Секрет для соловья - Холт Виктория - Страница 34

• Предыдущая
• 34/113
• Следующая

– Но ведь не я предлагаю нам жить врозь. Все, что ты должна сделать, – это остаться здесь. Я не прошу тебя уехать, а если ты все-таки решишься на это, ребенок останется со мной.

Я просто онемела. Было очевидно, что он победил. Обри продолжал:

– Ты совершенно монополизировала ребенка. Ты не даешь мне общаться с ним. Он почти не знает своего отца.

– Потому что этот отец так занят своими разнузданными оргиями, что у него совсем не остается времени на ребенка!

– Да кто в это поверит?

– Я знаю, что это правда!

– С твоим мнением никто не будет считаться. Если ты хочешь уехать, если хочешь устроить скандал и навлечь позор на седины своего отца, если хочешь опозорить отца твоего ребенка, тогда, конечно, уезжай. Я не собираюсь удерживать тебя здесь силой. Но позволь сказать тебе одну вещь – если ты попытаешься увезти моего сына из его законного дома, я позабочусь о том, чтобы вернуть его. Этого потребует суд, и тебе придется подчиниться закону.

– Ты забываешь, что я о тебе знаю. Наверняка ни один суд в мире не позволит, чтобы ребенок рос в доме, где происходят дикие оргии, где его отец предается любовным утехам со служанками…

– Моя дорогая, это случается сплошь и рядом. И потом, все это еще надо доказать. А я сделаю все, чтобы ты не смогла ничего доказать. Если ты готова потерять сына – что ж, тогда действуй так, как ты решила. Но ведь суд может объявить тебя безумной, больной женщиной с воспаленным воображением. Это я тоже могу устроить! С этими словами он повернулся и вышел из комнаты. Итак, я поняла, что отныне пленница в этом доме. Меня здесь удерживает то единственное, что препятствует моему освобождению.

То, что мой муж сказал о законе, – правда. Он все рассчитал: потерять сына – на это я никогда не пойду. Я пребывала в состоянии крайней нерешительности, заявление Обри было совершенно категорично, он не позволит мне взять Джулиана с собой. Это не означало, что моему мужу нужен ребенок сам по себе – просто это был его сын и наследник, которой должен был воспитываться в поместье. Мне также пришло в голову, что таким способом он намеревался отомстить мне.

Теперь я понимаю, что Обри испытывал ко мне смешанные чувства. Он ненавидел меня, но в то же время в глубине его сердца оставались крупицы былой любви. Он, несомненно, когда-то был в меня влюблен. Медовый месяц, проведенный нами в Венеции, оставил в его душе те же теплые воспоминания, что и в моей. Но пагубная страсть к наркотикам оказалась для него слишком сильной. Он хотел, чтобы я полностью разделяла его чувства, а когда я отказалась и ясно дала понять, что презираю его, он возненавидел меня.

Моим самым горячим желанием было выбраться отсюда. Это представлялось таким простым – уйти из дома вместе с Джулианом. Как же я ошиблась в своих расчетах!

Все последующие дни прошли как под пыткой. Джулиан стал мне еще дороже. Как будто это было возможно! Если нас разлучат, его сердце будет разбито так же, как и мое. Одно было совершенно ясно – я перенесу что угодно, но ни за что не расстанусь с моим ребенком.

Мне хотелось бы уехать и пожить немного с отцом, но теперь, после происшедшей между нами сцены, я понимала, что Обри не позволит мне взять Джулиана с собой. Если я захочу навестить Амелию – а она неоднократно приглашала меня, – мне тоже придется ехать без Джулиана. Ясно, что Обри никогда не разрешит мне забрать ребенка из Минстера, так как будет опасаться, что я оставлю мальчика у себя.

Миссис Поллак с тревогой наблюдала за мной.

– Простите, что я так говорю, мадам, но вы сами на себя не похожи, – сказала она мне однажды.

Я заверила ее, что со мной все в порядке, я старалась вести себя так, как будто ничего не произошло. Обри я по возможности избегала, но иногда, когда мы все-таки встречались, он окидывал меня презрительным взглядом, ясно давая понять, что считает себя победителем в нашем споре.

Прошло две недели. Ни разу с тех пор мне не доводилось пережить подобное отчаяние. По ночам я лежала без сна и строила фантастические планы. Они казались мне вполне реальными, и только при безжалостном свете дня я понимала, что они неосуществимы.

