Творения - "Лактанций" - Страница 88

12. Впрочем, и остальные добродетели, которые перечислены [Лу — цилием] далее, никоим образом не являются истинными. Ведь быть неприятелем людям зловредным и покровителем достойных может быть связано со злом. 13. Ибо некоторые прокладывают себе путь к могуществу с помощью ложной скромности и совершают многое из того, что обычно делают добрые люди, причем совершают это охотнее, когда стараются ради обмана. О, если бы столь же легко было быть добрым, сколь легко добрым притворяться! 14. Но как только они начнут реализовывать свои планы и желания и достигнут высшей степени могущества, тогда, отбросив притворство, они обнажат свои нравы, начнут всех грабить, бесчестить, мучить, и будут преследовать тех честных людей, благодаря которым получили власть, и уничтожат те ступени власти, по которым поднялись на ее вершину, чтобы никто на их беду не смог уподобиться им. 15. Впрочем, предположим, что только добрый человек может решиться защищать добрых людей. Однако на это легко решиться, но трудно осуществить, поскольку, когда ты завязываешь сражение или битву, во власти Бога, чтобы не на твоей стороне оказалась победа, и в большинстве случаев негодные люди и числом, и слаженностью более сильны, чем добрые, так что для одоления их нужна не столько добродетель, сколько удача. 16. Неужели кто‑то не знает, сколько раз лучшая и более справедливая партия оказывалась побежденной? Отсюда граждане постоянно терпели над собой жестокое правление. 17. История полна всевозможных примеров, но мы ограничимся лишь одним. Гней Помпей хотел быть защитником честных граждан, ибо ради республики, ради сената, ради свободы он взялся за оружие. Но все же, побежденный, он погиб вместе со свободой и, убитый египетскими скопцами, был брошен без погребения. 18. Стало быть, добродетель заключается не в том, чтобы быть неприятелем людям зловредным и покровителем достойных, так как добродетель не может быть подвластна шаткой случайности.

19. Сосредоточивать мысль всегда на пользе отчизны,

не обращая внимания на человеческие распри, — это лишено всякого смысла. Ведь что другое представляет собой польза отчизны, если не отсутствие пользы для другого государства или для другого народа, т. е. расширение пределов отчизны, когда насильственно захватываются чужие земли, т. е. укрепление своей власти, когда взимается большая дань?[592] Все это вовсе не добродетели, но ниспровержение добродетелей. 20. Действительно, уничтожается согласие человеческой общности, искореняется невинность, презирается бескорыстие чужого, уничтожается, в конце концов, и сама справедливость. Она не может вынести раздора в роде человеческом, и где бы ни засверкало оружие, оттуда она неизбежно бежит и удаляется. 21. Правильно ведь сказано у Цицерона: «Те, кто утверждают, что надо считаться с согражданами, а не с чужеземцами, разрывают общий союз рода человеческого, с устранением которого полностью уничтожаются доброта, радушие, милосердие, справедливость».[593] 22. Ведь каким образом может быть справедливым тот, кто причиняет вред, кто ненавидит, кто грабит и убивает? Все это совершают те, кто стремятся принести пользу отчизне. Однако что означает приносить [истинную] пользу, не знают те, кто не считают ничего полезным и выгодным, кроме того, что может быть захвачено силой. Но все, что может быть захвачено, может быть и отнято. 23. Всякий, кто таким образом приобретет для отечества эти блага, как они их называют, т. е. уничтожив государства и истребив народы, набьет казну деньгами, захватит земли, обогатит сограждан, того превозносят похвалами до небес и видят в нем высшую и совершенную доблесть. Таково заблуждение не только народа и неискушенных людей, но и философов, которые даже преподают наставления в несправедливости, дабы неразумие и злоба не были лишены обоснования и авторитета.[594] 24. Итак, когда они рассуждают об обязанностях, относящихся к военному делу, вся эта полемика не касается ни добродетели, ни истинной справедливости, но лишь гражданской жизни и нравов, которые, как показывает дело и как свидетельствует сам Цицерон, не являются справедливостью. 25. «Однако у нас, — говорит он, — нет подлинного и ясного представления об истинном праве и о настоящей справедливости, и мы пользуемся лишь их тенью и подобием. О, если бы мы следовали хотя бы им! Ведь они проистекают из наилучших примеров, поданных нам природой и правдой».[595] Итак, то. что те философы считают справедливостью, является [лишь] ее тенью и подобием. 26. Что же? Не показывает ли он, что у философов нет никакой мудрости? «Когда Фабриция, — говорит он, — или Аристида называют справедливым, то как в тех [Дециях или в Сципионах] не ищут примера храбрости, так и в этих — примера справедливости. Никто из них не мудр так, как мы хотим понимать слово мудрый. 27. И те, кого считали и называли мудрыми — Марк Катон и Гай Лелий, — не были мудры, и даже [не были мудры] те семь мудрецов, но ввиду исполнения ими множества важных обязанностей, они несли в себе некое подобие и образ мудрых людей».[596] 28. Если же у философов, судя по их признанию, нет мудрости, и у тех, кого считают справедливыми, нет справедливости, стало быть, все те определения добродетели являются ложными, ибо только справедливый и мудрый человек может знать, что является истинной добродетелью. Справедливым же и мудрым является только тот, кого небесными предписаниями наставил Бог.

