Констанция. Книга третья - Бенцони Жюльетта - Страница 16

• Предыдущая
• 16/52
• Следующая

— Колетта, просыпайся, твоя мать приехала! Это было большой неожиданностью для баронессы и на время у нее отнялся дар речи.

Перепуганная Колетта широко открытыми глазами смотрела на мать.

— Ну что же ты, Колетта, поздоровайся с ней. Девушка опасливо выскользнула из-под одеяла и побежала навстречу матери.

Инстинктивно она чувствовала, самое верное сейчас — броситься на шею матери.

Если та что-нибудь знает, слезы помогут, а если ничего — то пусть это будут слезы радости.

Так Колетта и поступила. Франсуаза стояла у открытой двери, обнимая свою дочь, и тоже плакала.

— Мама, я так скучала по тебе, я так хотела приехать!

Констанция Аламбер слушала этот бред и готовилась объяснить Франсуазе, почему это вдруг Колетта оказалась у нее в постели.

А баронесса Дюамель гладила дочь по волосам и приговаривала:

— Ты у меня еще такая глупая…

— Представь, Франсуаза, сегодня ночью она испугалась спать одна и прибежала ко мне.

Констанция запрокинула голову, ее волосы рассыпались по плечам. Весь вид мадемуазель Аламбер говорил о том, что она только и занималась в последние дни тем, что не спускала глаз с Колетты.

— Ты еще очень глупая… — приговаривала Франсуаза, а Колетта вздрагивала всем телом, боясь, что сейчас настроение матери изменится, и Франсуаза строгим тоном спросит ее, что она выделывала с виконтом Лабрюйером. Но страшного вопроса так и не последовало.

Франсуаза, наконец-то, отстранила от себя дочь и взяв ее за плечи, пристально посмотрела ей в глаза.

Вид Колетты был, конечно, жалок. Она втянула голову в плечи и виновато посмотрела на свою мать.

— Пойдем, пойдем, Колетта, мне кажется, я не видела тебя целую вечность, — баронесса Дюамель и ее дочь покинули спальню Констанции и та смогла облегченно вздохнуть.

«Ну, кажется теперь все. Франсуаза ни о чем не догадывается, а я больше ничего и не стану предпринимать».

Констанция Аламбер ликовала:

«Наконец Эмиль де Мориво наказан и вновь можно зажить спокойно».

Прозвучал гонг, извещавший, что завтрак накрыт. И только тут Констанция вспомнила, о чем просила ее мадам Ламартин. Поэтому она поспешила первой прийти к столу.

Старая графиня Лабрюйер уже сидела на террасе и как всегда клевала носом.

Констанция тронула ее за плечо.

— Мадам!

Графиня вздрогнула, но так и не проснулась.

— Мадам! — уже почти закричала ей в самое ухо Констанция.

Дворецкий неодобрительно смотрел на то, как будят его госпожу.

— А, это вы… — рассеянно проговорила графиня Лабрюйер, поправляя шляпку, — завтрак уже кончился?

— Нет, мадам, меня просили передать вам.

— Что-нибудь случилось?

— Можно считать, что нет. Ваш дом покинула мадам Ламартин.

— Но ведь я с самого утра здесь, на террасе. Неужели же я не видела отъезжающего экипажа?

— Нет, мадам, она уехала ночью.

— Я ее чем-нибудь обидела?

Что вы, мадам, она просила передать тысячу извинений, но ее ждут неотложные дела в Париже

Что ж, — вздохнула графиня Лабрюйер, — надеюсь, она осталась довольна пребыванием в моем доме, ведь ее муж, месье Ламартин, так беспокоился, оставляя ее одну.

В двери, ведущей на террасу, показались Колетта и ее мать Франсуаза.

— Не беспокойтесь, мадемуазель Аламбер, я понимаю истинную причину ее отъезда и благодарна вам за то, что вы так тщательно ее от меня скрываете, — улыбнулась графиня и отдала Констанции розу на длинном стебле, которую до этого сжимала в руке.

Констанция села по правую сторону от графини Лабрюйер и с невозмутимым видом принялась вертеть цветок в руках. Она то подносила его к лицу, вдыхая его аромат, то обмахивалась им как веером.

— Доброе утро, графиня, — Колетта сделала реверанс и села в торце стола.

Франсуаза устроилась слева от графини Лабрюйер.

— А что же граф де Бодуэн? — поинтересовалась хозяйка дома. — Он не желает завтракать?

— Он поехал по делам и скоро вернется, — сказала баронесса.

