Секрет для соловья - Холт Виктория - Страница 83

• Предыдущая
• 83/113
• Следующая

На следующий день я увидела Элизу на кухне.

– Вот и обменялись, – сообщила она мне. – Наши отправились в гарнизонный, а оттуда к нам, в Главный, поступили новые сестры и сиделки.

Она ткнула меня локтем в бок.

– А Этель-то осталась здесь! Она до смерти рада. Они с Томом прямо не могут оторваться друг от дружки.

Она подмигнула.

– Небось, поговорили с ним, а? Я кивнула.

Элиза громко рассмеялась.

– Ну вот, я же говорила, что вы сумеете!

– Возможно, это просто совпадение. Он ясно дал мне понять, что ничего не будет менять в своем решении.

– Уж эти мне мужчины! – сказала Элиза с понимающей ухмылкой. – Все они таковы. Мнят себя ну просто богами, и не подступись. Да какая, в конце концов, разница? Вы добились, чего хотели.

Она вдруг умолкла и пристально посмотрела на меня.

– Благослови вас Бог, Анна! – произнесла она с чувством. – Пусть у вас в жизни все будет хорошо. Вам нужны дети, вот что я вам скажу… Вам и Этель. Оно ведь как в жизни – одним они нужны, другим нет, а вот вам обеим так очень даже нужны.

Это была ужасная зима. Надеюсь, мне никогда больше не доведется пережить такую.

Меня не покидали мысли о наших бедных солдатах, стоявших на равнине вокруг Севастополя и мечтавших о том, чтобы непокорный город как можно скорее сдался. Как бы тяжело ни было положение осажденных, осознававших неизбежность поражения, они вряд ли страдали так же, как осаждающие.

Дело в том, что войска поразила болезнь, которую некоторые называли азиатской холерой, а другие – просто тюремной лихорадкой. Мне случалось видеть солдат, привезенных на арбах – своеобразных турецких повозках. Многие из них к моменту поступления в госпиталь уже были мертвы. Сердце разрывалось, когда мы видели, как турецкие рабочие роют могилы для наших воинов! Это были даже не могилы, а просто огромные ямы, куда сбрасывали многочисленные трупы.

Лихорадкой заболели и некоторые сестры милосердия и сиделки. Ураганом прошлась она по госпиталю. Мы все жили с сознанием возможной смерти.

Как приятно было видеть мисс Найтингейл, когда она совершала ежевечерний обход палат! Одетая в черное шерстяное платье с белым полотняным воротничком и нарукавниками, поверх которого красовался аккуратный передник, в белой шапочке с черной шелковой косынкой она легко двигалась, прямая, спокойная и строгая, между рядами кроватей, высоко неся лампу и время от времени останавливаясь, чтобы пощупать горячечный лоб одного раненого, утешить другого, улыбнуться и подбодрить третьего. На нее смотрели как на посланца иного мира, ангела, спустившегося с небес. Все люди, попавшие к нам в госпиталь с полей сражений, сразу понимали, какую огромную работу совершала эта замечательная женщина, чтобы хотя бы немного облегчить их страдания. Те, кто в повседневной жизни не обходились без крепкого словца, а то и просто ругательств, в присутствии мисс Найтингейл старательно подбирали выражения, чтобы не оскорбить ее слух.

Энергичная, грациозная, красивая женщина, державшаяся с исключительным достоинством.

Скромно одетая, она вызывала уважение и восхищение всех, кто хоть однажды видел ее.

Всю жизнь я буду благодарна судьбе за то, что мне посчастливилось работать рядом со знаменитой мисс Флоренс Найтингейл!

Всему на свете приходит конец. Вот и эта ужасная зима, хоть и неохотно, но уступила дорогу весне. В наш госпиталь теперь поступало все меньше раненых.

В воздухе повеяло не только весной, но и новыми надеждами.

Русские наверняка скоро сдадутся, авторитетно уверяли почти все, с кем мне приходилось разговаривать в эти дни.

С Генриеттой я теперь виделась не так часто, как раньше. Зимой, когда стояли короткие дни, мы работали не только в светлое время суток, но зачастую и ранним утром, и поздним вечером, урывая несколько часов для короткого отдыха, мгновенно погружались в сон, сраженные накопившейся усталостью.

