История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века - Чичерин Борис Николаевич - Страница 60

Марсилий принимает шесть таких частей: земледелие, ремесла, торговля, военное дело, священство и суд. Последние три части — главные или почетные (honorabilitas); первые же три называются частями государства в обширном смысле и составляют простой народ (multitude vulgaris). Цель их — сохранение и умерение действий тела. Те должности, напротив, имеют высшее назначение. Для умерения действий воли учреждена власть судебная или согласующая (conciliativa), которая есть главная. Ее назначение — устанавливать праведное и полезное обществу. Но так как для этого необходима принудительная сила, то с этою целью устроена должность военная. Наконец, для служения Богу учреждено священство. Язычники не имели о нем настоящего понятия, оно дано только Откровением. Цель священства — умерение человеческих действий в виду наилучшего устройства человеческого рода для будущей жизни. Человек пал, но Бог по своему милосердию определил его спасти; Он послал своего Сына, который своею смертью искупил человеческий род и дал ему закон Евангелия для руководства к вечному спасению. С этою целью установлены священнослужители, учащие закону и сообщающие таинства. Итак, цель священства есть дисциплина и поучение людей насчет того, во что по евангельскому закону нужно верить и что должно делать или опускать для получения вечного блаженства и для избежания вечного страдания[159].

Такова конечная цель государства и его частей. Затем Марсилий исчисляет другие элементы, следуя при этом общему схоластическому приему. Под влиянием философа Аристотеля схоласты принимали во всякой вещи причины четырех родов: причину материальную, формальную, движущую и конечную. Легко усмотреть, что это опять не что иное, как четыре основных элемента всякого бытия. Обозначив конечную причину государства, Марсилий переходит к другим. Материальная причина, или материя, из которой образуется политическое тело, заключается в самих людях, исполняющих различные должности; формальную причину, то, что дает государству форму или строение, составляют законы, управляющие обществом; наконец, движущая или производящая причина — обыкновенно человеческий законодатель и весьма редко сам Бог. Это и есть настоящая верховная власть в государстве.

Марсилий, так же как в новое время Руссо, строго отличает законодателя от главной или первенствующей части государства, которую мы называем правительством и которую он называет судом. Верховная власть, по его учению, принадлежит собственно законодателю, который всегда один и тот же, тогда как устройство главной части может быть различно. Этим отличаются друг от друга образы правления. Марсилий в этом отношении целиком следует Аристотелю, разделяя правильные образы правления на монархию, аристократию и политию, неправильные — на тиранию, олигархию и демократию.

Как же установляется эта главная часть, которая в свою очередь устраивает остальные?

Иногда, хотя весьма редко, это совершается непосредственным действием Божества, как было, например, у евреев, обыкновенно же это делается через посредство человеческой воли, хотя и здесь отдаленная причина — Бог, от которого исходит всякая власть. Человеческим путем власть установляется или по доброй воле граждан или насильственно. Последнее ведет к тирании, первое уместно в правильных образах правления. Поэтому выбор — наилучший способ установления власти. Другое отличие тиранического правления от правильного то, что в последнем власть управляет по закону, а в первом по своему произволу. Следовательно, прежде нежели говорить об установлении правителя, надобно знать, что такое закон и кому принадлежит право его издавать.

Слово «закон» имеет разнообразное значение. В приложении к гражданским действиям оно означает: 1) суждение или учение о том, что правомерно или неправомерно; 2) в точном или собственном смысле, предписание, сопровождаемое принуждением посредством награды или наказания. Заметим, что мы здесь в первый раз встречаем точное различие между юридическим законом и нравственным, различие, которое будет иметь приложение в дальнейшем развитии учения Марсилия. Главная цель закона в собственном смысле, продолжает Марсилий, — правда и общее благо; второстепенная цель — твердость и прочность власти, ибо закон, воздерживая власть от произвола, невежества и дурных страстей, тем самым делает ее более прочною. Поэтому всякая власть должна управлять на основании закона.

