Жгучая ложь - Пирс Энтони - Страница 13

• Предыдущая
• 13/81
• Следующая

Подскакав к подножию горы, я выбрал самую удобную тропу и направил Пуки вверх по склону. Попадавшихся навстречу гоблинов мы попросту сметали с дороги, да они и сами бросались врассыпную, уворачиваясь от моего копья. При этом, поскольку склон был довольно крут, они кубарем катились вниз. Твердые гоблинские головы оставляли выбоины в почве, зато, ударяясь о землю пятками, гоблины истошно вопили. Пятка у гоблина — самое уязвимое место, я даже слыхал, будто у какого-то народа бытует выражение «гоблинова пятка». Время от времени я вращал копье, и тогда гоблины сыпались вниз десятками. У подножия горы их барахталась уже целая куча, и эта куча была отнюдь не мала.

Тропа вела на восток, копье разгоняло гоблинов, и я потихоньку начинал успокаиваться. От нас требовалось только двигаться быстро и без остановок, чтобы поскорее покинуть это зачумленное место.

Но покинуть его оказалось не так-то просто. Тропа изгибалась самым причудливым образом, словно стремилась запутать нас и сбить с толку. Иногда она переставала подниматься по склону и горизонтально сворачивала в сторону, а порой даже возвращалась назад, вниз. При этом она частенько пересекалась с другими тропами, так что мы чувствовали себя как в лабиринте. По сторонам тропы виднелись выходы из гоблинских нор — перед каждой имелся маленький дворик, донельзя захламленный фруктовой кожурой, обглоданными костями и прочей дрянью. Гоблины, высовываясь из пещер, швыряли в нас камни. К счастью, их меткость оставляла желать лучшего, тем не менее скакать под градом камней не самое большое удовольствие.

Некоторые гоблины, из тех, кто посмышленее, принялись скатывать камни по поперечным тропам. Небольшие булыжники не доставляли особого беспокойства, но порой наперерез нам катились настоящие валуны. Гоблины изо всех сил старались расправиться с нами, а ведь мы не сделали им ничего дурного. Таков уж их нрав — они относятся к чужакам хуже любого другого народа Ксанфа, хотя, кажется, не в восторге и от собственного племени. Я слышал, что гоблинки совсем не похожи на своих злонравных мужей, но... мне доводилось сталкиваться только с мужчинами. Ни одна женщина не высунулась из норы и не приняла участия во всеобщей охоте за нами. Видимо, у гоблинов, как и у других народов, женщины рассудительнее мужчин, у них хватает ума не встревать в подобные заварушки.

Проскакав по очередному изгибу тропы, мы оказались в глубокой расщелине — тропа обогнула гору гоблинов, но по склону следующей не взбиралась. Тот склон был почти отвесным, и подняться по нему не представлялось возможным. Что же до нашей тропы, то она уходила прямиком в глубокую, темную, весьма зловещего вида пещеру.

Я направил Пуку в ее мрачный зев. Ему это не нравилось, да и мне, признаться, тоже, но выбора у нас не было.

Гоблины наседали, причем теперь они уже не валили беспорядочной толпой, а выстроились плотной колонной, выставив перед собой грубо сколоченные деревянные щиты и ощетинившись копьями — такими же, как у меня. Прорваться назад не имелось ни малейшей возможности. Подняв глаза, я увидел, как целая орава гоблинов пытается сбросить на нас с уступа огромный серый валун. Видимо, они замыслили сделать из нас паштет.

Под сводами темного тоннеля мы оказались как раз вовремя — валун со страшным грохотом рухнул перед самым входом в пещеру. Земля содрогнулась; сверху посыпались камни, но пещера не обрушилась. Правда, вокруг теперь царила кромешная тьма — сброшенная гоблинами глыба перекрыла вход, а вместе с ним и единственный источник света.

Мы остановились перевести дух. Не требовалось особого ума, чтобы понять, что нас занесло в ловушку. Даже сумей мы каким-то чудом откатить валун, нас ждала встреча с целой армией разъяренных гоблинов. Оставался лишь один путь — в толщу горы, и меня это до крайности раздражало. Не потому, что он сулил больше опасностей, чем какой-либо другой, — подземный мир ничуть не страшнее наземного. Просто я терпеть не могу, когда кто-то или что-то лишает меня выбора, вынуждая подчиняться обстоятельствам. Даже если мне все равно суждена погибель, я предпочел бы прийти к ней своим, а не навязанным мне путем.