7.1. Итак, все, кто вследствие очевидной глупости других считаются мудрыми, увлеченные призраком добродетели, достигали лишь тень ее и подобие, но не действительную добродетель. Это происходило потому, что та ложная дорога, которая ведет к погибели, имеет множество тропинок вследствие многообразия учений и школ, которые в жизни людей непохожи друг на друга и даже друг другу противоположны. 2. Действительно, как та дорога мудрости имеет некоторое сходство с дорогой глупости, что мы продемонстрировали в предыдущей книге,[597] так и эта, хотя и является всецело дорогой глупости, имеет некоторое сходство с дорогой мудрости. Пусть усвоят это те, кто держатся общей глупости: дорога эта имеет как явные пороки, так и нечто, что кажется похожим на добродетель, и она несет как открытое преступление, так и некий образ и призрак справедливости. 3. В самом деле, каким бы образом проводник этой дороги, вся сила и могущество которого направлены на обман, смог всех ввести в заблуждение, если бы не показывал людям подобие истины? Бог же, чтобы та бессмертная тайна Его оставалась сокрытой, поместил на дороге Своей то, что люди отвергают в качестве злого и позорного, чтобы [некоторые люди], отвращенные от мудрости и истины, которую искали без какого‑либо руководителя, попадали в то самое, чего хотели так избежать и от чего стремились отклониться. 4. Вот Он и показал, что дорога гибели и смерти многообразна, что существует множество способов [нечестиво] проводить жизнь и множество богов для почитания. 5. Лицемерный и коварный проводник этой дороги, чтобы было видно, что существует некоторая разница между ложью и правдой, злом и добром, по одной тропе ведет жаждущих наслаждений, по другой — тех, кого считают благоразумными, по одной — невежественных, по другой — просвещенных, по одной — праздных, по другой — деятельных, по одной — глупых, по другой — философов, причем всех их ведет не по одной тропе. 6. Действительно, тех, кто не чураются ни наслаждений, ни роскоши, он потихоньку отводит от той общей и многолюдной дороги, а тех, кто хотел бы следовать добродетели и заявляет о презрении к богатствам, тащит через ухабы и пропасти. 7. Однако все эти пути, которые несут на себе призрак блага, не что иное, как боковые дорожки и тропинки, которые хотя и кажутся ответвлениями от той общей правильной дороги, все же в конце концов выводят всех на дорогу лжи и приводят к одному исходу. 8. В самом деле, вождь тот соединил все дороги там, где необходимо было отделить добрых людей от злых, энергичных — от бездельников, разумных — от глупцов. Соединил, имеется в виду, в поклонении [ложным] богам, в котором он всех, поскольку они без всякой разницы [одинаково] глупы, закалывает одним [жертвенным] ножом и низводит к [вечной] смерти. 9. Та же дорога, которая является дорогой истины, мудрости, добродетели и справедливости, у которых один источник, одна сила, одна обитель, и которая является нераздельной, где с равными [между собой в благочестии] душами и в высшем согласии мы следует за одним Богом и почитаем Его, является узкой, так как немногим дана добродетель, и крутой, поскольку благо, которое является высшим и возвышенным, нельзя достичь иначе, как с величайшими усердием и трудом.