Овернские влюбленные - Эксбрайя Шарль - Страница 17

• Предыдущая
• 17/31
• Следующая

— Так вы считаете, что вторая супруга мэтра Парнака…

— …не много стоит, если хотите знать мое мнение!

А мадемуазель Мулезан сочла нужным ввернуть очередной «коварный» вопрос:

— С чего бы это вдруг мадам в столь легком одеянии оказалась среди ночи в саду?

— Да еще за домиком мсье Дезире, где ее никто не мог ни увидеть, ни потревожить, — уточнил казуист Вермель.

— Не иначе на свидание с одним из своих любовников выскочила, уж можете не сомневаться! — хихикнула старая дева.

Франсуа резко вскочил, в очередной раз уронив многострадальное досье «Мура-Пижон», и запальчивым фальцетом завел:

— Мадемуазель Мулезан и вы, Вермель, вы просто низкие, подлые люди!

— Что? — вскричали оба старейшины в один голос.

— Как вы смеете говорить такие вещи о супруге своего хозяина?

— Мы знаем, что говорим, — прошипел Вермель.

— Вы ненавидите ее за то, что она молода, а вы — старые развалины! Вы хотите опорочить женщину из-за того, что она красива, а вы — уроды!

— Господи, и что нам только не приходится выслушивать последнее время! — простонала мадемуазель Мулезан.

— Ах, вот оно что, вам уже мало дочери? — нанес неотразимый удар Вермель.

Ремуйе едва успел схватить Франсуа, бросившегося на обидчика.

— А ну, успокойтесь! Как только вам не стыдно! Придется все рассказать мсье Альберу. Сядьте на место, Франсуа, и займитесь наконец делом! А вас, одры, чтоб я больше не слышал. Если еще хоть что-то пикните, погоню к мэтру Альберу пинками в зад! Вот там все и расскажите!

Выволочка возымела мгновенное действие, и до самого вечера в конторе стояла свинцовая тишина, лишь изредка нарушаемая всхлипываниями мадемуазель Мулезан и тихим ворчанием в животе Вермеля. Поверх досье Антуан с любопытством поглядывал на Лепито. Неужели он и вправду втрескался в мадам Парнак? А как же быть с Мишель? Старший клерк был кем угодно, но только не дураком, и в голове у него роилось множество вопросов.

К вечеру мадам Парнак просила передать мужу и падчерице, что чувствует себя лучше и хотела бы повидать их. Нотариус, до сих пор влюбленный в жену как мальчишка, бросился к изголовью ее постели. Мишель отправилась навещать мачеху с гораздо меньшей поспешностью. Увидев отца, опустившегося на колени возле тумбочки и державшего мачеху за руку, девушка явно расстроилась. Нотариус млел от удовольствия, а жена свободной рукой теребила ему волосы и сюсюкала.

— Неужто мы так боялись потерять свою маленькую Соню? — ворковала она. — Значит, мы все-таки любим нашу маленькую Соню?

— Глупышка! Как будто ты этого не знаешь.

— А что, если б меня убили?

— Запрещаю тебе даже говорить об этом! О ужас! Что бы со мной было без моей дорогой крошки?

Мишель и смешно и неприятно было видеть это унизительное слюнтяйство со стороны отца, и она не без иронии заметила:

— Надеюсь, я вам не помешала?

Оба с удивлением посмотрели на нее, и мэтр Парнак простодушно уверил дочь, что ее приход никого не потревожил.

— В таком случае, — резко возразила девушка, — меня смущают подобные неумеренные излияния чувств.

— Уж не ревнуете ли вы, Мишель? — рассмеялась Соня.

— Да нет, скорее, мне просто… гадко.

Нотариус вскочил.

— Мишель!

— Мне гораздо больше нравится, когда ты стоишь, папа, а не полозишь, как только что.

— Я не позволю тебе…

— Пощадите! — закатила глаза мадам. — Ваши крики для меня — пытка!

И она театральным жестом подняла руки к голове. Альбер тут же бросился с извинениями.

— Любовь моя, прости… прости меня, ради бога… — И, повернувшись к дочери, строго выговорил: — Видишь, что мы натворили! И все из-за тебя! Как только тебе не стыдно?

— Ах, папа! Бедный мой папа… Ну ладно, с супружескими нежностями покончено. Соня, может, вы все-таки объясните, что с вами произошло?

— Да-да, верно, расскажи нам, как это случилось, мой ангел? — подхватил Альбер.

— Я не знаю.

