Флорентийка - Бенцони Жюльетта - Страница 2

• Предыдущая
• 2/71
• Следующая

– Святая Дева! Как они молоды! Как красивы!

Застывший на месте Франческо с состраданием смотрел на двух молодых людей, приближающихся к смерти. В самом деле, они были очень молоды: юноше не было и двадцати, а его спутнице семнадцать-восемнадцать. Они были так поразительно похожи, как поразительна была и их необычайная красота. Одно лицо с ясными, безупречными чертами, одинаковые серые глаза, та же гордая осанка и та же смелость. Оба твердо смотрели на высокий эшафот, обтянутый черным сукном, где их ждали палач и его подручные. Единственное различие было в цвете волос: он – брюнет, она – блондинка.

Молодые люди были одеты в бархатные одежды светло-серого цвета, расшитые золотом. Он был с непокрытой головой, а на ней был эннен[2] с белыми кружевами, который делал ее похожей на невесту, идущую к алтарю. Их не заковали, и молодые люди держались за руки. Они совсем не были похожи на двух приговоренных, невозможно было поверить, что брат и сестра идут на смерть. Глядя на их соединенные руки, старый священник, сопровождавший их, не мог скрыть слез.

Франческо вдруг вспомнил, что сказал ему солдат: эти двое детей были брат и сестра… и они… любили друг друга. И за кровосмешение они сейчас заплатят своими жизнями. Как это странно! Но еще более странным было отношение толпы, которая не кричала, не насмехалась, которая была преисполнена сочувствия к этой юной паре… Вдруг из чьей-то груди вырвался стон:

– Пощады! Пощады их молодости!

К этому возгласу присоединились и другие многочисленные голоса, и среди них и нашего путешественника. Франческо оказался неотъемлемой частью этой скорбной толпы. Более того: странное ощущение, что отныне его жизнь связана с жизнью этой восхитительной женщины, пронизало его. И в этот момент самым важным было для него вырвать ее из когтей смерти… Зазвенел колокольчик, и прево, сопровождающий приговоренных, прокричал со своей лошади:

– Пощады не будет! Монсеньор герцог приговорил их к смерти.

Толпа загудела, и у Франческо появилась надежда. Он уже видел бросившихся на эшафот людей, чтобы вырвать жертвы из рук палача. Но ропот стал тише, перешел в шепот, и на площади установилась зловещая тишина. Старый герцог Филипп, прозванный Добрым, мог иметь и тяжелую руку. И все об этом помнили…

Девушка храбро взошла на эшафот к ожидавшему ее палачу, грациозно подняв длинную юбку и вежливо отказавшись от помощи мэтра Синьяра, чья рука дрожала. Оказавшись на возвышении, она глубоко вздохнула, перекрестилась и мгновение смотрела на небо, где робкий лучик солнца пытался пробиться через облака. Она улыбнулась толпе и распустила волосы. Наконец она встала на колени, раздвинула свои золотистые локоны и положила хрупкую шею на грубую доску. Внизу священник отеческим жестом привлек к себе молодого человека и спрятал его лицо у себя на плече. Толпа затаила дыхание.

Но она едва успела заметить блестящую сталь тяжелого топора, поднятого палачом. Все было кончено. Подручные палача торопились освободить место другой жертве. Один из двух неловко отодвинул тело молодой девушки и случайно задрал юбку до колен, позволяя увидеть красные шелковые чулки. Возмущенная толпа зарокотала. Мэтр Арни Синяр в раздражении ударил его, и подручный палача рухнул на окрашенное кровью сукно. В толпе одобрительно зашептали.

Теперь настала очередь молодого человека. Он уже вырвался из объятий священника, устремился к плахе, поднял белокурую головку и, поцеловав ее, упал на колени:

– Поторопись, палач! Я спешу к ней…

– Не волнуйтесь! За мной дело не станет!

Меч поднялся. Снова блеснул топор, снова толпа разом вздохнула – и голова молодого человека скатилась к голове его сестры. Больше нечего было смотреть, и народ начал расходиться по прилегающим улицам в глубокой и непривычной тишине. Похоронный звон наконец прекратился. Франческо словно прирос к мосту. Наконец, сбросив с себя оцепенение, он передал свою лошадь на попечение Марино и приблизился к эшафоту, где на коленях молился священник, набросив на изуродованные тела саван. Палач и его помощники смотрели на святого отца, не смея прервать его молитвы, когда внезапно к ним приблизился богато одетый человек в черном меховом плаще. Его резкий, зловещий, как карканье ворона, голос гулко раздался в холодном воздухе:

– Чего вы ждете, мэтр Синяр, забирайте то, что принадлежит вам по праву. Разве одежды казненных не принадлежат исполнителям приговора?

