Кинжал и яд - Бенцони Жюльетта - Страница 36

• Предыдущая
• 36/89
• Следующая

Жаpa уже набирала силу. Маленький караван из нескольких мулов неторопливо двигался вперед через горы и долины. Впереди ехал мужчина с жестоким, словно высеченным из камня лицом и с всклокоченной седоватой бородой. За ним следовали матрона и девушка — красивая, светловолосая и бледная, чей встревоженный взор напоминал взгляд пугливой лани. Двое слуг вели в поводу мулов обеих дам, а замыкали шествие пешие носильщики и конные стражники. Все были одеты в черное.

За два дня до этого сеньор Франческо Ченчи на рассвете покинул Рим в сопровождении жены Лукреции и дочери Беатриче. О конечной цели своего путешествия он им сказать не удосужился. Через двое суток караван остановился в Бостиччоле — на самой границе владений римского понтифика. Здесь усталых лошадей и мулов заменили свежими.

На заре третьего дня — 4 апреля 1595 года — небольшому отряду оставалось преодолеть последний отрезок пути. Дорога поднималась примерно на тысячу метров, а затем вновь спускалась по склону горы Поралья, которая господствовала над всей долиной. Отсюда открывался вид на реку Сальто и нависающий над ней замок, который весь ощетинился жерлами своих мощных пушек. Стены крепости почернели от времени, но все, зубцы были в превосходном состоянии — это лучше всяких слов доказывало, что замок по-прежнему служит грозным оборонительным сооружением.

Женщины содрогнулись, взглянув на этот величественный пейзаж. Они знали, что владельцем замка Петреллы является князь Марцио Колонна, генерал папской армии и друг Ченчи, которому понадобилось надежное убежище от кредиторов. Чтобы уклониться от выплаты долгов, он решил перебраться вместе с семьей на земли, входившие в состав Неаполитанского королевства. По мере того как крепость приближалась, можно было разглядеть небольшое селение, капуцинский монастырь и маленькую церковь Сан-Рокко с фонтаном во дворике. На все эти строения ложилась черная тень замка.

К селению караван подошел в полдень. Выйдя навстречу путешественникам, крестьяне застыли с шапками в руках. Над ними возвышался на целую голову темноволосый и смуглый силач с умными глазами и глубоким шрамом, рассекшим ему лоб надвое. Это был Олимпио Кальветти, интендант князя, который поручил ему встретить гостей. Поклонившись вновь прибывшим с удивительной для простолюдина учтивостью, он приветствовал их от имени своего господина и выразил надежду, что пребывание в Петрелле покажется им приятным.

Но эти любезные слова не произвели никакого впечатления на Ченчи.

— Хватит болтать! — проворчал он. — Отведи нас в замок и прикажи подавать на стол. Хорошая еда куда лучше дурацких речей.

Интендант нахмурился, однако ничего не сказал и встал во главе отряда, чтобы показывать путь. Жители деревни угрюмо молчали, оскорбленные и напуганные необъяснимой грубостью этого римского сеньора. Обе женщины, не поднимая вуалей, обменялись понимающими взглядами и вздохнули — но ни одна из них не нарушила молчания.

Через несколько минут гости спешились во дворе замка, который был таким узким, словно сплющенным нависающими стенами, что походил на глубокий колодец. Но странное дело! Зловещая атмосфера двора и замка, казалось, очень обрадовала Ченчи. Взглянув на жену и дочь со свирепой усмешкой, он язвительно произнес:

— Вот это местечко мне нравится. Здесь вы можете плакать и кричать в свое удовольствие, птички мои, все равно никто не услышит!

Лукреция еще больше сникла, будто согнувшись под тяжестью плаща, но Беатриче, откинув свою вуаль, смело встретила взгляд отца, а затем пожала плечами и вошла в дом. Она не заметила, с каким изумлением посмотрел интендант на ее тонкое лицо, молочно-белую кожу и глаза цвета небесной лазури. Кальветти никак не ожидал, что у подобного медведя может быть такая красавица-дочь!

