Кризис либерализма - Рормозер Гюнтер - Страница 72

Из опыта социализма для нас вытекает тот вывод, что потерпела поражение не только утопия, а нечто большее. Решающее обстоятельство состоит в том, что потерпела поражение прежняя постановка цели, сам образ будущего. Все планирование современного общества ориентировалось на осуществление тех целей. Вера в эти цели жила на протяжении двухсот лет. Речь идет о политической вере эпохи Нового времени.

Социализм с самого начала был ориентирован на создание общества, в котором были бы полностью осуществлены свобода и равенство, причем таким образом, чтобы между ними и противоречий даже не было. Все люди должны были стать равными в своей свободе и свободными в равенстве. Формула эта выражает в точности то же самое, что составляет внутреннюю суть и либерализма, то, что он обещал когда-то и до сих пор продолжает обещать.

Только потому что это обещание уже однажды оказалось невыполненным - в середине XIX века, Маркс занялся поисками другого пути для осуществления тех же целей. И только потому что эти цели не реализованы до сих пор, буржуазная интеллигенция, западные интеллектуалы и в наше время по-прежнему восторгаются Марксом. Крушение социализма в действительности нанесло удар по представлениям всей эпохи Нового времени в целом. Речь сейчас идет о том, каким образом могла бы современная эпоха сама, исходя из собственных сил, создать новый проект или программу осуществления свободы и равенства в их единстве.

Ведь Маркс и марксизм притязали не только на идею, на утопию, но и на осуществление революции. Но сегодня мы должны задуматься над таким вопросом: если социализм был единственно мыслимой моделью реального осуществления конечных целей индустриального общества и эта модель рухнула, что же тогда должно занять ее место? В этом состоит вопрос решающего значения.

Наши интеллектуалы, руководящие органы и штабы политических партий должны были бы уяснить себе, что Германия именно при ее открытом положении в общей геополитической структуре настоятельно нуждается в новой модели будущего. Какие цели мы ставим перед собой, к чему мы вообще стремимся, на что рассчитываем?

Не разобравшись самым серьезным образом с этими вопросами, нельзя вообще строить какую бы то ни было политику. Если в обществе даже нет представлений, что, собственно, люди хотят, если политики немы и неспособны ответить на вопросы, которые перед ними ставят, тогда политике приходит конец. Не только идеологическим дебатам, но и всякой политике вообще. Если политика не может в основе своей, во-первых, дать анализ действительности и, во-вторых, ответить, какие цели и на каком пути она собирается осуществить, это уже не политика.

Далее, урок для нас заключается в том, что упадок переживают не только эта идеология, но и все идеологии, обещавшие духовные ориентации и объяснение смысла жизни. Крах социализма лишь подтвердил тот факт, что все идеологические мировоззрения религиозного типа, выросшие на почве Французской революции и философии Просвещения, оказались исчерпаны. И либерализм не имеет оснований чувствовать себя триумфатором. Ход событий в Европе и в мире говорит о том, что начинается агония самих либеральных систем.

Кризисные явления западного либерального общества коснулись нас в ФРГ как раз в тот момент, когда мы оказались перед трудным вызовом, когда перед нами встали тяжелые задачи. Новая ситуация в мире стала хаотичнее, она стала более непредсказуемой, чем во времена прежнего противостояния блоков двух великих держав.

Тогда положение вещей было по меньшей мере предсказуемо. Только благодаря этой предсказуемости Германия так спокойно и выдержала этот сорокалетний период конфронтации между Востоком и Западом. Вполне может быть, что предсказуемость ситуации в Восточной Европе и в Центральной Азии уже утрачена. Ход событий в бывшей Югославии говорит о том, что именно может произойти в ближайшее время.