Теперь я различал слабый свет, просачивающийся по краям валуна, но в глубине пещеры было совершенно темно. Пука это ничуть не беспокоило. Кони-призраки видят в темноте даже лучше, чем на свету, ведь их основное занятие — блуждать темными ночами и пугать одиноких путников звоном цепей. Но я-то тогда призраком не был.

— Пука, — обратился я к коню, — нам придется двинуться в толщу горы. Тропа привела нас ко входу в эту пещеру, так что, скорее всего, из нее есть и выход. — Я старался придать своим словам убедительность, но мне было не по себе. Уж мне ли не знать, что далеко не всякая тропа ведет туда, откуда есть выход. Взять, например, тропы к древопутанам... Но что толку предаваться мрачным раздумьям? — Так вот, чтобы добраться до выхода, нам придется проехать по совершенно темному тоннелю, и тут я могу положиться только на тебя. Смотри, как бы нам не провалиться в какую-нибудь яму или расщелину. Я знаю, ты не любишь, чтобы на тебе ездили, но мы вместе угодили в переплет, вместе нам и выпутываться. Вот выберемся отсюда, тогда и решим, кому на ком ездить.

Пука не ответил, но мне почему-то показалось, что он меня понял. Затем конь мотнул головой и без понуждения неторопливым шагом направился в глубь черного тоннеля. Цокот копыт эхом отдавался от каменных стен, и я даже подумал, что в нынешних обстоятельствах слух до известной степени заменит мне зрение. Слух у варваров острый, хотя и не может сравниться со слухом большинства животных. Так или иначе, по отражению звука я сумел определить, что тоннель неширок, стены довольно близко, но впереди пустота.

Тоннель вел вниз, как обычно и бывает в пещерах. Конечно, я предпочел бы двигаться прямиком к выходу, а не погружаться в неведомые недра горы, но приходилось ехать туда, куда вела дорога.

Через некоторое время — мне оно показалось чуть ли не вечностью — ко мне стало возвращаться зрение. Точнее сказать, глаза приспособились к темноте, а на стенах пещеры, в трещинах, появились мягко светящиеся грибовидные наросты. Чем ниже мы спускались, тем больше становились эти грибы и тем ярче они светились — вскоре я уже различал большую часть прохода. В тоннеле были представлены все цвета радуги, — по правде сказать, это на удивление красиво.

Но тут тоннель неожиданно разветвился на несколько галерей, и перед нами встала проблема выбора. Жизнь гораздо проще, если не приходится принимать решения, и сейчас я предпочел не усложнять ее и положиться на Пуку. Он двинулся одним из коридоров — более или менее прямо.

Неожиданно конь остановился и понюхал воздух. В слабом свете грибов я различал лишь его голову и не столько увидел, сколько догадался, как раздуваются его ноздри. Он что-то учуял!

Потом учуял и я, учуял отвратительный смрад, который мог исходить лишь от очень большого и крайне неприятного существа. Мы были не одни.

— Ну и вонища! — пробормотал я. — Хуже чем от гоблинов. Что-то мне не хочется встречаться с этой тварью. — Копье по-прежнему оставалось со мной, но я сомневался, будет ли от него прок в замкнутом слабо освещенном пространстве пещеры. Ведь ежели я с разгону налечу копьем на стену, отдача попросту сбросит меня с коня.

Мы попятились, потихоньку вернулись к развилке и попробовали другой путь, но в этом коридоре вонища оказалась еще сильнее. Я не сразу сообразил, что не только мы приближаемся к какому-то чудовищу, но и оно идет нам навстречу. Видимо, цокот копыт растревожил таившегося в глубине неведомого зверюгу.

— Надо уносить ноги! — воскликнул я, почти впадая в панику. Принято считать, будто варвары не испытывают подобных эмоций. Может, и так, но нормальные варвары не обитают в глубоких, темных пещерах, населенных тошнотворно вонючими монстрами.

Пука повернул назад, но поздно — волны смрада катились изо всех боковых коридоров. Видимо, мы случайно забрались в самое логово каких-то зверей. Впрочем, случайно ли? Вполне возможно, гоблины специально загнали нас в эту пещеру.

• Предыдущая
• 13/81
• Следующая