В сорок шесть лет Франческо Ченчи, глава одного из самых древних и самых богатых родов Рима, был человеком настолько омерзительным, что подобного ему, казалось, еще не рождала земля. Он обладал всеми мыслимыми пороками, но и при большом желании в нем невозможно было бы обнаружить хоть одно достоинство: даже смелости у него не было — ее заменяли грубость и хвастовство. Этот пьяница, развратник и жестокий садист отличался вместе с тем суеверной и трусливой набожностью, которая делала его еще более отвратительным. Было известно, что он щедро платит одному монаху, который молится за него щедро денно и нощно. Уладив таким образом дела с богом, подлый сеньор давал полную волю самым гнусным своим инстинктам.

Первым браком Франческо Ченчи был женат на кроткой и религиозной Эрсилии Сайта Кроче, которая родила ему двенадцать детей. В сущности, именно он свел жену в могилу дурным обращением и бесконечными оскорблениями. Дойдя до высшей степени цинизма, Ченчи поселил в своем доме девиц легкого поведения и открыто предавался с ними любви. Эрсилия не выдержала издевательств и очень скоро отправилась в лучший мир. Лишь через девять лет ему удалось найти ей замену в лице Лукреции Петрони — робкой молодой вдовы, которую вынудила выйти за него семья. Чтобы у бедняжки не оставалось никаких иллюзий по поводу ожидающей ее судьбы, Франческо в первый же вечер заявил ей со злобной ухмылкой:

— Говорят, вы сказали, что предпочли бы выйти скорее за дьявола, чем за меня? Ну, а я взял вас в жены, чтобы вы поняли, какую ошибку совершили, не выйдя замуж за дьявола!

Отцом он был таким же мерзким. Те из его детей, которые не догадались умереть в младенчестве, проклинали свою участь и сожалели, что остались в живых. Ченчи ненавидел своего старшего сына Джакомо и вынудил его прозябать в нищете, хотя был безмерно богат. Лишь по приказу папы он соблаговолил дать образование дочерям, отправив их во францисканский монастырь Монтечиорьо, причем платил за них крайне неохотно и небрежно. Понадобился еще один приказ папы, чтобы он согласился выдать замуж старшую дочь Антонину. Что же касается его постоянно голодных и избитых слуг, то время от времени им удавалось с большим трудом вырваться на свободу и обратиться с жалобой в папскую канцелярию. В результате значительная часть состояния Ченчи ушла на штрафы, которые все равно ничему его не научили. Наконец он едва не угодил на костер по обвинению в содомии — хотя это был один из самых небольших его грехов. Он спасся, уплатив громадную сумму в сто тысяч золотых экю и оставив ни с чем кредиторов. Именно поэтому его несчастной семье пришлось стремительно перебираться в Неаполитанское королевство.

Весна окутала белым покрывалом миндальные деревья в окрестностях Петреллы. Безоблачное небо лучилось изумительной голубизной, однако за черными стенами крепости радостное пробуждение природы было ограничено узкой рамой окна. Всех обитателей замка придавила свинцовой тяжестью тоска, но особенно томился и жаловался сам Ченчи. У него не было ни малейшей склонности к деревенской жизни, ему не хватало грубых развлечений Рима: кабаков, девок и тревожных ночей, которые пахли кровью, ибо смерть подстерегала любого припозднившегося прохожего. Этот сеньор-разбойник обожал приключения такого рода и понимал ренессансную вольность как свободу безнаказанно убивать.

В конце концов скука настолько одолела Ченчи, что он приказал одному из двух сыновей Аукреции от первого брака приехать в Петреллу. Разумеется, он и не помышлял о том, чтобы доставить удовольствие супруге, поскольку всегда преследовал исключительно собственные интересы. Юный Курцио Велли был очень красив, а Франческо отнюдь не избавился от порока, едва не стоившего ему жизни. Кроме того, он испытывал злорадную радость при мысли, что осквернит сына своей жены.

Однако, вломившись в первый же вечер в спальню молодого человека, Ченчи столкнулся с яростным сопротивлением. Схватив первый подвернувшийся ему под руку тяжелый предмет — это был медный подсвечник, Курцио весьма успешно отбивался от отчима. По лицу Ченчи струилась кровь, и он буквально обезумел от ярости. На шум схватки прибежала Лукреция и загородила собой сына.

• Предыдущая
• 36/89
• Следующая