Кризис либерализма - Рормозер Гюнтер - Страница 42

В программу как социализма, так и либерализма входил прогноз, что фактор истории со времени исчезнет, а вместе с ним исчезнут и нации. Однако за семьдесят лет существования Советского Союза ни идеологическое воздействие, ни террор не смогли устранить нации как реальность. Именно благодаря нации коллектив сохраняет историческую память. С началом эпохи Нового времени нация принимает на себя ту функцию, которую играл в предшествующие времена миф.

Со времен Просвещения живет убеждение, что подлинный мир для человека, освобожденного от отчуждения, начнется лишь тогда, когда будет преодолен фактор истории. Социалистическая вера предполагала лишение истории всей ее загадочности, судьбоносности, случайности и создание некоего рая на земле. Однако народы возвращаются к своему историческому сознанию.

Именно историческое сознание напоминает людям о тех источниках их человечности и духовной жизни, которые иссякли в наше духовно оскудевшее время. Как мы определяем наше отношение к истории, это дело не только одних историков. История - это живое воспоминание, это память народа, память нации. Потеря исторической памяти грозит народу безумием.

В Германии нет возрождения национализма. Национализм присутствует только в больном сознании некоторых левых, которые очень хотели бы, чтобы он действительно имел место и они могли тем самым получить оправдание собственному существованию. Если бы мы обрели новое национальное самосознание, тогда мы могли бы с достоинством, при соблюдении всех правил сосуществования культурных и цивилизованных наций определить свои отношения совместного проживания в нашей стране с иностранцами. Предпосылкой установления гуманного отношения также и к иностранцам является формирование у нас нормального национального самосознания. Большего и не требуется.

Наш бывший федеральный президент Рихард фон Вайцзеккер сказал в своей речи в мечети в память о погибших в Золингене, что нам нужно было бы говорить не о турках, а о "немецких согражданах турецкого происхождения". Тот, кто говорит так, забывает о том, что турок - не просто человек, а человек, наделенный турецким национальным самосознанием. Он гордится тем, что он турок. И он по праву ожидает признания этой его национальной идентичности. Обозначение "немецкие сограждане турецкого происхождения" он воспримет как нанесение ущерба его национальному самосознанию, раз его турецкая идентичность не воспринимается всерьез.

Недавно в Берлине был избит молодой немец за то, что он нес плакат с надписью "Я горжусь тем, что я немец". Факт этот говорит о том, что немецкое общество находится в больном состоянии. Потому что зачем тогда молодым людям вешать себе на грудь такие плакаты. Тому, кто действительно горд данным обстоятельством, этого просто не нужно. Больны и те, кто напал на этого юношу с плакатом.

Возрождение национального сознания наблюдается во всем мире. Французы, англичане, американцы исходят из идеи единства нации и демократии. Если не будет наций, считающих своим долгом осуществление универсальных идей демократии, тогда некому будет претворять в жизнь эти идеи. Если не будет осуществлено единство нации и демократии, тогда завтра появятся партии гражданской войны, из которых одни будут бороться во имя абстрактных универсальных принципов, а другие - ссылаясь на интересы нации. В такой ситуации и возникает агрессивный национализм, склонный к насилию, что и представит серьезную опасность.

Спровоцировать такой подход к национализму способна, как мне кажется, прежде всего идея мультикультурализма, "общества со множественностью культур", о чем пойдет речь в следующем разделе. Апологеты мультикультурализма пытаются игнорировать национальную идентичность как реальность. Для сторонников этой идеи немцы - просто люди, без происхождения и без национальной идентичности. И тот, кто проводит политику в таком духе, не должен удивляться возможному появлению в будущем национализма.

Мы все более проявляем беспомощность и неспособность понять, что означает для нас крушение реального социализма. Это беспримерное событие всемирно-исторического значения у нас сводят к вопросу: как заменить прежнюю социально-экономическую систему с точки зрения рациональности, эффективности на более успешную, способствующую благосостоянию?

Вся проблематика культуры и истории вообще остается без внимания, идет ли речь о судьбе бывшего Советского Союза или об объединенной Германии. Политики, наделенные ответственностью, сводят проблему объединения Германии только к вопросу о финансировании этого процесса. Вопрос о формировании общего социального этоса или о национальном сознании даже уже и не ставится. Это обусловлено утратой консервативного сознания, способности воспринимать события с точки зрения их исторической значимости. А без этого невозможно дать и политическую оценку ситуации.

Настало время преодолеть устаревшую схему разделения всего политического спектра на "левых" и "правых". До сих пор именно левые утверждали, будто они впереди, во главе прогресса. По сравнению с ними консерваторов привыкли считать отсталыми ретроградами, неким тормозом на пути прогресса. Однако ход событий показал, что победили консервативные духовные силы - историческое, национальное, религиозное сознание.

Народы Восточной Европы и европейской части бывшего Советского Союза понимают, что их возвращение к собственной культуре связано одновременно и с другой политической задачей - с возвращением в Европу. В этом состоит первый великий вызов и для нас самих в Германии. Бывший федеральный канцлер Гельмут Шмидт в статье, опубликованной в газете "Цайт", выступил с таким тезисом, что современная ситуация предоставляет Европе уникальный шанс. После всех своих блужданий и смятений Европа получает возможность обрести к концу нашего столетия вновь свою собственную роль и занять в будущем достойное место наряду с Японией и Америкой.

Но что такое Европа? Я глубоко убежден в том, что наш континент лишь тогда будет Европой в подлинном смысле этого понятия, когда в состав Европы вернутся по их пожеланию народы Восточной Европы, включая русский народ. Только тогда Европа обретет будущее. Для перспектив германской политики процесс этот имел бы исключительные последствия. Такие видные интеллектуалы как биограф Аденауэра Ханс-Петер Шварц или Арнульф Баринг склоняются между тем к другому мнению. Они считают, что Россия и Восточная Европа не принадлежат к западноевропейско-христианской культуре и мы должны отгородиться от них, от хаоса, возникшего вследствие распада Советского Союза. Данная позиция настраивает на то, чтобы держаться как можно дальше от всего этого страшного исторического обвала.

Если такая точка зрения утвердится, это будет означать, что Европа так и не извлекла в ХХ веке никаких уроков из истории. Я считаю совершенно недопустимым полагать, будто Россия по религиозно-историческим причинам не принадлежит к Европе. В действительности православие является столь же значительной формой христианства, как и католицизм и протестантство. Единственной духовной основой для Европы может быть обращение к нашим общим христианским корням.

Второй крупный вызов, перед которым мы оказались, касается внутреннего единства Германии. Стена-то снесена, но только наружная. А внутренние стены, воздвигнутые в головах людей, стали еще выше, чем были прежде. Во времена существования Берлинской стены немецкий народ был внутренне более единым, чем ныне. Когда в ноябре 1989 г. сотни тысяч людей вышли в Лейпциге на улицы, раздался клич: "Мы - один народ!". Это было событием исторического смысла и значения. Для германской истории после 1945 г. это было сущее чудо, потому что при реалистической и прагматичной оценке развития старой ФРГ оказывалось, что Германия уже не играет в истории роль самостоятельного субъекта.

Объединение Германии было "подарком истории", "подарком судьбы". Как известно, это событие стало возможным не потому, что в старой ФРГ партиями проводилась какая-то политика, направленная оперативно именно на осуществление единства Германии. Такого, увы, не было. Справедливости ради надо сказать, что в действительности имело место нечто противоположное: все партии были готовы, прямо или косвенно, выполнять все требования, которые ставились перед ФРГ со стороны ГДР.