Флорентийка - Бенцони Жюльетта - Страница 32
- Предыдущая
- 32/71
- Следующая
– Фьора, сегодня я все говорю невпопад, – тихо произнес он, стараясь встретиться с ней взглядом, – но, умоляю, разрешите прислать моего отца для переговоров с вашим. Я знаю, что мессир Бельтрами считает, что вы еще слишком молоды, но, по крайней мере, мы были бы помолвлены… Я готов ждать столько, сколько вы скажете! Это совсем нетрудно, когда знаешь, что можно надеяться!..
Фьора в первый раз взглянула на юношу почти с нежностью. Она, которая жила лишь надеждой… как никто другой могла понять, какие чувства испытывает Лука. Но Фьора не имела права оставить ему хоть малейшую надежду.
– Не говорите мне больше об этом, Лука. Со мной вы только понапрасну теряете свое время и растрачиваете свои чувства. Я не покину отца, и я…
– …и вы меня не любите! Видите, я закончил фразу за вас. Я произнес то, что не осмелились произнести вы сами. Вы не любите меня сейчас, но со временем обязательно полюбите. Ладно! Ни слова больше! Весною так хорошо! Не лишайте меня возможности хоть немного помечтать!
Лука вскочил в седло, и всадники, нагруженные букетами фиалок и душистыми ветками боярышника, стали спускаться к городу. Один из юношей запел романс, посвященный весне. Остальные дружно подхватили припев. Послышались шутки и смех. Но Фьора так и не смогла принять участия в общем веселье.
По мере приближения к городу тоска, охватившая ее в Сан-Миньято, все росла. К ней прибавилось предчувствие неминуемой беды. Суеверная, как и все флорентийки, она сразу же подумала о Филиппе, который, находясь на войне, постоянно подвергался риску. Может быть, сердце предупреждает ее, что над мужем нависла смертельная опасность?..
Веселье окружающих стало ей непереносимо, поэтому, как только всадники миновали мост Понто Веккьо, на котором в этот час мясники уже закрывали свои лавки, Фьора, сославшись на недомогание, вместе с Хатун и Леонардой повернула домой, не дав Кьяре последовать за ними – пусть хоть одна из них отвезет цветы в церковь! Фьора не смогла бы объяснить и самой себе, почему она так торопится домой. В спешке она едва ответила на веселое приветствие лодочника Джан Баттиста ди Ринальди, некогда спасенного Бельтрами от разорения. Сама Фьора являлась крестной одного из его ребятишек.
– Не обижайтесь на нее, – крикнула Леонарда, стараясь сгладить неприятное впечатление от невежливости Фьоры, которая могла бы быть расценена как оскорбление. – Донна Фьора плохо себя чувствует, и я везу ее домой.
– Пусть господь благословит ее и вернет ей здоровье. Сегодня вечером мы всей семьей помолимся за нее!
– Как бы там ни было, а несколько молитв нам бы не помешали, – пробормотала Леонарда, бросая на Фьору встревоженный взгляд. – Что с вами, дитя мое? Вы действительно плохо себя чувствуете? Вы очень бледны…
– Да… нет… я сама не знаю. Но мне непременно надо вернуться. Я хочу видеть отца!
– Вы беспокоитесь только потому, что утром он сказал, что чувствует себя усталым? Думаю, что вы зря волнуетесь…
Фьора ничего не ответила. Да и зачем? Если рассказать об ужасном предчувствии, то Леонарда с ее здравым смыслом постарается во что бы то ни стало ее переубедить. Впрочем, они уже у дома…
– Кажется, ваш отец принимает посетителей! – заметила Леонарда, указывая на мула в изящной красной сбруе, который вместе с двумя более скромными собратьями покорно стоял у коновязи. – Господи! Да это же выезд вашей кузины Иеронимы! Что ей, интересно, понадобилось? Ее визит не сулит ничего хорошего, – добавила воспитательница, вспомнив, как Иеронима угрожала Фьоре во время сцены, разыгравшейся в лавке аптекаря Ландуччи.
– Вы правы, – ответила Фьора, – но мы сейчас все узнаем сами.
Спешившись, Фьора бросила повод подбежавшему слуге и быстрыми шагами пересекла внутренний дворик, где действительно в ожидании хозяйки находились камеристка и лакей Иеронимы. Фьора бегом поднялась по лестнице и почти столкнулась со старым Ринальдо, доверенным человеком Бельтрами, служившим еще старому хозяину.
– Где отец? – спросила она.
