебя. Неужели ты хочешь лжи?

— Но любовь, Анри, не может быть ложью.

— Я люблю тебя, — избегая смотреть в глаза женщине, произнес виконт Лабрюйер.

— Ты не хочешь? — горько усмехнулась она. Что-то во взгляде Мадлен не устраивало Анри, какой-то скрытый смысл таился и в ее улыбке, холодной и обворожительной одновременно.

Мадлен соскользнула с рук Анри и крепко обняла его.

— Люби меня, люби, дорогой. Она целовала виконта в глаза, в лоб, в губы. А тот, не в силах сдержаться, стал отвечать на ее поцелуи.

— Ты просто никогда не пробовал возвращаться, Анри, в этом тоже есть своя прелесть.

— В этом ничего нет хорошего, Мадлен.

— Но ведь ты сейчас счастлив?

— Не знаю.

— Конечно же, Анри, о счастье догадываешься только тогда, когда оно уходит. Это как воздух, им живешь.

— Зря ты пришла, Мадлен.

— Я не пришла, — улыбнулась женщина, — я выстояла свое счастье под дождем, в темноте, глядя на освещенное окно. Я видела, как ты смотрел на улицу и наверное, думал обо мне. Скажи, Анри, что ты тогда подумал?

— Я рассердился на тебя, Мадлен.

— Но разве можно, Анри, сердиться на любовь? Ведь это она привела меня под окна твоего дома, она заставила бросить все, что у меня было и идти сюда.

Анри насторожился.

— Ты что, Мадлен, неужели ты все рассказала мужу?

— Нет, не бойся, — рассмеялась мадам Ламартин, — я не так глупа как ты думаешь.

— Я этого никогда не говорил.

— Муж не знает, куда я пошла, ему и в голову не придет подозревать меня в неверности.

Разогретая ласками, Мадлен наконец-то перестала дрожать. Ее немного подсохшие волосы стали нежнее, и виконт намотал одну прядь себе на палец.

Мадлен взяла его за руку.

— Подержи еще немного, вот так, и они сохранят форму, запомнят тебя точно так же, как твой образ отпечатался в моей душе. Я сохраняю сейчас твою форму, Анри.

— Не говори глупостей, Мадлен. Это не любовь, а всего только жалость. Ты жалеешь себя, а я пожалел тебя.

— Хорошо, Анри, называй это как хочешь, но главное, ты любишь меня,

Мадлен еще крепче прижалась к виконту Лабрюйеру и тот ощутил, как оглушительно громко бьется ее сердце.

— Я люблю тебя, — прошептал он, пытаясь поцеловать ее в губы.

Но женщина, смеясь, избежала поцелуя и обхватив Анри за шею, поджала ноги. Тот не удержался на ногах и вынужден был опуститься прямо на ковер перед камином.

— Еще немного, Мадлен, и мы рухнули бы в огонь.

— Мы и так с тобой сгораем, Анри.

— Ты слишком близко сидишь к огню.

Анри ощутил, как пышет жаром на его руку, ложащуюся на плече Мадлен.

— Я всего лишь хочу высушить одежду, — и Мадлен через голову сбросила блузку, а затем, засмеявшись, бросила ее в камин.

— Что ты делаешь? — воскликнул Анри, глядя, как огонь неохотно пожирает мокрую материю.

— А почему, Анри, на тебе до сих пор надето вот это? — Мадлен сорвала с него рубашку и тоже бросила в камин.

Огонь взвился, загудело в дымоходе и на какое-то время спальня наполнилась ярким светом сгоравшей одежды.

— Ты что, Мадлен, сошла с ума?

— А зачем мне одежда, я же не собираюсь уходить отсюда никогда, — Мадлен обхватила его за шею и повалила на ковер.

Жак, пришедший узнать у своего хозяина, не нужно ли ему чего, стоял у приоткрытой двери спальни, не решаясь войти. Веселый смех Мадлен вгонял его в краску.

— Нет, наверное, ему ничего не нужно, — пробормотал Жак, прикрывая дверь.

Но все же далеко отходить он не решился. Жак устроился в хозяйском кресле в гостиной, даже не поднимаясь подкинул дров в камин задремал, чутко прислушиваясь к звукам, доносившимся из спальни.

• Предыдущая
• 35/52
• Следующая