Изгнанник - Бенцони Жюльетта - Страница 14
- Предыдущая
- 14/89
- Следующая
– Оставь меня в покое! Пойди принеси мне лучше моей яблочной водки. И расскажи об этом подробнее. Твои новости действительно заслуживают объяснения…
– Я ничего от вас не скрою. Все началось очень давно в Квебеке. Я был тогда семилетним мальчишкой. Мари было ровно четыре, когда я увидел ее в первый раз…
Он говорил долго и с нарастающим пылом, защищая, не отдавая себе отчета в этом, но страстно, дело, которое было так близко его сердцу…
– Я не пытаюсь найти оправдание своим поступкам, – вздохнул он в заключение. – Все это должно вам глубоко не нравиться, но вы моя единственная надежда…
По тому взгляду, который она на него бросила, Гийом понял, что слишком далек от того, чтобы привлечь ее на свою сторону. Никогда еще он не видел у нее такого сурового лица и особенно взгляда, где не блестел больше огонек юмора, который он так любил…
– А твоя жена? – произнесла она, почти не разжимая губ.
– Что моя жена?
– Да. Агнес! Какое место займет она в этом красивом романе? Ты ее забыл, стер из памяти? Или скорее нет, не забыл ее, но нашел идеальное решение: ты и ей тоже подарил ребенка. Ее беременность развязывала тебе руки. Вы совершенно все одинаковы!
– Я сделал ей ребенка, когда она этого захотела! – закричал Гийом, которому начала надоедать роль просителя.– В течение месяцев она держала меня на расстоянии, потому что боялась снова забеременеть. Но она вернулась ко мне, когда я перестал к ней приближаться. Во всяком случае, Мари-Дус не могла ей мешать: она живет в Лондоне и приезжает только два раза в год. И за двенадцать миль отсюда.
– Она жила, но, если я тебя правильно поняла, она рассчитывает теперь остаться. Она хочет воспитывать своего ребенка в этой стране… и бьюсь об заклад, что ты будешь встречаться с ней намного чаще!
– Я отец этого будущего младенца! Надо же все-таки, чтобы я им занимался! При условии, что он будет жить, а в этом я не уверен, если вы откажетесь осмотреть его мать и помочь ему увидеть свет.
– В этом нет никакого сомнения: я отказываюсь!
– Вы акушерка! Вы не имеете права уклоняться от просьб тех, кто настойчиво просит вашей помощи!
– Действительно… если бы я была одна в Котантене, но, слава Богу, здесь существуют другие и, если ты немножко постараешься, ты их найдешь.
– Я в этом не сомневаюсь, но мне нужна скромная женщина, которая не пойдет сплетничать повсюду! Вас же я считал своим другом!
– Я являюсь им и для твоей жены, и я выбираю себе лагерь: ее! Что касается твоего превосходного секрета, то если эта… леди упорно добивается остаться по эту сторону Ла-Манша, он быстро дойдет до Тринадцати Ветров! Можешь ты себе представить тогда реакцию Агнес? Что, ты думаешь, она будет делать?
– Я совершенно не знаю, и вот почему вы мне нужны: именно чтобы ее сохранить! Верите вы мне или нет, но я ее все еще люблю!
– И ее тоже? Какое покладистое сердце! И правда, вы очень хорошо устраиваетесь в ситуациях подобного рода, вы, мужчины… Ты не портишь коллекции!
– Я не знаю, как вам объяснить! Агнес представляет все настоящее и все будущее, Мари-Дус– прошлое, которое мне безгранично дорого… безгранично драгоценно, но она есть также настоящее, которое я обожаю!
– Посмотрим в лицо сложившимся обстоятельствам! Если тебе надо будет выбирать?
– Бывает, когда выбрать невозможно! Я не могу… и не хочу отказываться ни от одной, ни от другой!
– Тогда ты откажешься от меня! Я не буду тебе помогать в создании второй семьи.
– Речь об этом и не идет. Агнес моя жена, и останется ею. Мари-Дус никогда не пыталась занять ее место!
– До настоящего времени, во всяком случае! Как только Мари станет матерью твоего ребенка, она может изменить свою точку зрения. Если она так стремится жить во Франции, то, конечно же, с задней мыслью.
– Вы говорите с предубеждением, поскольку не знаете ее! Несмотря на свой возраст, это ребенок: ее сердце и ум чисты! Согласитесь поехать посмотреть ее завтра, а я обещаю вам сделать невозможное, чтобы убедить ее обосноваться далеко отсюда.