Кому же принадлежит право издавать законы или кто настоящий законодатель в человеческом обществе? Народ, отвечает Марсилий, т. е. совокупность граждан или большая их часть. Это можно доказать следующими доводами: 1) законодательная власть должна принадлежать тому, кто может дать наилучшие законы: но таков именно народ, ибо законы издаются для общего блага, а оно лучше усматривается всеми, нежели некоторыми. Никто сам себе зла не желает; следовательно, все в совокупности будут искать общего блага, а не частного. Напротив, один или немногие легко могут или ошибаться или иметь в виду собственную пользу, а не общественную. 2) Законодателем должен быть тот, чьи законы лучше всего исполняются. Но таков опять народ, ибо каждый здесь повинуется не по принуждению, а добровольно законам, которые он сам на себя налагает. Притом большинство имеет и наиболее силы, чтобы заставить непокорных исполнять закон.

Против этого возражают: 1) что законодатель должен быть свободен от дурных наклонностей и невежества, а большинство людей глупы и злы, мудрые же и добродетельные всегда немногочисленны. 2) Слишком трудно, а часто и невозможно согласить мнения многих, в особенности злых и безумных людей; согласить немногих всегда легче. 3) Не следует делать посредством многих то, что могут сделать немногие.

Все эти возражения легко опровергаются некоторыми аксиомами и силлогизмами: 1) всякий человек желает себе жизни, имеющей во всем достаток, а таковая дается государством; следовательно, большинство граждан желает государства, а потому и всего нужного для благоустроенного государства, т. е. хороших законов. 2) Целое всегда больше части; следовательно, совокупность граждан всегда способнее различить хорошее, нежели какая-либо часть, которая сама содержится в целом. Принимая во внимание эти аксиомы, невозможно утверждать, что большинство граждан злы и глупы, а потому имеют наклонность к дурному. Напротив, каждый имеет естественное стремление к сохранению государства, находя в этом собственную пользу, и если большинство не в состоянии придумать что-нибудь новое, как немногие мудрые, то оно лучше может обсудить предлагаемое, ибо здесь каждый может заметить упущенное. Что касается до второго возражения, то из того, что легче согласить немногих, не следует, чтобы их мнение было лучше. Этим же опровергается и третье возражение.

Нетрудно заметить, что доводы Марсилия Падуанского в пользу демократии основаны на ложных умозаключениях. Из того, что каждый желает себе пользы, не следует, что каждый хочет и пользы общественной. Связь между тою и другою слишком отдаленна. Предполагая даже подобное желание во всяком гражданине, не следует, чтобы каждый понимал то, что требуется общественным благом. На это нужны и умственное развитие и знание дела, которые даны не всем. И если Марсилии утверждает, что все в совокупности способнее обсуждать общественные дела, нежели некоторые, ибо целое больше части, в нем заключающейся, то это чистый софизм. Целое, несомненно, всегда больше части, но оно не всегда лучше части. Напротив, хорошо устроенная часть теряет свое качество, входя в состав дурно устроенного целого. Распущенное в количестве, качество понижается. В общественных делах это поглощение качества количеством усиливается еще тем, что общее решение вытекает не из суммы всех голосов, а из воли большинства. Следовательно, мнение лучшего меньшинства, избранных людей, теряет всякое значение, и управление государством впадает в руки невежественной массы. Марсилии заимствовал свои доводы из некоторых положений Аристотеля, который служил неисчерпаемым источником для всякого рода доказательств и авторитетом для самых противоположных направлений. Но великий мыслитель древности, говоря в пользу демократических решений, имел в виду большинство людей, получивших высокое гражданское образование и вполне посвящающих себя политической жизни; классы, занятые физическим трудом, исключались из государства. Средневековый публицист взял одни общие положения без той почвы, из которой они вытекали, а потому его выводы получили совершенно иной характер.