С мечом кровавым - Пирс Энтони - Страница 29
- Предыдущая
- 29/70
- Следующая
— Когда должна начаться атака Персии? — осведомился Мима у Завоевания, в чьи обязанности входило знать такого рода детали.
— Только через несколько часов, — ответил воин в белой накидке. — Это даст нам возможность подготовиться к сбору обильнейшего урожая.
— А я тем временем сам кое-что разузнаю, — пропел Мима. — Проследи, чтобы ничего не началось преждевременно.
Завоевание кивнул. Слово Марса являлось для остальных законом, так как он был здесь главной инкарнацией.
Сначала Мима поехал к оборонительным линиям Вавилонии. И сразу увидел, что фортификационные сооружения очень мощные и труднопреодолимые. За громоздящейся путаницей колючей проволоки находились широкие минные поля, а за ними — железобетонные надолбы и укрепленные гнезда пулеметов. Любая пехотная атака на эти заграждения будет стоить очень многих жизней. Если даже такую линию обороны прорвать, то лишь ничтожная часть атакующих останется в живых.
Очевидно, военное командование Персии знало об этом. Что же за наступление они планировали? Наверно, замышлялось нечто необычное.
Мима направил коня в противоположную сторону. Никто из смертных его, разумеется, не видел. Он свободно проехал сквозь колючую проволоку в расположение персидских частей. На передней линии было всего несколько вооруженных солдат; большая же часть находилась в специальных лагерях, готовясь к атаке.
Кого же лучше выбрать, чтобы ознакомиться с обстановкой на самом низшем уровне?
Мима на секунду задумался и решил положиться на случай. Он въедет в лагерь, пересчитает солдат по головам и остановится на десятом.
На пути стояла большая, кое-как построенная казарма. Мима проехал сквозь стену. Там, в большом помещении на подготовительный инструктаж собрались солдаты. Мима начал их считать, дошел до десятого и слез с коня.
— Никуда не уходи, будь рядом, когда понадобишься, — приказал он жеребцу. Потом подошел к солдату, которого выбрал, задержался перед ним и вошел внутрь. В тот же миг он ощутил неразбериху раздвоения личности.
Понемногу зрение Мимы сфокусировалось и слух слился со слухом бойца. Мима чувствовал то же самое, что и это тело. Он оставался самим собой и в то же время постепенно становился тем солдатом. Мима сосредоточился на том, чтобы настроить, приспособить и слить ощущения смертного тела со своими собственными, при этом не теряя себя. На это ушло некоторое время; а пока тело занималось своими делами. Впрочем, такая отсрочка была неизбежна. Во-первых, тело пользовалось незнакомым языком; Мима мог понимать его, только ориентируясь на смысл, зарегистрированный мозгом, а не на реальное звучание слов. Понимание все улучшалось, однако торопить этот процесс не следовало.
Первым делом Мима понял, что тело молодое. Это был не мужчина, а мальчик лет одиннадцати! Тем не менее он определенно был солдатом; носил военную форму и винтовку, с которой умел обращаться. Сейчас его призывали идти в бой за честь страны. Его и других мальчиков этого подразделения инструктор убеждал в том, что сражаться за свою страну — великая честь, а еще большая честь — умереть за нее в священной войне. Нужно пойти и уничтожить неверного врага!
Ребенок, подумал Мима. Все они были детьми, некоторые даже моложе этого. Все одеты в военную униформу не по росту, вооружены допотопными ружьями и несколькими патронами и охвачены лихорадкой фанатизма.
Мима вспомнил о неприступных вавилонских укреплениях, которые недавно видел. На них распнут этих детей! Он покопался в мозгу в поисках хоть какого-то понимания, что их ждет впереди, но никакой информации не нашел. Этот юный мальчик был очень похож на западную корову в загоне, которая вместе со всем стадом идет на бойню. Разумеется, в Индии с коровами столь варварски никогда не обращались.
Похоже, Персия, потеряв значительную часть подготовленных взрослых солдат, теперь затыкала брешь жизнями своих детей. Они будут гибнуть как мухи, — но, возможно, прорвут вражескую оборону, и в этот пролом направят опытные войска.
