Кинжал и яд - Бенцони Жюльетта - Страница 8
- Предыдущая
- 8/89
- Следующая
— Цезарь обожает грибы, — доверительно сообщила ей Агриппина.
Покорная ее воле Локуста изготовила грибное блюдо — необыкновенно вкусное… и абсолютно смертельное. Несчастный Клавдий, как обычно, набросился на него с жадностью, но, вопреки ожиданиям императрицы, громадной дозы яда оказалось недостаточно. Клавдий, судя по всему, не собирался умирать и велел Агриппине, которая неотлучно находилась при муже и нежно держала его за руку, позвать врача. Приглашенный врач был всецело предан императрице.
— Цезарь съел слишком много грибов, — сказала она.
— В таком случае, надо вызвать у него рвоту.
И врач ввел в горло императора гусиное перо… смазанное сильнейшим ядом. На сей раз бедный Клавдий не устоял и на рассвете 12 октября отдал богам свою наивную душу.
Теперь Нерона отделял от престола лишь один шаг — совсем крохотный. Уверенная в своих силах Агриппина устремилась к Британнику. Горе ее было беспредельно: распустив волосы и сотрясаясь от рыданий, она крепко прижала к груди осиротевшего юношу… с единственной целью задержать его во дворце. Тем временем Нерон заключил договор с всемогущими преторианцами, которые провозгласили его императором.
Все было разыграно как по нотам! Верная своей политике устранения всех подозрительных лиц, Агриппина приказала казнить нескольких человек — в том числе и дерзкого Нарцисса. Агриппина и Паллант могли торжествовать — они славно поработали. По крайней мере, так им казалось в тот день, когда Нерон стал Цезарем и избрал для своей гвардии паролем слова «Лучшая из матерей».
Агриппина полагала, что сын окажется в ее руках еще более послушным инструментом, чем покойный супруг. Однако Нерон в свои семнадцать лет уже твердо знал, чего он хочет — и чего не хочет. А не хотел он прежде всего иметь такую супругу, как Октавия, ибо считал ее холодной и бесцветной. Ему нравилась яркая, вызывающая красота, и сердце его вскоре пленила вольноотпущенница Акта, на которой он решил жениться после развода с Октавией. Это стало причиной первой ссоры между матерью и сыном.
— Мне стоило больших трудов добиться твоего брака с Октавией, — негодовала Агриппина. — О разводе не может быть и речи! Разве ты забыл, что она дочь Клавдия?
— Я ничего не забываю. К примеру, я прекрасно помню, что римский император усыновил меня. Отныне моя воля является законом для всех, и я не собираюсь терпеть рядом с собой женщину, которая мне надоела.
— Это не имеет никакого значения! Что скажет Рим, когда ты отвергнешь дочь Цезарей ради бывшей рабыни? Твоя власть еще недостаточно укрепилась. А что, если преторианцы восстанут против тебя? Твою корону, сынок, позолотили совсем недавно, и ты напрасно об этом забываешь.
Нерон задумался и пришел к выводу, что в каком-то смысле его мать права. Так ли уж сильна его любовь к Акте, чтобы рисковать из-за нее потерей трона? Он знал, что народ очень любит Октавию и в Риме найдется немало претендентов на престол, если царствующий император совершит подобную глупость.
— Хорошо, матушка, — вздохнул он наконец, силясь улыбнуться. — Вы победили. Я не разведусь с Октавией и буду во всем следовать вашим советам.
— И ты в этом никогда не раскаешься! Мы с Пал-лантом знаем, что идет тебе во благо. Твое счастье — наше единственная цель.
Злополучные слова! Агриппине не следовало упоминать Палланта, но она тогда еще не знала, что ее сын терпеть не может быть кому-то признательным. Через несколько дней у Палланта отобрали должность распорядителя императорским имуществом и приказали немедленно отправляться в загородное поместье. Обезумевшая от гнева Агриппина устремилась в покои сына и обрушилась на него с яростными упреками.
— И это твоя благодарность за оказанные услуги?
Неужели я до такой степени в тебе ошиблась?! Я думала, что подарю Риму лучшего из императоров, а ты ведешь себя как тиран!
— Выбирайте выражения, матушка, иначе мне придется доказать вам, что я действительно император!
— А кто сделал тебя императором? Да знаешь ли ты, что я могу уничтожить твою власть одним мановением руки? Завтра же я отведу Британника в лагерь преторианцев и верну ему украденную у него корону! Завтра ты превратишься в ничто, а Британник будет царствовать!