– В органном зале, донна Фьора, но он не один.
– Мне известно, кто у него. Спасибо, Ринальдо!.. – с удивлением сказала молодая женщина, так как хорошо знала, что Бельтрами чаще всего выбирал именно этот зал для уединения.
Еще ребенком он выучился играть на органе и теперь время от времени закрывался в этом просторном зале с расписанными фресками стенами и высоким потолком, чья акустика не уступала церковной. Странно, что хозяин принимал в нем малосимпатичную ему посетительницу, но, может быть, ее неожиданный визит просто застал его врасплох?
Подходя к двери, Фьора услышала громкие голоса и замедлила шаг. Бельтрами, вероятно, будет недоволен, если дочь появится в разгар его спора с Иеронимой… Тогда очень осторожно молодая женщина приоткрыла дверь и сразу же услышала звенящий от ярости голос отца:
– Никогда, слышишь ты, никогда я не отдам дочь в жены твоему сыну! Я от всего сердца жалею этого юношу, ведь он не виноват в своем физическом уродстве. Но нельзя же требовать от молодой и красивой женщины, чтобы она всю жизнь провела подле такого мужа, как он…
– Из-за того, что он хром и уродлив? Но, по крайней мере, мой Пьетро сын честных родителей, он не незаконнорожденный, как некоторые!
– Никому еще не приходило в голову ставить в вину Фьоре ее внебрачное рождение, хотя все о нем знают!
– Ну конечно… но знают далеко не все…
В наступившей тишине Фьора, казалось, различала ставшее вдруг неровным дыхание отца. Она порывалась войти, но была не в состоянии сдвинуться с места, скованная любопытством, смешанным с изрядной долей страха…
Наконец Бельтрами перевел дыхание и с вызовом спросил:
– Что все это значит?
– Тебе действительно нужны мои объяснения? Франческо, ты побледнел, следовательно, прекрасно понял, на что я намекаю! Ты мне не веришь? Пожимаешь плечами?.. Ну что ж: я могу выразиться и яснее. Наша дорогая Фьора, которую ты воспитал как принцессу, вовсе не твоя дочь. У тебя ведь никогда не было романа с чужестранкой. Она плод кровосмесительной и прелюбодейственной связи, дочь родителей, которых бургундское правосудие за их преступления приговорило к смерти. А ты подобрал ее в грязи…
Фьоре почудилось, что на нее обрушились стены. Она покачнулась и, стараясь удержаться на ногах, инстинктивно ухватилась за драпировки, а затем оперлась на спинку стула. Полный ненависти голос Иеронимы еще стоял в ее ушах. Однако Бельтрами сохранял спокойствие:
– И у тебя, разумеется, имеются доказательства?
– У меня есть даже… свидетель. Этот человек мне подтвердит свои слова.
Теперь Бельтрами начинал понимать… Обладая острым умом, он быстро произвел необходимые сопоставления и пришел к определенным выводам. Большую часть времени Иеронима проводила в Монтуги, имении своего свекра. По соседству с ним находились и земли Бельтрами, управлять которыми было поручено Марино. Управляющий пользовался полным доверием своего хозяина, но никогда не одобрял удочерения Фьоры. Бельтрами надеялся, что клятва, произнесенная перед алтарем, и многочисленные благодеяния заставят Марино держать язык за зубами.
В то же время до него доходили смутные слухи, которым он, кстати, отказывался верить, о несколько вольном поведении этой пышной вдовушки, вынужденной искать утешения на стороне. Она была еще хороша собой и вполне могла соблазнить такого мужчину, как бывший погонщик мулов…
Иеронима восприняла молчание собеседника как признание капитуляции и насмешливо произнесла:
– Дорогой кузен, видать, ты меня прекрасно понял. Теперь тебе ясно, что я еще слишком великодушна, предлагая своего сына в мужья этой недостойной девчонке. Таким образом несчастная до конца дней сможет пользоваться состоянием, которое ты ей оставишь. Ей повезло, что мой Пьетро влюблен и хочет на ней жениться, а я не желаю мешать его счастью. В объятиях твоей хорошенькой колдуньи он забудет о своем уродстве… А она будет рожать ему красивых детишек…
– А если я откажусь?
– Ты не откажешься! Ты прекрасно понимаешь, что я хоть завтра могу подать на тебя жалобу. Ты обманул Сеньорию, ты посмел назвать флорентийкой ублюдка, которого следовало бы уничтожить еще при рождении.
- Предыдущая
- 32/71
- Следующая