В этом был свой резон. Бессмысленно терять боеспособные части в ходе немыслимого наступления и полагаться на детей при выполнении основной части операции. Лучше переложить тяжелые потери на тех, кто хуже всего обучен, а затем ввести обстрелянные войска туда, где они будут наиболее полезны.
Но Миму от подобной тактики просто тошнило. Что за варварство — так разбрасываться собственным будущим, губить своих детей!
Он напряг память, чтобы получить более полную картину войны. Этот конфликт начался, когда Вавилония, рассчитывавшая поживиться за счет своего ослабевшего соседа, вторглась в Персию, чтобы приобрести важные порты и территории. Вавилония действовала, совершенно игнорируя международное право, захватывая все, что, по ее мнению, плохо лежало. Персия, у которой не хватало ни живой силы, ни техники, яростно оборонялась и наконец, переломив ход войны, вытеснила захватчика со своей территории. Естественно, потери ее были очень значительны. Если бы Персия ограничилась обычным призывом в армию, у нее не оказалось бы достаточного числа солдат для боевых действий. Поэтому страна прибегла к последнему резерву — резерву своего будущего, — чтобы это будущее вообще было возможно для нации как суверенного государства. Сторонние наблюдатели вроде Мимы могли осуждать такую расточительность, но что бы он предпринял сам, будучи правителем Гуджарата и окажись его княжество в подобной ситуации? С некоторыми проявлениями зла мириться просто невозможно, и одно из них — капитуляция перед наглым захватом.
Мима исследовал отношение к войне мальчишки и нашел тут подтверждение своим мыслям. Война на истребление, тянувшаяся уже долгое время, сильно сократила численность населения в этом регионе. Семья мальчика была разорена в результате прохождения войск как в одном, так и в другом направлении. Урожай был уничтожен, отец — призван и убит, братья пропали, мать была вынуждена работать за нищенскую плату в тщетных усилиях прокормить оставшуюся семью, двенадцатилетнюю сестру изнасиловали и убили, другую сестру просто заколол штыком вражеский солдат, когда она закричала от страха. Этот мальчишка в одиннадцать лет вступил в армию, чтобы добыть денег для матери, которая уже была едва живой от непосильной работы; его поступок освобождал ее от бремени кормить сына и позволял купить немного больше еды и платить за жилье во временном лагере для беженцев. Когда пришла беда, мальчик взял на себя мужские обязанности — также, как и другие мальчики в этом подразделении. Если он погибнет в бою, мать получит компенсацию за его смерть; если выживет, то сможет и дальше помогать ей. Он гордился этим, — и Мима не мог не разделять его гордость. При сложившейся в стране ситуации мальчик сделал то, что следовало делать, с честью и отвагой, достойной любого взрослого мужчины.
Нет, Мима не мог осудить это. Так же, как не мог осудить государство Персию за то, что оно использовало малолетних мальчишек; никак иначе их практически и нельзя было использовать, а так они получали возможность служить себе и своей стране. Если бы в этот момент мальчика уволили с военной службы, то это не стало бы торжеством добра и справедливости; это была бы катастрофа.
Мима одновременно и радовался, и грустил, что ему довелось разделить опыт юного солдата. Исключительно верно — нужно поставить себя на место другого человека, чтобы понять, каково ему.
Теперь Мима усвоил здешнее положение вещей; можно было покинуть чужое тело и стать самим собой, чтобы следить за предстоящим сражением. Но он уже знал мальчика и чувствовал, что не может просто так его бросить. Мальчишку вели на смерть, и не на славную смерть в тяжелом бою, а на бойню.
Надо было что-то предпринять. Вот только что? Эта война тянулась с небольшими перерывами — один из которых помог удалить Миминого предшественника — уже много лет. Ее инерция была огромна, а уже нанесенный ущерб — неисчислим. Если даже Мима сумел бы остановить ее сейчас, горе, причиненное войной, останется.
Мима пытался найти решение, а подготовка к резне тем временем продолжалась. Может, убрать отсюда этого мальчика, что, по крайней мере, спасло бы ему жизнь? Но тогда он будет считаться дезертиром, — и что парнишке делать дальше? Заглянув в мозг мальчика, Мима увидел, что решение никудышнее; ему надо позволить закончить свое дело в любом случае.
- Предыдущая
- 29/70
- Следующая