Нерон, побледнев от бешенства, вскочил на ноги и подошел вплотную к Агриппине, которая теперь едва доставала ему до плеча.
— Я знаю, чем обязан вам, матушка, — сказал он, пытаясь сохранить спокойствие. — Но я не желаю распространять на Палланта признательность, которая принадлежит только вам. Этот человек обогащался за счет императорской казны, и я велел прогнать его, как прогоняют недостойного слугу. Не советую вам просить за него, это бесполезно. Мое решение принято, и ничто не заставит меня изменить его.
— Ты в этом уверен?
— Абсолютно уверен.
— Тогда подумай о Британнике!
Толстые губы императора искривились в улыбке.
— Поверьте, матушка я постоянно думаю о нем!
И действительно, спустя неделю бедный Британник скончался при весьма странных обстоятельствах. Этот сильный юноша захворал внезапно, во время веселого пиршества. Агриппина поняла, что здесь снова не обошлось без Локусты, которая отныне ревностно служила Нерону, как прежде — его матери…
Затворившись в своих роскошных покоях, вдовствующая императрица впервые в жизни ощутила смертельный ужас. Она вдруг осознала, что любимый сын воистину плоть от плоти ее — так же жесток и не ведает никаких угрызений совести. Паллант был далеко, и она чувствовала себя совершенно одинокой во дворце. Но главное — Агриппина очутилась целиком во власти незнакомца, в душе которого, как ей казалось прежде, она читала, словно в открытой книге… Она хотела, чтобы Нерон царствовал, — и Нерон стал императором. Но с ее влиянием было покончено навсегда!
В последующие дни у нее не осталось сомнений в том, что ситуация ухудшается. Нерон не простил ей намерения посадить Британника на трон. Агриппине было предложено покинуть Палатинский дворец — она получила куда более скромный дом в Риме. Ее личная гвардия была распущена, а изображение исчезло с монет. Она оказалась теперь всего лишь матерью императора…
Рана Агриппины была глубокой, но на помощь пришла гордость. Никто не должен был увидеть, насколько она уязвлена и унижена. С гордо поднятой головой она покинула Палатинский дворец и, не удостоив вниманием предложенное ей жилище, удалилась в свой роскошный дом в Бауле, недалеко от Неаполя. Ей хотелось надеяться, что когда-нибудь Нерону понадобится помощь, и тогда он сам призовет ее к себе. Что ж, она выручит сына… но за это он должен будет возвратить Палланта!
Так все могло бы и оставаться. Нерон правил бы в Риме, Агриппина разводила бы цветы в Бауле, и каждый из них вел бы свою жизнь, не мешая другому. Но судьба решила иначе.
Красавица Акта, некогда внушившая Нерону столь бурную страсть, недолго оставалась его фавориткой — именно потому, что была слишком чистой и доброй, а молодого императора влекли более острые наслаждения. Как-то в присутствии Нерона стали расхваливать прекрасную Поппею, жену Сальвия Отона, принадлежавшего к кругу его ближайших друзей. Она получила приглашение во дворец — и это был удар молнии! Пышные формы Поппеи и ее надменная красота потрясли Нерона. Он безумно влюбился в молодую женщину и не стал этого скрывать.
Поппея ничуть не уступала Агриппине в честолюбии. Когда перед ней замаячила императорская корона, она решила устранить все преграды на пути к трону. Став любовницей императора, она прежде всего избавилась от мужа. Отона послали в Лузитанию, где он вскоре подхватил злокачественную лихорадку — ни один врач не взялся бы определить причину подобных болезней. Едва лишь Отон умер, прекрасная вдова потребовала удалить из дворца безропотную Акту. Естественно, в этой ничтожной просьбе Нерон отказать не мог.
Оставалось преодолеть еще два препятствия: избавиться от законной супруги императора Октавии и от его матери Агриппины. Из этих двух женщин Поппея более всего опасалась последней, ибо Агриппина, узнав о новой пассии сына, покинула свои приморские владения и принялась наконец обустраивать дом в Риме. Она хорошо знала Поппею, оплакавшую уже второго мужа, и считала связь с этой вероломной красавицей крайне опасной для Нерона, который и без того проявлял отцовскую склонность к развратным оргиям. Влияние Поппеи могло стать роковым.
- Предыдущая
- 8/89
- Следующая
