Драма Иова - Мацейна Антанас - Страница 38

Как видим, конец экзистенции это не столько ее физический конец, сколько утрата смысла. Утратив свой смысл, экзистенция теряет и свою ценность, а экзистенция, не имеющая ценности, опускается назад в чистое существование, не достойное экзистенции, следовательно, не достойное названия человеческогосуществования. Будучи призванием, экзистенция им и живет. Она держится до тех пор, пока она осуществляется; пока она наполняется тем объективным содержанием, которое возникает в ней от ее столкновения с миром, от того, что она поймала землю и овладела ею. Смерть в физическом смысле есть не что другое, как прекращение призвания: это приказ собраться слугам у своего властелина и показать, сколько выиграно талантов в этой игре бытия. И тот человек, который природные дары удвоил, встречает смерть светлым взглядом, тем самым, которым он поймал землю. А тот, кто свой талант зарыл в землю, омрачается в своей экзистенции, ибо смерть для него — раскрытие бессмысленности. Поэтому выбор перед лицом смерти, который так сильно акцентирует экзистенциальная философия, тоже зависит от нашего призвания, от верности ему до самого конца. Знак подлинного выбора и подлинного поведения это не героическое принятие и претерпевание смерти как физического акта, нопереживание смерти как завершения призвания. Мгновение смерти есть последнее мгновение нашего призвания — в этом смысл конца экзистенции.

Конрад из «Дзядов» А. Мицкевича, обращаясь к Богу с просьбой дать ему власть над душами, бросает фразу, которая как нельзя лучше раскрывает двойственное отношение трансценденции с человеком: логическое познание Бога и экзистенциальное столкновение с Ним. Конрад говорит Господу: «Я не видал тебя, но ведаю: ты здесь. Предстань же мне, всевышний, днесь, Яви свое мне превосходство»1. Иначе говоря, человек предполагает и даже знает, что Бог есть. Однако, пока он с Ним не встретился экзистенциально, он не знает, какой Он. Только в прямом столкновении человеку становится понятным величие Бога; только тогда он чувствует, что Бог выше его.

Предположение и знание того, что Бог есть, человек приобретает, размышляя, из окружающего его мира, который не имеет в себе достаточного основания, чтобы быть, и потому требует Другого, который призвал бы его в существование и поддержал бы его в этом существовании. Бог здесь становится обязательной предпосылкой, если только мы хотим выяснить, почему случайное существо есть и кто ему создает основу для его бытия, если оно само этой основы в себе не имеет. Если кто-то не имеет основы существования в самом себе, тогда должен быть Другой, кто дал бы ему эту основу. Таков логический вывод из анализа бытия, доступный человеческому уму без обращения к Откровению и без всякой непосредственной встречи с Богом. Вселенский Ватиканский Собор провозглашает догму утверждение, что человек может познать Бога светом природного ума: lumine naturali через зримые предметы. Но это, достигаемое путем логики, познание Бога так и остается только логическим. Его нельзя опровергнуть. Оно абсолютно достоверно, как достоверны принципы логики. Но оно абстрактно, как и всякий другой вывод, к которому мы приходим путем логических размышлений. Сам по себе этот вывод может быть даже и убедительным, но он не затрагивает сердца человека, не ангажирует его личность и не приводит человека к отношениям с Богом, которого человек познает таким способом. Познание Бога, достигнутое путем логического мышления, метафизичное, но не религиозное. Оно остается на поверхности человеческого бытия, не пронизывает его глубин, не потрясает их и потому не вызывает веры, которая только и может обосновать наши отношения с трансценденцией. Наша религия не опирается на Бога, найденного путем философствования. В логическом мышлении мы, как и Конрад Мицкевича, Бога не встречаем. Здесь мы только предполалаем, только знаем, что Он есть. Но Его существование мы еще не связываем со своей экзистенцией и потому не имеем религии.