— Не знаешь?

— Нет. Я шла по газону и вдруг как будто камень, что-то тяжелое свалилось с крыши и прямо мне на голову. Удар! — и больше ничего не помню…

— Это ужасно, дорогая моя! Попадись мне только этот мерзавец…

— Успокойся, мой Мишук, я ведь еще жива…

Находившийся, видимо, на супружеской диете нотариус воспринял это как сигнал и бросился было обнимать жену, но, услышав голос дочери, вынужденно остановился.

— Что за странная манера: гулять по саду в ночной рубашке в одиннадцать часов ночи! — с издевкой заметила Мишель.

Соня слегка отстранила мужа и пристально посмотрела на недоброжелательницу.

— Что же здесь странного, милочка? Представьте себе, меня мучила страшная мигрень, никакие таблетки не помогали. Вот я и подумала, может, на воздухе станет легче. Это ведь так естественно.

— Ну конечно, моя маленькая, конечно! Ты только не волнуйся. Никто с тобой и не думает спорить… — заблеял обеспокоенный супруг.

— Однако мне показалось, что Мишель…

— Дорогая, прошу тебя, не обращай внимания! Мишель сегодня что-то не в духе, уж не знаю почему… Похоже, нынешние девушки все такие — нахальные и невыносимые.

— Может, и нахальные, зато верные! — резво вставила Мишель.

Отец какое-то время молча смотрел на нее.

— Верные? Кажется, ты решила изъясняться загадками? Верные кому?

— Допустим… своим обязательствам…

— Интересно, ну что ты-то можешь в этом понимать? Помолчи-ка лучше, в конце концов ты меня рассердишь! Соня, любовь моя, прости, но я должен уходить — меня ждут клиенты.

— Да, мой толстячок, иди…

— Я приду как только освобожусь, но, если ты заснешь, не стану тебя будить.

— Как ты деликатен, мой дорогой…

Поцеловав еще раз больную в лоб, Альбер попросил дочь немного побыть с мачехой в его отсутствие. Оставшись одни, женщины с нескрываемой ненавистью взглянули друг на друга. Первой не выдержала мадам Парнак.

— Вы терпеть меня не можете, правда?

— Не то слово!

— Вот как? И за что же?

— Святая невинность! Разве не по вашей милости отец оказался в столь жалкой роли?

— Какой еще роли?

— Обыкновенной — рогоносца.

— Какие гадкие слова, — насмешливо бросила Соня, — напрасно вы слушаете сплетни.

— Тут и без посторонних ясно что к чему.

— Ну-ну!

Мишель подошла к постели.

— Вот тебе и ну! Зарубите себе на носу, мадам. На ваших любовников мне плевать. Раз отцу нравится, когда его топчут ногами, то это его личное дело! Но Франсуа вам лучше бы не трогать!

— Франсуа?

— Да-да, того самого Франсуа, с которым вы встречались ночью!

— Хотите сказать, что это он меня ударил?

— Вы же отлично знаете, что не он!

— Тогда… это вы?

— Будь это я, вы бы так легко не отделались.

Соня расхохоталась.

— Приятно видеть, моя крошка, как ревность делает из вас настоящую женщину… безоружную, правда.

— Ничего, у меня есть то, чего больше нет у вас: молодость!

Соня пожала плечами.

— Это быстро проходит.

— Да, в этом нетрудно убедиться, глядя на вас!

Мадам Парнак улыбнулась.

— Неплохо… Но успокойтесь, крошка, я вовсе не желаю зла вашему Франсуа…

— Вот это и настораживает!

— Можете думать все что угодно, Мишель, но я еще не в том возрасте, чтобы связываться с сосунками.

— Поэтому-то он все время и крутится вокруг вас.

— По-вашему, я уж и понравиться не могу?

— Конечно-конечно, Франсуа настолько вам безразличен, что вы, замужняя женщина, назначаете ему ночью свидание!

— Причем здесь свидание? Он сказал, что должен сообщить мне что-то очень важное!

— Какой все-таки дурак!

— Это верно, вы составите неплохую пару… если, конечно, не станет возражать третий, ваш отец.

— Как-нибудь разберемся, только не мутите воду!

— Мне-то зачем?.. Но вы забыли одну вещь, Мишель, — Франсуа не любит вас.

— Главное, чтоб вы не лезли, а это уже мое дело! — закончила Мишель и вышла из комнаты мачехи. В холле она наткнулась на Франсуа Лепито.

• Предыдущая
• 17/31
• Следующая