Катрин. Книга третья - Бенцони Жюльетта - Страница 23
- Предыдущая
- 23/93
- Следующая
— О, как прекрасна любовь и как я завидую Монсальви, внушившему вам такую страсть! Как она ослепляет! Дорогая моя, ваш возлюбленный объявлен вне закона за то, что без разрешения короля направился в Руан и сделал попытку освободить Орлеанскую Деву, тогда как наш повелитель мудро решил предоставить ее собственной судьбе. Монсальви ослушался приказа и тем самым нарушил волю короля.
— Я тоже пыталась освободить Жанну.
— Стало быть, вы тоже находитесь вне закона, дорогая Катрин, и вас доверили моему попечению, как доверили Ла Тремуйлю распорядиться судьбой Арно де Монсальви. Вы не имеете права покидать этот замок… если только не хотите в самом скором времени оказаться в подземелье какой-нибудь крепости, — промолвил маршал де Рэ с любезной улыбкой.
Катрин пошатнулась при этом новом ударе, но гордость помогла ей взять себя в руки, и она устояла, оттолкнув протянутые к ней руки Сары. Ей удалось даже улыбнуться, вложив в улыбку все презрение, которое она чувствовала к этому человеку.
— Превосходно! Это будет мне уроком, и впредь я не совершу подобной глупости! Я принимала вас за дворянина. Я имела неосторожность поверить слову маршала Франции! Тогда как вы — ничтожество, вы всего лишь жалкий прихлебатель Ла Тремуйля, готовый продать своих друзей тому, кто больше заплатит. Но вы забыли, что есть люди, которым известна правда обо мне и Арно. Ла Гир…
— Ла Гир в плену у англичан, которые снова захватили Лувье. А вашего друга Ксантрая схватили на Уазе. И не говорите мне о коннетабле Ришмоне: король повелел ему удалиться в свои имения, и он рискует головой, если осмелится показаться при дворе. Что до королевы Иоланды, то король дал понять своей излишне назойливой теще, что после торжеств по случаю свадьбы дочери ей следует отправиться в Прованс, где ее ждут с нетерпением. Сейчас она, должно быть, уже в Тарасконе. А Тараскон далеко отсюда, не так ли?
На сей раз Катрин не нашлась что ответить. Она внезапно увидела разверзшуюся под ногами пропасть, которую Жиль показал ей с расчетливой жестокостью. Теперь ей стал понятен замысел Ла Тремуйля. Камергер ловко провел свою лодку через все рифы, прибрал к рукам короля и вынудил его изгнать, удалить от себя самых верных слуг, самых преданных друзей — всех, кто мог быть опорой в борьбе с англичанами. Опале подверглись даже королева Иоланда и коннетабль Ришмон. А жалкий Карл VII, забыл о том, кто короновал его в Реймсе, кто отвоевывал для к земли и города, предал людей, оказавших ему неоценим услуги, и с радостью устремился в ловушку, расставленную Ла Тремуйлем, который сумел обольстить его доступными красавицами и удовольствиями весьма сомнительного толка.
— Значит, пролитая за короля кровь уже не в счет! — сказала она с горечью. — А подлинным королем Франции стал Ла Тремуйль. Но как согласились служить ему вы, по рождению равный принцам крови?
— Ла Тремуйль мой кузен, прекрасная дама, и мы заключили с ним договор, должным образом скрепленный и утвержденный. Мы будем стоять друг за друга и в счастье, и в горести. Однако горестей мы можем не опасаться.
— В таком случае выдайте меня ему, как вы уже сделали с Арно. Мы были вместе в Руане, пусть же мы будем вместе наказаны, раз вы считаете, что мы этого заслуживаем. Отвезите меня в Сюлли…
Внезапно Жиль де Рэ расхохотался, и в смехе его прорвалась такая свирепость, что молодая женщина, дрожа, подумала, как он похож на волка своими острыми белоснежными зубами и плотоядно сверкающими глазами. Если бы звери могли смеяться, они смеялись бы, как Жиль де Рэ.
— Я служу моему кузену, но своих интересов не забываю. Возможно, я отвезу вас в Сюлли… только позднее когда добьюсь от вас того, чего хочу.
— Чего же вы хотите?
— Я хочу получить то, что бесценно в глазах такого человека, как я: прежде всего — вас, а затем великолепный черный бриллиант, который прославил вас почти так же, как ваши изумительные волосы…
Так вот что было побудительной причиной всех этих хитроумных поисков! Вот чего желал Жиль де Рэ! Бешенство, ненависть и отвращение разом хлынули в душу Катрин, осушив уже подступившие было слезы. Она рассмеялась ему в лицо.