Священник перестал молиться и бросил на человека взгляд, полный ужаса и боли. Он простер свои руки над телами, трогательно защищая их.

– Проявите уважение к смерти, мессир Рено! Во имя бога, страдавшего на кресте, уйдите! Ваша месть свершилась!

– Она не будет закончена, пока этих презренных не бросят в сточную канаву. Палач, забирай то, что тебе принадлежит! Раздень их!

Палач медленно снял маску, под которой открылось грустное лицо, обрамленное седой бородой:

– Нет, мессир, я не желаю этих одежд. Как бы богаты они ни были, это не принесет удачи… ни мне, ни моим помощникам.

Человек в плаще не успел ничего ответить, как Франческо внезапно вырос между ним и палачом, протягивая Синяру несколько золотых монет.

– Вы хорошо сказали, мэтр! Но если речь идет о законе, то вот – возьмите: я покупаю эти вещи. Падре, вы можете похоронить эту пару в одеждах!

– Почему вы вмешиваетесь? – грубо спросил человек, которого падре назвал Рено. – У меня все права на этих двух казненных.

Это был человек с перекошенным и пожелтевшим от гнева лицом, с крошечными жесткими глазами и пронзительно-острым, как игла, взглядом. Он был насквозь пропитан желчью. Ему недоставало лишь жала, чтобы быть совсем похожим на змею. Неистовый гнев охватил Франческо, и он схватил незнакомца за плащ.

– Все права на казненных? Вы случайно не бог?

– Эта… эта женщина… была отдана мне в жены… – сдавленным голосом прохрипел человек.

– Церковь говорит, что брак длится, пока супругов не разлучит смерть. Смерть пришла! Убирайтесь!

Он уже собирался сбросить человека вниз с эшафота, когда вмешался священник. Мягко, но твердо он заставил Франческо отпустить его.

– Вы сказали то, что следовало сказать. Отпустите его. Пусть он уходит. А вы, Рено дю Амель, подумайте, как избавиться от пожирающей вас ненависти, и просите прощения у всевышнего!

Потирая горло, отвратительный человек, бросив убийственный взгляд на флорентийца, пошел к лестнице. Спустившись вниз и почувствовав себя на достаточно безопасном расстоянии от неожиданного противника, он погрозил ему кулаком и злобно добавил:

– Я не знаю, кто ты, иностранец, но, несмотря на свое золото, ты не сможешь помешать выбросить эту самку и ее сообщника в яму для зачумленных. А вот и солдаты, которые за всем проследят!

В самом деле, присутствующий при казни сержант собрал своих людей около повозки. Франческо взглядом спросил священника, и тот с удрученным видом наклонил голову:

– К сожалению, он прав! Эти бедные дети не имеют права на достойное погребение. Я с трудом добился права сопровождать их к месту казни. Но даже если бы мне и запретили, я бы все равно пришел… Вы понимаете, я присутствовал при их рождении!

– В таком случае я иду с вами. Разрешите мне помочь вам.

– Почему вы это делаете? – Священник с удивлением посмотрел на Франческо. – Вы знали их?

– Я их впервые увидел сегодня, но чувствую, что должен сделать это. Что-то внутри заставляет поступить меня именно так.

– Боюсь, что вы будете сожалеть, когда узнаете, в чем их преступление и за что они казнены.

Франческо пожал плечами.

– Они были братом и сестрой… и друг друга… слишком сильно любили! Кто-то из зрителей уже осведомил меня. Но мы теряем время.

Вдвоем они завернули в саван тела брата и сестры и отнесли к повозке. Внезапно Франческо заметил на черном сукне кружевной головной убор. Он поднял его. Держа в руках эту очаровательную безделушку, которая еще недавно украшала изысканную красоту умершей девушки, Франческо почувствовал, как глаза его наполняются слезами. Быстро спрятав кружева на груди под плащом, он присоединился к ожидавшим его людям.

• Предыдущая
• 2/71
• Следующая