— Граф де Бодуэн? — воскликнула Констанция. — Он здесь?

— А что это вас так удивляет? — спросила баронесса. — Я даже не знала, что вы знакомы.

— Нет, мы виделись всего один раз, поэтому я и спросила.

Любопытство баронессы распалилось. Теперь-то она понимала, граф де Бодуэн напросился в спутники неспроста, скорее всего, у него были какие-то дела к Констанции. Ведь испуг на лице мадемуазель Аламбер выдал ее с головой.

Но развить эту тему баронессе не дало появление виконта Лабрюйера. Он выбежал на террасу, по-шутовски поклонился всем и пожелал всем дамам доброго утра.

Баронесса Дюамель посмотрела на него с нескрываемым отвращением, она столько слышала о похождениях Анри, что если бы не шляпка, ее волосы встали бы дыбом.

— Какая честь, мадам!

Баронесса подала руку для поцелуя, и Анри бережно принял ее.

— Доброе утро, бабушка, — Анри наклонился и поцеловал старую графиню в щеку. Та успела шепнуть ему на ухо:

— Мадлен уехала сегодня ночью.

— Черт! — пробормотал виконт, но на его лице все равно продолжала сиять лучезарная улыбка.

Затем уверенной походкой Анри направился к не помнившей себя от ужаса Колетте. Она смотрела на него округлившимися глазами, ей казалось, одно движение — и они выдадут себя пред всеми гостями.

Девушка помнила эти руки, сжимавшие этой ночью ее тело, эти губы, целовавшие ее — и тут же с ужасом отметила, что ее губы опухли.

Вся зардевшись, она протянула виконту свою дрожащую руку для поцелуя.

— Нет-нет, — улыбнулся Анри, — дайте мне обе руки.

Колетта беспомощно озирнулась, ища поддержки. Констанция только прикрыла веки, как бы давая ей знать: делай все, о чем просит виконт, он найдет способ успокоить твою мать, ведь баронесса Дюамель и в самом деле следила за каждым движением виконта, словно боялась, что тут же, не отходя от стола, он соблазнит ее дочь.

— Обе руки, мадемуазель, обе, — тон виконта был строг.Колетта подала ему и вторую ладонь. Он внимательно осмотрел их и затем строго сказал:

— По-моему, мадемуазель, вы не мыли руки перед завтраком.

Колетта еще больше зарделась. Она и в самом деле забыла об этом.

— Сейчас же ступайте прочь из-за стола, — виконт говорил так, словно был ее отцом, — и вымойте руки, тогда можете возвращаться.

Констанция улыбалась.

Виконт предусмотрел все. Теперь легко были объяснимы и румянец на щеках Колетты, и ее растерянность. Конечно, он выставлял себя в невыгодном для баронессы свете, но иметь о нем еще более худшее мнение, чем имелось, Франсуазе было невозможно.

Придерживая подол платья, Колетта побрела в дом.

А виконт уселся в ее кресло и развязно, закинув ногу за ногу, посмотрел на баронессу Дюамель.

— Мадам, простите мне эту выходку, но ваша дочь вымыла руки не совсем чисто.

— Она еще настоящий ребенок, и мы с Констанцией Аламбер опекаем ее здесь, — баронесса сверкнула глазами.

— Да-да, — продолжал Анри, — вашу дочь нельзя не любить.

Констанция, чтобы скрыть улыбку, приблизила огромную розу к своему лицу и сделала вид, что изучает хитросплетение лепестков.

— Мадам Дюамель, вы должны гордиться своей Колеттой, она такая смышленная, такая красивая.

— Я знаю об этом, — отрезала баронесса, ей явно был неприятен этот разговор, точнее то, что слова исходили от виконта Лабрюйера.

Она бы могла сказать ему и что-нибудь порезче, но рядом была графиня Лабрюйер, а обижать ее баронессе не хотелось.

— Да, вашей дочерью нельзя не гордиться, но она воспитана слишком романтично.

— Что значит «слишком»? — холодно поинтересовалась баронесса.

Виконт улыбнулся немного язвительно.

— Она видит людей не такими, какие они есть, а такими, как ей хотелось бы, — и он выразительно посмотрел на Констанцию.

Констанция поглаживала бархатную обивку подлокотника, это единственное, чем она выдала свое волнение.

— Виконт, я прошу прощения, но мне кажется, ваши слова могли бы прозвучать искренне, будь вы братом Колетты, но из уст постороннего мужчины, согласитесь, они звучат несколько странно.

• Предыдущая
• 16/52
• Следующая