Балканы - это лишь миниатюрная модель развития событий в пространстве бывшего Советского Союза, в противостоянии государств, образовавшихся там. Конфликты на этнической, религиозной, экономической и культурной почве сопоставимы, их вполне можно сравнить между собой. Если вооруженный конфликт типа балканского разгорится в масштабах бывшего Советского Союза между государствами - преемниками бывших республик Союза, Западная Европа окажется столь же беспомощной, как и сейчас.

То, какая судьба постигла наследие, оставленное Советским Союзом, говорит нам о следующем: чем критичнее положение, тем более основополагающий, решающий характер приобретает вопрос о власти. От него зависят все остальные вопросы.

Лозунг о том, что нельзя решить политические конфликты военными средствами, вооруженным путем, может стать в определенных ситуациях абстрактной формулой. А в отдельных случаях этот лозунг может даже способствовать катастрофе. Будь Европа сплоченной и имей она убедительную позицию, тогда даже одна лишь угроза возможного военного вмешательства в балканский конфликт могла бы спасти жизни сотням тысяч людей. Еще большее количество людей не потеряло бы родину. Таков реальный вывод из дискуссий о пацифизме и милитаризме.

Следствием произошедшего всемирно-исторического перелома явилось также образование единой Германии. Мы уже рассматривали этот вопрос. Хочу обратить внимание в этой связи еще раз на то существенное обстоятельство, что чудовищные проблемы, свалившиеся на нас в плане формирования внутреннего единства страны, кажутся почти неразрешимыми, потому что почти весь официальный политический класс ФРГ даже и не хотел этого объединения.

В решающие недели и месяцы представители правительства и оппозиции пребывали в состоянии отчаяния, они спешно занимались тем, как избежать объединения. Не Гельмут Коль, а Вилли Брандт был первым, кто понял, что объединения избежать нельзя.

В течение по меньшей мере десятилетия в ФРГ не было политики, направленной на воссоединение страны. Массовые демонстрации в бывшей ГДР прошли в переломный момент под лозунгом "Мы - один народ". Тем самым были сломлены прежние духовные, моральные и политические конструкции, на которых держалась до тех пор ФРГ, представления, будто немецкого народа вообще больше нет. Будто из-за преступлений нацистов немецкий народ навеки утратил право быть народом и иметь такие же права, как и всякий другой народ на свете.

Сегодня комментаторы всех крупнейших газет пишут о том, что наш политический класс не владеет уже, дескать, языком, который был бы понятен народу. Что он не в состоянии сформулировать в виде политических интересов настроения и желания народа. Есть много причин, приведших к кризису наших партий.

Но еще хуже, чем кризис политических партий, растущее отчуждение между политическим классом и народом. Тридцать процентов взрослого населения ФРГ не доверяет больше решение проблем никаким партиям. Треть избирателей отказывается от участия в выборах. Они могут стать сильнейшей партией. Между тем хранители общественного мнения в ФРГ оказывают давление, ссылаясь на то, будто наши друзья в других демократических странах Запада могут неправильно понять нас и сделать вывод о возрождении в Германии национализма.

Такое положение ужасно. Ни один народ не может долго выносить подобную ситуацию. Ничто другое не может так легко сдвинуть немцев на ложные пути прошлого, как упрямство властей, не желающих изменить нынешнюю ситуацию. Положение гротесковое.

Самая глубокая проблема германского единства состоит, однако, даже не в беспомощности политического класса и в потере доверия к его представителям, проблема в том, как осуществить именно внутреннее единство. Вилли Брандт выразил суть вызова, перед которым мы оказались, сказав: части единого целого должны вырасти вместе. Однако, замечу, без сознания сопричастности ничто совместно вырасти не сможет.

Важнейшая предпосылка осуществления единства Германии состоит в том, что западные немцы должны прийти к пониманию проблем восточных немцев как наших собственных проблем и принять эти проблемы как собственные. А пока этого нет, никакого германского единства не будет. Если же не состоится внутреннее объединение страны, то завтра у нас могут установиться такие же отношения, какие существуют сейчас между северной и южной Италией.