Устав столько говорить, Гийом дал молчанию воцариться между ним и мадемуазель Леусуа. Она раздумывала, и ее посетитель решил, что лучше было дать ей передышку, чтобы она осознала последствия категорического отказа… Тремэн понимал точку зрения старой мадемуазель; он знал, что, доверяя ей свою проблему, он ранит любовь, чересчур полную восхищения, которую она испытывала к нему, но уже очень давно он считал ее своей второй матерью, а кому же довериться, если не этому сердцу?
Через некоторое время она подняла голову.
– Хорошо, – произнесла она наконец. – Я поеду… Она остановила рукой порыв благодарности Гийома:
– Подожди!.. Я съезжу только один раз, чтобы осмотреть эту женщину, но я не вернусь туда больше: у меня не тот возраст, чтобы скакать через всю страну и трястись по плохим дорогам. Рассчитывать же на то, что я там останусь, нечего! Есть еще люди, которые нуждаются во мне, и у меня нет ни малейшего желания жить вместе с твоей любовницей. А то я не смогла бы больше смотреть Агнес в глаза. Тебе надо будет подыскать кого-нибудь другого для принятия родов.
Наполовину разочарованный, наполовину удовлетворенный этой полупобедой, Гийом хотел подойти к ней, чтобы обнять, но мадемуазель Леусуа отстранилась от него:
– Я не хочу твоей благодарности. А сейчас уходи!
– Вы возьмете карету, которая приедет завтра?
– Да. И пусть тебе этого будет достаточно!
Не настаивая, Гийом вышел, пошел за лошадью, которую оставлял всегда во фруктовом саду, примыкающем к палисаднику. Он уже почти вышел на улицу, когда мадемуазель Леусуа появилась на пороге двери:
– Она приедет в котором часу, эта карета?
– В семь часов! Я выбрал самую комфортабельную…
Мадемуазель Леусуа согласно кивнула, затем вошла в дом. Гийом повернулся к Али, чтобы прыгнуть в седло. Он чувствовал себя неловко, глубоко униженным и главным образом очень несчастным: потерять уважение и, может быть, любовь своего самого старого друга было горько для него, но она была единственной, умению которой он полностью доверял. Надо было довольствоваться тем, на что она согласилась. Его последней надеждой, очень слабой, однако, было то, что Мари-Дус удастся завоевать ее расположение и смягчить сердце, которое не желало открываться. Разумеется, сделать это чрезвычайно тяжело!
Поглощенный своими думами, он не заметил присутствия близнецов Амель, сидящих на обочине канавы, которые были одновременно укрыты изгородью и стеной дома. Адель и Адриан посмотрели вслед Тремэну, поскакавшему галопом в направлении Кетеу, откуда он собирался поехать в сторону Ла Пернель и Тринадцати Ветров.
– Любопытно, – произнес Адриан своим пронзительным и медленным голосом, – что он не поехал в сторону Ридовиля.
– Может быть, он не возвращается к себе… Или же ему не хочется ехать через Сен-Васт. Но не это самое интересное! Что, по-твоему, значит эта история с каретой, которая должна приехать за Анн-Мари? И куда она поедет?
– Может быть, она потеряла кого-нибудь, или он хочет представить ее друзьям?
– Друзьям, которым понадобилась повивальная бабка? Хочешь, я скажу, Адриан? Ты должен будешь прийти сюда утром к службе. Если тебя увидят, ты можешь сказать, что едешь в Морзалин помочь Бюто справиться с вишней… И ты сможешь также спросить у Анн-Мари, куда она направляется…
Адриан согласился с сестрой, и на следующий день немного раньше условленного времени он уже бродил около кузницы братьев Креспэн, соседей мадемуазель Леусуа. Его ожидание было вознаграждено: он увидел, как приехала карета, в которую старая женщина забралась с большой сумкой из штофа в руках, предварительно тщательно закрыв дверь своего дома.
Занятые своей шумной работой, Креспэны даже не слышали стука обитых железом колес. К тому же они не очень-то любили Адриана Амеля и не хотели, чтобы он задерживался. Того же это отношение устраивало, и он незаметно отошел, когда карета уехала, и побежал в Ридовиль, куда он прибыл запыхавшись и с «колотьем в боку», из-за которого не мог дышать.
- Предыдущая
- 14/89
- Следующая