В наш госпиталь частенько наведывался Филипп Лабланш. В таких случаях он всегда старался повидаться со мной. Я знала, что он общается и с Генриеттой. По мере возможности в Главный госпиталь старался приходить и Чарлз, но у него, как и у всех докторов, работы было еще больше, чем у нас.

Иногда он спрашивал меня:

– Вы все еще раздумываете над моим предложением?

И я отвечала:

– Да.

Порой мне казалось, что глупо так долго колебаться. Есть возможность прожить жизнь рядом с достойным человеком, я даже могла бы быть полезной ему в его работе. Я уже не девочка, смотрящая на жизнь наивными глазами, а была замужем и знаю, что это такое. Мне не нужен рыцарь в блестящих доспехах, который увезет меня на арабском скакуне. Мне представилась возможность начать новую жизнь – интересную, полную смысла, достойную. И все же я никак не могла решиться…

Наступление чудесной крымской весны воодушевило всех нас. Глядя, как в степи распускаются крокусы и гиацинты, мы надеялись, что война скоро кончится, и мы вернемся домой.

Благодаря военным корреспондентам о положении на фронте и о состоянии госпиталей стало известно на родине, и это вызвало бурю возмущения в прессе. Одним из положительных последствий такой, гласности явился визит в наш госпиталь мсье Алексиса Сойе, нового главы Реформистского клуба. Он прибыл с целью инспекции кухонь ускюдарского госпиталя. Как мы были благодарны мсье Сойе! Это был человек, по-настоящему преданный своему делу. Он сам выбрал солдат, которые, по его мнению, имели кулинарные способности, и направил их на работу в кухни, где лично обучил их приготовлению питательных и просто превосходных на вкус блюд. Обычно он проходил по палатам в сопровождении своих подчиненных, которые несли большие суповые котлы и раздавали раненым порции вкусного супа. Надо было видеть радость и благодарность наших бедных, измученных воинов! Мсье Сойе также пек превосходный хлеб. В довершение всего он изобрел чудо-чайник, из которого можно было напоить пятьдесят человек, причем вода все это время оставалась одинаково горячей. Словом, удивительный француз внес приятное разнообразие в нашу жизнь.

Иногда у нас бывали короткие минуты отдыха, но, как правило, свободное время Генриетты не совпадало с моим. Вообще же этой весной у нас все получалось, жить стало легче. Мы превозмогли страшную зиму, и было ясно, что Севастополь не выстоит еще одну. Значит, говорили мы себе, на следующий год в это же время мы уже наверняка будем дома.

Однажды произошло довольно забавное событие. В госпиталь неожиданно приехал весьма высокий турок в сопровождении двух внушительных слуг, одетых в широкие шаровары с золотыми кушаками и ливреи с пышным орнаментом.

Он начал оживленно что-то говорить, но мы не поняли ни слова. И тут кому-то пришла в голову мысль послать за доктором Адером.

Я надеялась, что и он не разберет языка, на котором объяснялся незнакомец.

– В конце концов, – сказала я Генриетте, – мы от него только и слышали, что он – великий знаток всех восточных языков. А так ли это на самом деле?

Однако доктор Адер прекрасно понял незнакомца, и между ними состоялся серьезный разговор.

Несколько сестер милосердия собрались вокруг мужчин, ожидая исхода переговоров, и среди них Генриетта, Элиза и я.

Наконец доктор Адер повернулся к нам и произнес:

– Я думаю, что мне следует немедленно повидать мисс Найтингейл. Дело в том, что этот джентльмен от имени своего весьма богатого и знатного хозяина предлагает солидную сумму денег за одну из наших служащих. Он желал бы, чтобы эта дама была доставлена в гарем досточтимого вельможи.

Мы все в изумлении уставились на доктора.

– Интересно, кого именно он выбрал, – продолжал он. – Хотелось бы взглянуть на эту леди.

Нам не пришлось долго ждать – прибывший солидный господин, улыбаясь во весь рот, приблизился к нашему кружку, подошел к Генриетте и учтиво ей поклонился. Затем он повернулся к доктору Адеру и что-то сказал ему на своем языке.

– Итак, он выбрал вас, – обратился доктор Адер к Генриетте.

• Предыдущая
• 83/113
• Следующая