Ни о чем другом я была не в состоянии думать, и когда однажды миссис Поллак сказала, что мне не следует ездить в город, я не придала этому никакого значения.

– Случилось несчастье с дочерью торговца льном. Говорят, что это холера. Тут уж кто угодно испугается! Все ведь помнят эпидемию, случившуюся два года назад.

– Ну конечно, прекрасно помню, – сказала я. – Это было ужасно!

– Говорят, что в Англии и Уэльсе уже умерло больше пятидесяти трех тысяч человек, – продолжала миссис Поллак. – Наверняка болезнь завезли эти иностранцы! Я сказала, что тоже так думаю. Разговор на этом закончился, а я опять начала гадать, позволит ли мне Обри погостить у отца и взять с собой Джулиана, если обещать ему и дать торжественную клятву, что мы вернемся?

Так больше продолжаться не может. Но что же мне делать? Я страстно желаю уехать отсюда, но не могу этого сделать без Джулиана. Ну что ж, если по-другому нельзя, я останусь здесь до его совершеннолетия. Я никогда не смогу его покинуть!

Прошло, должно быть, около месяца после той памятной сцены с Обри. Неожиданно пришло письмо из Лондона, почерк на конверте был мне незнаком, а когда я открыла его и начала читать, меня охватила тревога.

«Дорогая миссис Сент-Клер,– прочла я, – я взял на себя смелость написать Вам, поскольку меня беспокоит состояние здоровья полковника Плейделла. Сообщаю Вам, что вчера с ним случился легкий удар. У него немного нарушена речь, а сам он частично парализован. Боюсь, что за этим ударом может последовать другой, который окажется несравненно более тяжелым.

Думаю, Вам следует это знать.

С совершенным почтением

Эдгар Коринт».

Я снова и снова перечитывала письмо. Слова плясали у меня перед глазами, в ту минуту казалось, что если мне удастся зафиксировать взгляд, я смогу их изменить.

Я не могла поверить тому, что сообщалось в письме. Мне нужно было к кому-то прислониться, с кем-то поговорить. Я нуждалась в совете, в поддержке. А с кем еще можно было бы поделиться своими горестями, как не с отцом? Он любил меня больше всех на свете и, несомненно, отнесся бы к моим бедам как к своим.

Я должна немедленно ехать туда и взять с собой Джулиана. При сложившихся обстоятельствах я могу так поступить. Надо поговорить с Обри.

Взглянув в окно, я увидела, что муж только что приехал откуда-то из поместья и приближается к дому. Меня в очередной раз поразило, как он изменился. Он выглядел значительно старше, чем был во время нашего медового месяца – глаза ввалились, а кожа приобрела какой-то нездоровый оттенок.

Я вышла в холл, чтобы встретить его.

– Мне нужно поговорить с тобой, – произнесла я сухо.

Он удивленно поднял брови. Мы направились в одну из небольших комнат, расположенных рядом с холлом. Я подала ему письмо.

– Мне необходимо ехать к отцу, – сказала я, когда Обри прочел письмо.

– Да, конечно.

– Я возьму с собой Джулиана.

– Возьмешь ребенка туда, где находится больной?

– Это ведь не заразная болезнь, а удар. Там есть слуги, которые с удовольствием позаботятся о ребенке. Я смогу ухаживать за отцом, и с Джулианом все будет в порядке.

Он слегка улыбнулся.

– Нет, – сказал он. – Ты не заберешь ребенка из этого дома.

– Но почему нет?

– Потому что ты можешь не захотеть привезти его назад.

– Я дам тебе торжественную клятву.

– Ты, несомненно, женщина строгих правил. Но торжественные клятвы часто нарушаются из каких-либо побуждений, а они могут у тебя возникнуть там, где дело касается ребенка.

– Но ты же видишь, как тяжело болен мой отец!

– А откуда мне знать, не розыгрыш ли все это? Письмо доктора пришло в очень подходящий момент, ты не находишь?

– Обри, я очень беспокоюсь об отце.

– Ну, так поезжай к нему и ухаживай за ним. Ты ведь, насколько я знаю, очень любишь ухаживать за больными. Когда тебе удастся опять поставить на ноги своего отца, ты можешь вернуться. Но ребенка ты с собой не заберешь.

• Предыдущая
• 34/113
• Следующая