Для того, чтобы эта связь образовалась, чтобы существование Бога стало основой не только для метафизического истолкования случайных существ, но и основой конкретной нашей экзистенции, мы должны, говоря словами Мицкевича,встретить Бога и ясно и естественно почувствовать, что Он выше нас в смысле самого существования. Наряду с логическим мышлением, раскрывающим нам Бога как метафизическую предпосылку существования существ, есть еще иэкзистенциальное столкновение, которое приводит нас к прямым отношениям с Богом, тесно связывая нас с Ним. Это столкновение помогает нам понять существование Бога уже не только как абстрактной Силы, из которой все возникает и на которой все держится, но и как конкретного Могущества, в котором мы сами существуем, движемся и живем. В экзистенциальном столкновении познанный Бог есть уже наш Бог, живой Бог, личный Бог, которому мы поклоняемся, которого почитаем, к которому обращаемся, которого просим и умоляем. И это уже не только метафизическое, но и религиозноепостижение Бога. Экзистенциальное столкновение есть религиозный акт в самой своей сущности. Мы не преклоняемся перед Богом, познанным путем логического мышления, ибо он есть космологический Бог вселенной. Но мы преклоняем колена пред Богом, с которым столкнулись в своей экзистенции, ибо Он есть наш личный Бог. Человек почитает Бога не потому, что он сам случайное существо, такое же как камень, трава или животное, но потому, что он —личность. Бог почитаем не потому, что Он есть метафизическая основа случайных существ, но потому, что и Он есть Личность. Религия в своей сущности всегда есть отношение двух личностей. Познать, что Бог есть Личность и обращаться к Нему как к Личности, человек может только в экзистенциальном столкновении. Логическое мышление не раскрывает Бога как Личность и не приводит человека к личным отношениям.

Так где же человек встречается с Богом? На каком пространстве экзистенция встречается с трансценденцией и соединяется в религиозном отношении? И где, наконец, кроются корни религиозного акта? Вот вопросы, которые ведут нас в глубины переживания трансценденции.

С Богом человек встречается в открытости своей экзистенции. Уже говорилось о том, что экзистенциальное мышление есть вопрос, но вопрос, обращенный к трансценденции; что этот вопрос в своем существе есть предъявление своего бытия трансценденции; что ответ на этот вопрос приходит к человеку с той стороны, следовательно, тоже от трансценденции; что экзистенциальное мышление достигшее высочайшего уровня превращается в жалобу, которая посылается тоже к трансценденции; что, наконец, жалоба становится молитвой, обращенной к трансценденции. Все эти ранее высказанные суждения показывают, что все главные экзистенциальные акты человека в своей сущности есть религиозные акты. Экзистенциальномыслить означает спрашивать трансценденцию и готовиться к ее ответу. Экзистенциально жаловаться означает жаловаться трансценденции и просить у нее утешения. Экзистенциально бояться означает чувствовать угасающее свое бытие и обращаться к трансценденции с просьбой, чтобы она согласилась его поддерживать и дальше. Экзистенциально заботиться означает искать способы, чтобы быть и тем самым направлять взгляд свой по ту сторону — «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя» (Пс. 120). Как только человек от теоретических абстрактных рассуждений поворачивается к самому себе и объектом всякого своего акта делает свою собственную экзистенцию, оннеизбежно сталкивается с Богом, ибо все его акты самой своей природой обращены к Богу. Бог – цель всех этих актов. И только при встрече с Богом они окончательно осуществляются. Так же, как путь логического мышления неизбежно приводит человека к Богу как к метафизической основе существ, так и путь экзистенциальных актов неизбежно приводит человека к Богу как Осмыслителю всей его экзистенции. Экзистенциальное столкновение с трансценденцией происходит в каждом экзистенциальном акте. Экзистенция, будучи открытой, именно этой своей открытостью и обращена к трансценденции и сталкивается с ней в каждое мгновение. Если Rilke сожалеет о том, что «наши очи погружены всегда в самих себя» и не глядят на мир так прямо и открыто, как глядит на мир животное, то только потому, что Rilke не замечает, что эта погруженность человека на самом деле есть отвращение человека от мира и обращение к Богу. Животное смотрит на мир. Человек смотрит на Бога. Лицо человека освещено светом Господним, и только человеку предназначено видеть Бога лицом к лицу.