— Вы сошли с ума! Вам не удастся получить ни того, ни другого господин маршал! Алмаза у меня больше нет, а я уже не принадлежу себе: я жду ребенка…
На лице Жиля де Рэ отразилось разочарование. Сделав шаг к Катрин, он схватил ее за локоть и слегка отстранил от себя, чтобы рассмотреть ее фигуру, и ему сразу бросилась в глаза слегка округлившаяся талия молодой женщины.
— Клянусь Богом, это правда! — сказал он дрожащим голосом.
Однако тут же, сделав усилие, овладел собой и вновь широко улыбнулся.
— Ну что ж… я умею ждать! И от меня не ускользнут ни женщина, ни камень. Мне известно, что у вас нет при себе этого несравненного сокровища, но я знаю, что оно по — прежнему принадлежит вам. Вы можете получить его, как только встретитесь с неким посланником… с этим монахом, которого совсем не страшат наши враги, так что он свободно ходит среди них, заглядывая иногда и в славный город Руан, не так ли?
Этот человек знал все! Катрин была в его власти, он сжимал ее в ладонях, словно цыпленка, только что вылупившегося из яйца. Но она меньше тревожилась за себя, чем за Арно, который попал в руки своего злейшего врага. Тремуйль может сделать с ним что угодно, и никто не спасет его в этом замке, доступ к которому преграждают воды Луары. Мужество изменило ей, и она рухнула в кресло, чувствуя, что может лишиться чувств. Неужели она найдет избавление только а смерти? Не было сил вести бессмысленную борьбу: словно путник поднявшийся на вершину горы и увидевший перед собой другую гору, она брела, утратив последние надежды. Неужели это конец и ничего иного уже не будет до конца времен?
— К чему все это? — промолвила она, не замечая, что говорит вслух. — Какое это имеет значение? Возможно, Арно уже нет на этом свете…
— Если бы это зависело только от дражайшего Ла Тремуйля, — небрежно промолвил Жиль, — с Арно и в самом деле было бы уже покончено. Но ведь наш Арно неотразимый красавец! И моя милая кузина Катрин всегда питала к нему необъяснимую слабость. Не тревожьтесь, дорогая моя, госпожа де Ла Тремуйль окружит его нежностью и заботой — не меньшей, а может быть, даже большей, чем это сделали бы вы. Вы же знаете, она без ума от Монсальви!
Этот последний удар, нанесенный с расчетливой жестокостью, сломил гордость Катрин. Вскрикнув от боли, о. упала в объятия Сары, задыхаясь от рыданий. Она были ранена в самое сердце, и цыганка при виде страданий своей любимицы забыла о сдержанности.
— Прошу вас уйти, монсеньор! — бросила она резко. — Надеюсь, вы уже утолили свою злобу!
Пожав плечами, он направился к двери, но на порога обернулся.
— Утолил злобу? — повторил он. — Я просто представил вещи в их истинном свете. В конце концов, что побуждает госпожу Катрин покинуть этот замок, где с ней будут обращаться как с королевой, ибо она вполне того заслуживает. Не вижу в этом никакой трагедии. Вы бы объяснил ей, милая, что умной женщине следует быть на сторон победителей. Как говорится, с волками жить… Наша партия сыграна… и мы сорвали куш. Ничто более не угрожает могуществу кузена, а также и моему!
— Ничто?
Сара внезапно разжала руки, и Катрин едва не рухнула на пол. Цыганка побледнела как смерть, глаза ее расширились, черты лица заострились. Вытянув вперед руку и пристально глядя на Жиля де Рэ огромными неподвижными глазами, она двинулась вперед неверным шагом, настолько напоминая призрак, что маршал, нахмурившись, невольно попятился. Катрин перестала плакать и, затаив дыхание, смотрела на цыганку, ибо ей уже приходилось видеть эти странные припадки, когда Сара, словно вдохновленная свыше, предсказывала будущее, с которого будто срывала покров невидимая рука.
— Твое могущество покоится на глине и золе, Жиль, де Рэ, — заговорила цыганка без всякого выражения, как если бы повторяла за кем-то чужие слова. — Кровь вокруг тебя, много крови, она накатывает волнами, и ты скрывается под ними с головой… Стоны, вопли ужаса и боли, разверстые рты, громогласно требующие отмщения, руки, взывающие к правосудию и справедливости. И настает час справедливого суда… я вижу большой город на берегу моря… огромная толпа… тройная виселица! Слышу звон колоколов и священные слова молитв… Ты будешь повешен Жиль де Рэ… а тело твое сожжено на костре!
- Предыдущая
- 23/93
- Следующая
